Все разваливалось на куски, а Рис, наследник семейного состояния, не делал ничего, как и раньше. Дедушка Миклош продолжал время от времени одаривать его многозначительным взглядом и приговаривать, мол, «все это станет твоим», но Риса это, похоже, ничуть не беспокоило. Рис не вглядывался в чахнущие растения, ломая голову, что же могло пойти не так. Не волновался о деньгах, а если и волновался, то ничего мне об этом не говорил. Дом мог бы даже рухнуть, а Рис просто ушел бы жить в лес. Он то бродил по дому, выискивая Артура, то веселился на улице с дедушкой Миклошем, как будто совершенно не беспокоясь ни о чем на свете. С какой стати дедушка решил, что дом должен унаследовать Рис? Сейчас он явно ничего для этого не делал.
– А ведь это не лишено смысла, – сказала Лума. – О нем всегда заботились больше всего. С самого рождения к нему относились иначе. Думаю, они боялись, что он умрет.
Мы с Лумой сидели в ее комнате. Беспорядка там было больше, чем обычно, повсюду висели платья и сорочки: на спинках стульев и на старой деревянной лошадке-качалке, на ручках ящиков комода, загораживавшего теперь дыру, которую они с Рисом прогрызли в стене между своими комнатами, когда были помладше. Несколько раз за последний месяц, сидя у нее в гостях, я слышала, как Рис скребется в заднюю стенку комода, чтобы его впустили.
– Рис все время спрашивает меня об Артуре, – сказала я. – Вчера спросил, не приходит ли он к тебе, пока никого нет рядом.
– Не приходит, – ответила Лума. Она хотела, чтобы это прозвучало беззаботно, но в голосе ее слышалась горечь. Она откинула волосы с плеч за спину и принялась поворачиваться к зеркалу то правым боком, то левым, разглядывая хрустальные серьги. – Он настоящий джентльмен.
У меня снова возникло это чувство, эта тоска, которую я пыталась игнорировать. Мне так хотелось самой поговорить с Артуром, а не слушать, как Лума рассказывает о нем. Или… еще что-то. Мое горло сжалось и зачесалось. Я подняла взгляд на Луму, надеясь, что она не поймет, о чем я думаю.
Кроме того, мне было ее немного жаль. Она никогда в жизни не сможет быть вместе с кем-то вроде Артура, с человеком, у которого всегда наготове что-нибудь остроумное.
– Ах, да, раз уж мы заговорили об Артуре, – сказала Лума. – Я чую его на лестнице. Интересно, зачем он пришел?
И тут кто-то постучал в мою дверь, дальше по коридору и окликнул меня:
– Элеанор?
– Она со мной, минутку, – крикнула Лума. И тут же надела шелковый халатик и чуть одернула, оголив плечи. Это было так глупо, что я даже разозлилась. – Входи.
Артур открыл дверь. И посмотрел на меня.
– Вы еще не передумали брать семейные дела в свои руки? – спросил он.
– Не передумала, – сказала я и встала. – А что?
– Мы с вашим отцом как раз рассматриваем некоторые финансовые дела, – сказал он. – Мне кажется, он собирается свернуть бизнес по продаже экстрактов и продать все связанное с ним имущество. Если вам есть что на это сказать, то подходящий момент настал.
– Мне придется этим заняться, – сказала я Луме.
Я надеялась, что эта фраза прибавит мне важности, но сестра лишь пожала плечами, помахала Артуру, плюхнулась на кровать и погрузилась в «Грозовой перевал». Уходя, я плотно прикрыла за собой дверь.
– Спасибо, что рассказали, – сказала я. – Думаете, отец расстроится?
– А вас это тревожит?
– Нет, – сказала я. – Это важно.
– Хорошо.
Я прошла вслед за ним в библиотеку. Когда я приходила сюда на днях, дверь была заперта, теперь же она оказалась открыта, ключ торчал в замке. Было темно, но в свете единственной лампы я увидела отца, сидящего за столом бабушки Персефоны. На носу у него неуклюже сидели ее очки для чтения. Перед ним были разложены разные бланки. Когда я вошла, папа поднял голову.
– Элеанор, – сказал он. – Чем я могу тебе помочь, дорогая?
Он никогда не называл меня дорогой. Пытается меня задобрить. Я этого не потерплю.
– Ты не станешь продавать все деловые активы, – сказала я. – Бизнес по торговле экстрактами остается.
– Никто из нас не собирался заниматься им. – Он снова уткнулся в бумаги, и мне потребовалось время, чтобы понять: он сказал все, что собирался.
– Заниматься им буду я, – сказала я. – Бабушка Персефона оставила мне указания.
– Когда я в прошлый раз видел растения, выглядели они не лучшим образом, – мягко сказал папа. – Кроме того, тебе нужно сосредоточиться на учебе.
– В школу я не вернусь.
– Твоя бабушка ясно дала понять, чего она хотела.
– Я только что сказала тебе, чего она хотела!
Отец сгреб бумаги в одну стопку, посмотрел на нее и перевернул.
– Имение принадлежит Рису. Я поговорил с Рисом, и он сказал, что бизнес нужно продать, потому что он не собирается «возиться с цветочками». Думаю, так будет правильно.
– Ты просто не способен сказать ему «нет», – воскликнула я. – Почему, кстати?
– Элеанор, это мужские дела.
– Как те дела, которые вы с Артуром на днях обсуждали в зале?
Несмотря на жар от собственной бравады, даже я ощутила, как похолодел воздух. Артур ухмыльнулся. Отец в ужасе буравил меня взглядом. И я вдруг поняла, что я ему совершенно не нравлюсь. Ни капли.
