— А даже если бы это и произошло, чувства между вами только помешали бы. Он не захотел бы остаться, а искать убежища ему стало бы больше негде.
Если честно, что-то внутри меня не согласно с таким выводом. Но мы не можем знать, как было бы. Все, что остается — плясать от исходного.
Хмурю брови, облизнув губы, и складываю все сказанное этим существом неясного происхождения в единое. Молчание затягивается, мальчик лишь периодически вздыхает, иногда задирая голову к небу. Причину своего сегодняшнего передо мной появления он не спешит озвучить.
После небольшой истерики мысли мои на удивление спокойны и ясны.
— Переборщил ты с романтикой. Настолько, что святая Эльвина — главная героиня сего эпоса — ударилась с головой в любовь, позабыв о своих обязанностях. Неплохой конец, напоминающий Золушку. Бедняжка с далеких северных земель вдруг обретает положение и статус, становится звездой столицы. Вот только, обретя счастливую концовку, она совсем позабыла о своих обязанностях, верно? Пока героиня кружится на балах да примеряет платья, обстановка с порталами и чудовищами обостряется. Если вовремя не залатать трещину, она становится больше, давление усиливается, появляются новые разрывы. И силы святой уже недостаточно, чтобы все их перекрыть. Артефакты магов, которыми справлялись до появления у Эльвины силы, едва ли дотягивают до нужного уровня воздействия.
Маленький бог вздрагивает, смотрит на меня огромными серыми глазами, не отрываясь.
Продолжаю ровно:
— Баланс нарушен, мир буквально трещит по швам. И если бы только это. Земли заполоняют пришедшие из других измерений монстры, охочие до человеческой плоти. В таких условиях не избежать конфликтов. Те выжившие, что смогли укрыться с наиболее пострадавших территорий, будут искать нового приюта, безопасности. Центральный феод, после — южные, за границей ситуация тоже обострится. Земля и пропитание — ценнейшие ресурсы, за которые начнут вспыхивать войны. Недовольство правителями, доведшими ситуацию до такого абсурда, наглость дворян, выжимающих последнее у без того страдающих низов. Вдобавок к этому, раз уж существование постоянной среды под угрозой и все идет к концу света, добавятся бедствия природного характера — наводнения, лесные пожары, эпидемии и прочее…
— Как ты…
— Я права?
Мальчик не отвечает.
Облизываю губы и киваю. Да, я права. Мне не нужно его подтверждение.
— Пусть ты и создатель этого мира и всего в нем сущего, ты не всесилен. По большей части все, что ты можешь — наблюдать. А способность вмешиваться у тебя, должно быть, ограничена. Иначе до такого бы не дошло, правда? Поначалу сюжет кажется простым: два героя, любовь и парочка окутанных тайнами прошлого секретов, но все гораздо сложнее. Ошибка есть. Очень глубинная. Она в мотивации главной героини, святой девы.
За время общения с Эльвиной я поняла, что она такая, какой ее хотят видеть. Словно сама из себя ничего и не представляет.
Мне тогда казалось, что я предвзята и, как бы ни старалась, не могу воспринимать ее как цельную личность, поскольку мы с ней не созданы водить дружбу, как-никак, а Лиссандра Сваллоу изначально злодейка, мешающая героине.
Но на самом деле Эльвина — поверхностная, легко идущая на поводу у других и не имеющая стержня девица. В ней нет жертвенности или чувства ответственности за дарованную ей силу. Она эгоистка до мозга костей и сама об этом не подозревает. Шаблонный персонаж, сочетающий в себе типичные клише-свойства героинь из романов.
— Будь у нее понимание собственного положения, осознание своего предназначения и выпавшей на ее долю обязанности защищать этот мир, свою родину, Север, соотечественников — хоть что-то — до трагедии бы не дошло…Это даже не трагедия, это чистой воды апокалипсис.
— Я…я…не знал, что так… — бормочет, не в силах связать слова в предложения, пытаясь оправдаться, божественное дитя.
Это подтверждает мои догадки.
Хлопаю утешительно его по плечу, гоня прочь чувство нелепости:
— Ты еще слишком мал.
Малыш совсем повесил нос.
— Я так долго их просил, говорил, что тоже могу… Если братья и сестры узнают, мне ни за что больше не доверят ни один мир! Какой же я неудачник!
У меня дергается глаз, но я упрямо глажу божка по спине, мыча что-то ободряющее.
На землю капают горькие детские слезы, впитываются в пыль, и на их месте тут же вырастают из-под каменистой почвы и распускаются цветы. Гиацинты.
Это зрелище, в других обстоятельствах непременно вызвавшее бы у меня шок, не кажется чем-то особенным после всего услышанного и сказанного.
— Ну-ну, глупости! Еще не все потеряно. Сюжет ведь не закончен. Пока не ясно, чем все кончится. Я тебе помогу. В конце концов, здесь и мой интерес завязан. Видишь ли, мне хочется жить долго и, надеюсь, счастливо.
— Верно! — восклицает бог — этот одинокий ребенок — поднимая лицо с опухшими от плача покрасневшими глазами. — Ты права! Еще ничего не кончено!
— М-м-м. Поэтому, чтобы я тебе помогла, ты должен мне многое рассказать… Кстати, а ты можешь так и с другими растениями? С кукурузой, например? Это не токсично? Безопасно будет есть?
