– Я не должна была делать то, что сделала. Никогда.
– У тебя были на то причины, – отвечает он. А затем головой вперед лезет в яму, в которой он живет, и берет в руки книгу, игнорируя и меня, и звуки сверху. – К счастью, она забыла изгнать меня. Могу, по крайней мере, почитать, пока жду, умрет она или нет.
Я шепчу ему в темноте:
– Звучит так, будто ты расстроен.
– Я ее не люблю, если ты об этом, – говорит он. – Мне нужно от нее лишь одно: чтобы она спасла меня.
Я не стану говорить ему, что так все обычно и начинается: с эгоизма, амбиций, со страсти или отчаяния. Что любовь поначалу ощущается как что-то, во что тебе хочется впиться зубами, а заканчивается тем, что она проглатывает тебя целиком.
11
На мгновение я стала кем-то другим. Перенеслась в прошлое, где смотрела, как группа взволнованных женщин толпится в пустом зале, крепко цепляясь друг за друга в ужасе, пытаясь мне что-то объяснить. Но потом я стала сама собой и вернулась в настоящее, в тот же зал, теперь увешанный портретами. Бабушка Персефона хотела дать мне знать, что она здесь. Что она меня не бросила.
Я сделала глубокий вдох, а grand-mère жестом пригласила меня в столовую.
– Не могла бы ты подойти и сесть здесь со мной? – спросила она. Я не двинулась с места. – Не хочу заставлять тебя.
Я прошла за ней в столовую, отец топал за нами следом. Grand-mère уселась и, когда я сделала то же самое, сложила ладони вместе и приветливо улыбнулась мне через стол.
– Зачем ты сделала его таким? – спросила я.
– Это было необходимо, – ответила она. – Он был полезен, и я не хотела от него избавляться, но он вел себя неподобающе. Я сделала то, что должна была.
– Он был не твоей вещью, – сказала я. – Он был моим отцом.
– О, это приходит и уходит, – сказала grand-mère. – Когда доживешь до моих лет, сможешь посмотреть на это проще. Я не сомневаюсь, что ты со временем все поймешь.
– Сколько тебе лет?
Она пожала плечами.
– Я не веду счет таким вещам.
– Сколько лет маме?
– О, она довольно молода. Может, две сотни. Эта информация тебе как-то поможет?
Значит, grand-mère действительно очень много лет.
– Итак, – продолжала она. – Думаю, мы обе понимаем, что все пошло не очень хорошо.
– Ты делала это и раньше.
Она кивнула.
– Мне приходится, время от времени. Чтобы остаться в живых. Но иногда я использую свои силы и для других целей.
Я представила, как она делает это на протяжение веков. Приезжает в очередной дом, а потом берет на себя управление: одними командует, других поглощает, при этом смеясь, шутя и устраивая банкеты. Мне подумалось, что эти ее ухищрения могут продолжаться долго, если она будет достаточно осторожна.
– Дедушка говорит, ты пыталась съесть его, когда он был еще молод, – сказала я. – Все это время ты пыталась его выследить?
– Я определенно не могла забыть его все эти годы. Какой интересный экземпляр! Но я и не подозревала, что он здесь, пока мне не написала твоя мать. А потом я приехала и увидела здесь вас. Так много, и все такие… интересные. Полезные.
– Теперь ты убьешь меня? – спросила я.
Это, кажется, ее ошарашило.
– Элеанор, – сказала она, – как такое могло прийти тебе в голову? Нет, разумеется, нет. – Она протянула руку и дотронулась до моей ладони; я оттолкнула ее. – Ты такая же, как я, и я желаю только лучшего для тебя.
– Тогда оставь меня в покое.
– О, этого я сделать не могу, – сказала она. – Ты еще очень юна, и у тебя почти ничего нет. Внутри меня целая армия. – Она дотронулась обтянутой перчаткой рукой до своего горла. На шее у нее по-прежнему белела повязка. – А у тебя нет. Тебе необходимы какие-нибудь сильные существа, которые помогут тебе начать развиваться в этом мире. Когда ты написала мне, ты попросила у меня помощи. Вот помощь, которую я могу тебе дать, милая моя. Ты – величайшее достижение твоей матери. Ты моя единственная наследница. Я не могу тебя отпустить.
– Ты убила моего отца.
– Я должна была сохранить его для тебя, – сказала она. – Я хотела, чтобы ты владела ими всеми. Чтобы ты забрала их с собой и владела ими вечно. Но, к сожалению, этому уже не суждено осуществиться.
Я отчаянно заозиралась.
– Погоди. Где мама? Она еще здесь?
– Думаешь, я могла бы ей навредить?
– Я хочу увидеть ее сейчас же.
Grand-mère махнула рукой.
– Тогда найди ее. Я не буду ограничивать тебя в твоем собственном доме.
Я встала, глядя на нее с недоверием. Она пожала плечами. Я прошла мимо нее, мимо отца, поднялась по ступенькам к ванной на втором этаже. Постучала в дверь.
– Мама!
– Да? – отозвался настороженный голос изнутри.
– Это я. Элеанор.
Я открыла дверь. Мама сидела в ванне, в воде по самый подбородок. Судя по ее лицу, она только что плакала.
– Это ты? – спросила я. – Скажи мне что-нибудь, что кроме тебя никто не может знать.
Она посмотрела на меня пристально и с недоверием.
