иной. Мне даже жаль его стало: ну как еще он мог бы привлечь к себе внимание? На работу не пошла. Была у адвоката. Он посоветовал обдумать мотивы развода. Что-то не внушает он мне доверия. Пошла в кино на дневной сеанс. Фильм был цветной, там маленький ребенок обеими ручками выдвигал из шкафа огромный ящик и все смотрел куда-то вверх. Больше ничего не запомнила. Потом — домой; он уже пришел. Надо бы уничтожить эту писанину; там три четверти — о нем. Интересно, смогу ли я начать новый дневник? Несколько раз он пытался заговорить со мной; стучался в дверь. Я спросила: «Кто там?» Он не ответил и ушел в гостиную. Весь вечер я чувствовала, что он за мной шпионит. Ночью мне понадобилось в ванную, а потом я по привычке прошла в спальню. Он теперь спит в гостиной. Утром (позавчера) я заметила, что пятно с ковра он стер. Когда я шла через гостиную, он привстал с дивана. Утром пулей вылетела из дому — он даже рта открыть не успел. Дома я все время слышу, как он ходит по гостиной из угла в угол, заходит в ванную, включает воду в кухне. Такое впечатление, что все это он проделывает только для того, чтобы я его слышала. Тоже мне, нашел себе надзирателя. Вчера — ничего особенного. Утром — на работу, вечером — домой. Так и живу в дальней комнате. Ночью несколько раз просыпалась, но было тихо. Шефине я сказала, что все утряслось. По-моему, она не поверила. Алина все еще глядит на меня с иронией, но ничего не говорит. Она наверняка обо всем пронюхала. Писать на раскладушке ужас как неудобно. И стены тут такие голые!
6.VIII. Я больше не готовлю. Стараюсь не входить в кухню — грустно как-то. Банки из-под консервов кидаю в мусорное ведро — их там уже целая куча. Ужинаю на подоконнике, прямо здесь. А вот Алина обедает в столовой неподалеку от нашей парикмахерской. Это был бы выход. В конце концов, мне абсолютно безразлично, что она обо мне думает. Снова была у адвоката. Он говорит, для развода нужны более веские основания. Даже намекнул, что сам мог бы подыскать что-нибудь подходящее. Как это цинично: «Наши законы направлены на сохранение семьи». — «А если семья превращается в мышеловку?» — спрашиваю. А он в ответ: «Это обстоятельство не является достаточным основанием для развода». Тоже мне — остряк. Постараюсь найти другого адвоката.
7.VIII. После обеда Алина шепнула мне, чтобы я взглянула в окошко. У меня была клиентка на укладку. Я тихонько выглянула. Он стоял на тротуаре, облокотившись на парапет, и курил. Алина как раз освободилась, и сперва я хотела попросить ее закончить укладку за меня. А потом подумала — а вдруг он заметит? Я довольно быстро справилась сама, но оч., оч. разнервничалась. Надо же, за мной уже шпионят! Я вышла и сразу предупредила его, чтобы он не смел ко мне приближаться. Он шел за мной по пятам до самой остановки. Меня так и тянуло обернуться — будто это я за ним шпионю. Ужасно нервничаю.
8.VIII. Алина купила у своей клиентки золотую цепочку и серьги — тоже золотые. Недорого! Хочет пустить их на обручальные кольца. Весь день только и слышно было, что об этом ее женихе. Утверждает, что он сделал-таки ей предложение. Я ее даже пожалела: она ведь не знаю уж в который раз рассказывает, что вот-вот выйдет замуж. Она отпросилась у шефини и поехала в центр, в сберкассу. Ну и зря! Что ни говори, а обручальные кольца это забота жениха. И шефиня ей сказала то же самое. А Алина — ну и нахалка! — заявила, что ей-то есть для чего и на что купить обручальные кольца, не то что некоторым. Шефиня смолчала. Мы с ним перебросились парой слов в гостиной. На ковре еще виден след от пятна.
11.VIII. Все-таки надо бы вырвать отсюда кое-какие страницы. Вообще-то мне даже хотелось бы, чтобы он на них взглянул — конечно, при условии, что я сама их ему прочту. Наверное, я себя еще плоховато знаю. Я просто уверена была, что ни за что с ним не помирюсь.
12.VIII (воскресенье). А он взял да и обнял меня. Прямо в столовой. Так мы и стояли, не проронив ни слова; даже не взглянули друг на друга. Я, конечно, сначала попробовала вырваться; кажется, я и вправду хотела, чтобы он меня отпустил. А потом вдруг смотрю — я, оказывается, сама так и вцепилась в него. Весь вечер мы не разговаривали — отвыкли. И утром обоим было как-то неловко. Мы так давно не завтракали вместе! Все, что раньше я считала таким скучным: заваривать чай, делать бутерброды, — в это утро показалось мне просто-таки чудесным. Я ничего ему об этом не сказала, но, по-моему, он и так догадался.
Алина с шефиней все никак не помирятся.
Сегодня он не пошел на футбол; мы весь день были вместе.
16.VIII. День за днем — сплошные развлечения. Два раза ходили в кино. Не пойму, что такого все находят в Питере О’Туле. Глаза у него как у настоящего сумасшедшего, голос хриплый и движения какие-то нелепые. Напялил ржавые железки и скачет в них — ну, шут гороховый, да и только. А Софи Лорен мне понравилась. Интересно, сколько ей сейчас лет? Влад был в восторге от фильма; говорит, в книге все гораздо скучнее. Мы с ним даже поспорили из-за этой книги: он считает, что «Дон-Кехот» состоит из одного тома, а по-моему, их там несколько. Под конец я сказала, что он прав.