– В ночь смерти моей матери вы с ней были наедине, без свидетелей, – сказал отец. – Последние девятнадцать лет мой отец каждый день повторял, что намерен сделать Риса наследником имения. Я никогда не слышал от моей матери возражений. Теперь она мертва, а ты утверждаешь, будто она завещала все тебе. Прямо передо мной лежит копия завещания, где сказано, что все принадлежит Рису. У тебя есть другое завещание? Или что-то еще помимо очень странных выдумок о моей недавно почившей матери, которую ты толком и не знала?
– Я не лгу, – возразила я. – Папа, я думаю, лучше было бы…
– Майлз, – вмешался Артур. Он подошел к отцу и опустил ладонь ему на плечи, отчего на папином лице появилась эмоция, которую я не смогла распознать. – Думаю, тебе стоит повнимательнее перечитать завещание.
Отец опустил взгляд на листок.
– Тут сказано… погодите-ка.
– Что там? – спросила я.
– Артур, что это такое?
Артур склонился над столом.
– Похоже, тут говорится, что поместье принадлежит Рису, – сказал Артур. – За исключением материалов и активов, касающихся бизнеса по продаже экстрактов, который переходит Элеанор.
– Я готов поклясться, что Элеанор по завещанию должна была получить только книги из библиотеки Персефоны и ее инкрустированный жемчугом туалетный столик… – Он поднял взгляд на Артура. – Как такое произошло?
– Не понимаю, о чем ты, Майлз.
В неописуемой ярости отец уставился на меня через стол. Теперь он был похож на Маргарет, когда та назвала меня предательницей. Я ведь даже ничего не сделала, но теперь он тоже считает меня таковой.
– Прекрасно, – сказал отец. – Я намеревался перевести эти деньги в инвестиции, но теперь, раз уж тебе вздумалось продолжать этот бизнес, мы лишимся большей части дохода. Поскольку у большинства из нас нет работы, нам, вероятно, придется покинуть город и продать дом, в котором твой дедушка счастливо и в безопасности прожил большую часть жизни. Уверена, что хочешь пойти против моего решения?
Быть может, об этом и предупреждала та карта: башня, падающие люди… Я представила, как мы вколачиваем табличку «ПРОДАЁТСЯ» в газон перед главным входом. Как погружаем сундуки в грузовик и уезжаем. Мне захотелось умереть. Но ведь бабушка сама велела мне позаботиться о растениях и о людях. И вообще, что может знать отец?
Я перевела взгляд на Артура. Его лицо ничего не выражало, но мне хотелось верить, что он меня поддерживает. В конце концов, он же привел меня сюда, не так ли?
– Я справлюсь, – сказала я. – Прошу, поверь в меня.
Отец встал.
– Что ж, в таком случае – это твой стол, – сказал он. – И твое совещание с твоим бухгалтером. Надеюсь, ты понимаешь, во что ввязываешься.
И он ушел, захлопнув за собой дверь.
– Он меня ненавидит, – сказала я, садясь за стол.
– Думаю, вы преувеличиваете, – сказал Артур. – Скорее, он вас боится.
– Но ведь это еще хуже?
– На страхе можно строить отношения. И не всегда ужасные.
Я сидела, уставившись на груду бумаг передо мной.
– Растения погибают, – сказала я. – Но я ей обещала, перед самой ее смертью, что позабочусь о цветах и обо всем остальном тоже. Что мне теперь делать?
– У вашей бабушки был талант к воскрешению, – сказал Артур. – Возможно, это у вас в крови.
Он пытался на что-то намекнуть, я это чувствовала. Я подняла на него взгляд, вгляделась в лицо. Но на нем было невозможно ничего прочесть. Я по-прежнему не видела его глаз из-за этих очков. Но сейчас мне было не под силу решить эту загадку. Я стала владелицей бизнеса. Мне было о чем беспокоиться.
– Хорошо, – сказала я. – Помогите мне с финансами, а потом я попробую поискать какие-нибудь ее записи касательно растений.
Мы не один час провели, просматривая бумаги. Артур вел книгу учета размером с том энциклопедии, в которой были зафиксированы все доходы и расходы за последние пятьдесят лет. Страницы от старости стали хрупкими и пожелтели. Впервые я испытала благодарность к сестре Катерине за ее бесконечные лекции о сложных процентах. Наконец, Артур сложил пачку бумаг в стопку и пододвинул к себе.
– Пойду отправлю это, – сказал он. – Всего доброго, Элеанор.
– Подождите, – сказала я.
Он остановился.
– Почему вы пришли за мной? – спросила я. – И изменили завещание, прежде чем я пришла сюда – ведь это сделали вы. Для чего?
– Вы же сказали, что этого хотите.
– Вы всегда даете всем то, чего они хотят?
Его лицо стало серьезным.
– Всегда.
– Вы опять на что-то намекаете, – сказала я. – Все время вы на что-то намекаете. Почему бы просто не сказать то, что вы хотите?
Он наклонился ко мне через стол, так что наши лица оказались совсем близко друг к другу. От него странно пахло, как будто не человеком, а какой-то вещью: шерстью, кедром, нафталином. Кожаными ботинками, монетами. Мне хотелось броситься через весь стол и разорвать ему горло, или что-то вроде того. Он разлепил губы, словно хотел меня поцеловать или что-то сказать. Я подумала: он задерживает дыхание? Я не видела, чтобы он выдыхал, но от него словно шел какой-то воздух и нес запах одновременно чистоты и застоя. Так пахнут большие пустые дома.