– Когда ты была маленькой, я уже знала, что ты из себя представляешь, – сказала она. – Видела, как ты приказываешь Рису и Чарли. Я велела тебе прекратить, объяснила, что если ты будешь так делать, то никогда не будешь знать, кто твой друг на самом деле. А ты расплакалась.
Я плотно закрыла за собой дверь и подбежала к ванне. Потянулась к маме и обняла ее изо всех сил. Потом, отстранившись, я увидела, что испачкала ее лицо грязью из подвала.
А потом я потянулась к крану. Ванная наполнилась шумом воды. Я наклонилась как можно ближе и заговорила шепотом:
– Мама, – сказала я. – Мы не можем позволить ей это сделать. Ты должна сказать мне, как ее остановить.
– Я не могу сказать тебе этого, – прошептала она в ответ. Потом хотела добавить что-то еще, но не смогла, и попыталась снова. – Она велела не рассказывать. И я не могу. Видишь? Не могу.
Она вцепилась в меня мокрыми пальцами. Я заставила себя посмотреть ей в глаза.
– Ты не можешь сказать, потому что она тебе не позволяет?
Мама кивнула.
– Что ж, – сказала я. – Ты можешь рассказать мне прямо сейчас.
Она раскрыла рот и в изумлении приложила к губам ладонь.
– Она бывает очень слабой после того, как проглотит очередного человека, – сказала она. – И сильно устает, если пытается контролировать сразу нескольких людей. – Она заметила разочарование на моем лице. – Не знаю, могу ли я еще чем-то тебе помочь. Разве что…
– Что?
– Она тебя любит, – сказала мама. – По-настоящему.
– Ты что, ее защищаешь?
– Нет. Я помогаю тебе.
Раздался стук в дверь.
– Элеанор? – позвала меня grand-mère.
Едва я открыла, мама скользнула под воду.
– Ты убедилась? – спросила grand-mère.
Я оглянулась через плечо.
– Да.
– Тогда достаточно, – сказала она. – Спустишься со мной?
Я заметила, что она специально строит вопросительные фразы. И последовала за ней.
– Если ты действительно хочешь отсюда уехать, – сказала она, когда мы вернулись в столовую, – то это можно устроить. И я пойду тебе на уступку. Ты можешь оставить остальных членов семьи здесь, если хочешь. Сомневаюсь, что они будут нас искать. Но прежде чем ты сможешь покинуть этот дом, ты должна забрать одного из них. Для защиты. Думаю, лучше всего подойдет мальчик.
– Рис?
Она кивнула.
– Он силен и быстр. Его тело очень пригодится тебе. Ты сможешь даже вселиться в него, когда подучишься. Когда путешествуешь, полезно иметь мужчину под рукой. Мы с тобой даже можем пойти разными путями, если хочешь. Я не стану заставлять тебя оставаться со мной.
Я медлила.
– Как только мы уйдем, остальные члены твоей семьи смогут делать все, что им заблагорассудится, – сказала она. – Твои сестра и дедушка вернутся из леса домой, мама будет сидеть в ванне столько, сколько захочет, тетя продолжит мирно готовить и убираться. Они будут счастливы. И сомневаюсь, что они будут сильно по тебе скучать. – Она нахмурилась. – Никто из них никогда не понимал тебя так, как я.
Она могла бы заставить меня делать то, что она хочет. Но мама сказала, что grand-mère любит меня. Она хотела, чтобы я сама пришла к нужному ей выбору. Я буду сильнее, если смогу заставить ее поверить, что я все еще такая же, как она. Так у меня будет больше сил на спасение моей семьи, на спасение Риса.
И я заставила себя расплакаться. Это оказалось не так уж сложно: достаточно было посмотреть на отца, сидевшего на полу у ног grand-mère в ожидании новых приказаний. Я подумала о дедушке в лесу. Об Артуре, сидящем где-то во тьме под нами.
– О, – сказала grand-mère. – О, моя дорогая.
Она шагнула вперед и заключила меня в объятия. Я заставила себя не отшатнуться. Пока она меня обнимала, я чувствовала, как под ее кожей извиваются какие-то фигуры. Я вообразила птиц, рыб, воинов и даже такое, чему не смогла подобрать названия.
Другого выхода нет, подумала я. Я не смогу уйти, пока не съем кого-нибудь. Но, может быть, я смогу отвлечь ее на достаточное время, чтобы все остальные смогли уйти. Она запретила мне выпускать Риса из комнаты. Но что, если он будет вне комнаты?
В моей голове начала формироваться идея, но я не спешила действовать. Я рыдала в руках grand-mère до изнеможения. Она отправила меня наверх, в постель, а потом прислала Маргарет с миской супа. Я съела, сколько могла, и тут ко мне снова пришла grand-mère, чтобы поговорить со мной еще, рассказать о чудесных местах, куда мы сможем отправиться, когда останемся вдвоем. Я слушала, опустив голову ей на плечо, а она гладила меня по волосам.
– Думаю, я бы хотела увидеть Калифорнию, – сказала я наконец.
– Это ерунда, – ответила grand-mère. – Ты по-прежнему просишь меня о таких мелочах. Как бы я хотела, чтобы ты пожелала большего. Ты заслуживаешь лучшего.
– Я не знаю, как просить, – сказала я. – Можно мне подумать какое-то время? Обо всем этом? Я хочу поехать с тобой. – Я не сводила с нее глаз, хоть мне и хотелось отвернуться. – Хочу посмотреть вместе с тобой мир. Но мне нужно время, чтобы отпустить это место. Ту, кем я была прежде.