Позавчера были у папы. Он сделал вид, что ничего не знает, а когда Влад вышел в ванную, посмотрел на меня с намеком, словно шантажировал. Мне стало ужас как не по себе. Никогда больше ни о чем ему не расскажу! С тех пор как не стало мамы, он изменился до неузнаваемости. Позавчера он выглядел таким неряхой — еще хуже, чем в последнее время. И как только эта женщина его терпит?!
Вчера были у наших Замфиреску. По-видимому, Влад прав насчет него. У них дом просто ломится от дорогих вещей. В гостиной наклеены потрясающие фотообои — горный пейзаж зимой. Я глаз не могла оторвать! Она спросила: ну как, нравится? Влад тут же выкрикнул: «Да!» — я и рта раскрыть не успела. У них есть еще один рулон — они нам показывали: бумажные полоски, скрученные и упакованные в картонную трубку. Мы решили его купить; договорились, что заедем на следующей неделе. Очень дорого, но зато можно перестать ломать голову, что повесить на стену. Он весь вечер рассказывал всякие любопытные истории о своих рейсах. Влад слушал как зачарованный…
17.VIII. Сегодня Влад спросил: что, если он год-другой поработает за границей? Я заплакала; он так и сказал: «недолго — год-другой…» Я ответила: неужели я тебе надоела? А он психанул и хлопнул дверью. Вернулся только в половине двенадцатого ночи, дыша перегаром, и улегся в дальней комнате.
18.VIII. Наутро я сказала ему, что, по-моему, сначала надо бы купить магнитофон, а уж потом мебель на кухню. Он не ответил; ушел, даже не позавтракав. Не пойму, что с ним творится…
21.VIII. Купили телевизор. Поставили в гостиной. Изображение очень качественное. Посмотрела фильм про войну — сплошной кошмар! Влад досмотрел всю программу до конца.
22.VIII. Жених Алины ограбил ее и скрылся! Мало того, что оставил ее без гроша — еще и драгоценности для обручальных колец с собой прихватил. Шефиня уговаривает ее заявить в милицию, а она — ни за что! Жаль ее.
Разве я смогу прожить целых два года без Влада? Надо, чтобы он и думать забыл о работе за границей — другого выхода нет! Странно, почему он не согласился купить вертушку. Он же без музыки жить не может, хоть и ни слова не говорит об этом.
23.VIII. Влад вернулся с парада около двух. Устал. Спал до шести вечера. Потом поехали к Замфиреску, за обоями. Почти сразу ушли — я сказала, что у меня голова раскалывается. Все боялась, как бы ее муж опять не начал рассказывать. Влад так и не догадался, почему я хотела уйти как можно скорее. Расстроился, но промолчал.
24.VIII. Хотели съездить в Бэнясу, в зоопарк — это Влад придумал. Кончилось тем, что весь день просидели дома у телевизора. Обсуждали, какую мебель купить на кухню. Я прикинула — мы можем позволить себе полный гарнитур. Правда, тогда от папиных денег ничего не останется. Мы и так уже изрядно стеснены в средствах из-за взносов за мебель. Теперь буду экономить каждый грош. А в центре я видела столько миленьких вещичек! Владу ничего не сказала — боялась, как бы он снова не завел разговоры о загранице. Как бы я хотела купить ему маг!
27.VIII. Вчера опять зашли к Замфиреску — поучиться, как клеят обои. Она была одна. Он ушел в рейс. Просидели до полуночи; она никак не хотела нас отпускать. Ей-то что — небось в шесть утра мужа не будить. Играли в макао и в преферанс. Домой добрались только в половине первого. Хорошо, что он был в рейсе; я и не заметила, как время пролетело. Зато она весь вечер только и говорила, что о его больном желудке. Я лично ничего против него не имею, но слава богу, что он болен. «Как по-твоему, они счастливы?» — спросила я у Влада. Он не ответил.
Сегодня после обеда была у гинеколога. Теперь у нас другой доктор — наша Швабу уволилась. Я ему рассказала про ту операцию в прошлом году; кажется, ему можно доверять. Однако, когда он спросил, кто же все-таки делал мне аборт, я смолчала. Осмотрел меня. Это было ужасно. Я кричала от боли, а эти садистки медсестры меня держали. Потом он стал допытываться, очень ли я хочу иметь ребенка; а я даже говорить не могла — как зареву! Вообразила, что нет никакой надежды. Хочу ли я иметь ребенка! А он, оказывается, хотел сказать, что лечение будет очень мучительным и, может быть, продлится несколько месяцев. Он говорит, женщины почти все отказываются — не выдерживают. Вечером все выложила Владу; не сказала только о том, как это больно и какие садистки эти медсестры. Ему вредно волноваться; пусть думает, что я хожу на уколы. Все-таки он здорово распереживался. Если бы он только знал…
29.VIII. Алина все же заявила в милицию. Говорит, все мужчины — свиньи. Наши девочки подняли ее на смех; она разрыдалась. Шефиня стала ее защищать. Уже несколько дней их водой не разольешь.
Начала лечиться. Боже, как больно!
30.VIII. Отпросилась с работы. Купили мебель на кухню. Наконец-то! Довезли в целости и сохранности на грузовике. Влад позвал двоих ребят с фабрики; договорились, что Влад им поможет, когда понадобится; у них тоже проблема с мебелью. Оба скоро женятся. Вместе с ними мы все расставили и повесили; потом пили кофе. Им понравилась моя наливка. Влад отнес на помойку старый кухонный стол и шкафчик. Когда я увидела, как он их выносит, у меня слезы на глаза навернулись. Я так к ним привыкла! А Влад: «Прости-прощай, старье!»