Возвращаюсь в поместье я ближе к вечеру. Ночь проходит практически без сна, а на следующий день нет времени даже присесть — все приготовления к приему высокопоставленных иностранных гостей требуют тщательного внимания. Как герцогиня и хозяйка я должна быть осведомлена обо всем.
— Эту комнату нам тоже привести в порядок? — дворецкий, показывающий мне убранства подготовленных для дипломатов комнат родового имения, останавливается у крайней двери на втором этаже.
Поднимаю взгляд и застываю. Внезапный холод пробирает до костей. Это место, именно здесь…
— Нет. Нет, скажите прислуге, чтобы не смели открывать. Убираться внутри нет необходимости, — тщетно пытаюсь скрыть дрожь в голосе.
— Как прикажете.
Старый дворецкий поджимает губы, косясь на меня с тревогой.
Было проще, когда я думала, что мы с Лиссандрой — разные люди. Теперь же ее прошлое — это то, что выпало пережить когда-то мне. И, признаться честно, меня совсем это не радует.
Пялюсь на закрытую дверь, резьбу на полотне темного дерева, искусно вырезанную ручку. Как бы ни хотелось, в голове вспыхивают воспоминания.
Нет! Нельзя! Нельзя поддаваться чувствам. Если падет последний барьер рациональности, за который я держусь, то похороненные и сдерживаемые долгое время эмоции накроют меня с головой и силой нахлынувшего цунами снесут с ног.
Перед глазами все плывет. Эта рябь утягивает меня назад во времени.
Ночь. Доносящийся из щели между не закрытой до конца дверью и полом свет. Мужчина, снова и снова безумно заносящий над женщиной кинжал. Ее кровь, пропитавшая ковер…
К горлу подкатывает тошнота. Во рту ощущается вкус желчи.
На слабых ногах, будто новорожденный жеребенок, разворачиваюсь и ухожу прочь, подальше от запертой на целое десятилетие комнаты.
— Ваша светлость, повар и экономка вас искали… — доносится откуда-то сбоку голос горничной.
— Потом…Мне нужно подышать.
Спускаюсь вниз по лестнице, выбегаю на крыльцо и шумно выдыхаю. Я в платье, утром оно было вполне удобным, но сейчас такое чувство, что я в тисках, словно наряд душит меня.
Всего лишь жалкий осколок прошлого, но какую он причинил боль. Страшно представить, что будет, если я расслаблюсь и потеряю над собой контроль.
Прижимаю ко рту руку, не сдерживая сил, кусаю ребро ладони. Старые шрамы от стекла вспыхивают болью. Острое ощущение возвращает меня в реальность. Я снова могу дышать. Тьма перед глазами рассеивается.
Мне нужно уйти отсюда. Как можно дальше. Куда угодно.
— Лисс?
А?
Моргаю.
Передо мной озабоченное лицо Кайдена. Медленно оглядываюсь вокруг. Я на пороге хижины. Ветерок, резво донесший меня сюда, беспокойно фырчит, напоминая, чтобы в корыто перед ним набрали свежей воды для утоления его жажды.
— Все в порядке? У тебя неважный вид.
Открываю рот, но не могу издать ни звука.
Что мне ему сказать? Есть ли вообще смысл объяснять?
После того, что я узнала от мальчика-бога, Энока, как он себя назвал, я так и не придумала, как теперь вести себя с принцем.
— Ты так бледна. Зайдешь? — Кайден протягивает руку и берет мою ладонь, тянет внутрь дома.
Его рука до ужаса горяча. Или это мои пальцы такие ледяные? Имею ли я право на его заботу? Сейчас это не важно.
Мне некуда идти. У меня никого нет. Совсем никого…
Утешь меня и позволь остаться, хотя бы на мгновение.
Мужчина помогает мне присесть на диван, уходит и снова возвращается, вложив мне в руки кружку с дымящимся чаем. Тепло быстро распространяется от согреваемых напитком ладоней по всему телу.
Сглатываю, в горле саднит от непролитых слез, хотя глаза мои по-прежнему сухи, и подношу посуду к губам, делая короткий глоток, не чувствуя при этом вкуса.
— Я думал, ты больше не вернешься.
— Ты сказал, что за все нужно платить…
— Что? — наклоняется ближе сидящий передо мной на корточках прекрасный принц, не расслышав мой хриплый и слабый голос.
Его глаза потрясающе синие. В них хочется утонуть. Без остатка.
— Позволь мне расплатиться с тобой позже.
Ведь скоро тебе тоже понадобится, чтобы тебя кто-нибудь утешил.
Подаюсь вперед и накрываю его губы своими.
29
— Просто подумай о чем-нибудь грустном.
— Не выходит, я уже пробовал. Не получается грустить, когда на душе впервые за столько времени так хорошо, — парирует Энок, скрещивая руки на груди.
Закатываю глаза и вздыхаю.
Ночь необычайно хороша, в этом божок прав. Звезды и яркая луна, нежный, чуть прохладный ветерок щекочет щеки, качая в поле побеги зеленой кукурузы, где-то вдали стрекочут сверчки и ухает сова.
— Всего-то пара слезинок на эти два ведра воды. Никто не просит тебя рыдать, — смягчаю голос, теряя в душе терпение.