Кашлял.
Задыхался.
Его чуть не вывернуло на изнанку, пока он освобождался от всего, что скопилось у него внутри — грязи, грусти, одиночества. Лоб покрылся испариной.
Бока болели.
Горло жгло.
Его всего трясло.
А он все не мог остановиться. В нем было так много того, что хотелось смыть, так много черноты внутри, что он просто не мог остановиться.
Он боялся, что если так и не остановится, то сердце тоже выскочит вслед со всем остальным, хоть от него и так осталось совсем немного. От его сердца так мало осталось, что невозможно было отдать еще кусок и остаться живым.
Когда рвота наконец прекратилась, Джейк оттолкнулся руками от унитаза и наклонился вперед, уткнувшись лбом в холодную плитку пола. Соскользнувшие вниз ладони, прижались к полу. Медленно подняв их, Джейк обхватил голову.
И тогда раздался этот звук. Этот странный, надтреснутый звук. Словно что-то ломалось или крошилось. И только когда потекшие по щекам горячие слезы закапали на пол, Джейк понял, что эти звуки издает он. Его рот был открыт, но из горла выходили лишь полузадушенные, хриплые, рваные всхлипы.
И больше ничего.
Ему хотелось выть, рыдать и стонать, но были лишь обжигающие слезы.
Горло чем-то забилось, как и нутро. А он-то решил, что избавился от всего, что скопилось внутри. Но в нем еще осталось достаточно горечи и боли, которые мешали, не давали крикам сорваться с губ.
Все, что у него было — горячие слезы и безмолвные, хриплые стоны.
— Моц? — прошептал Аарон, когда Джейк побелел, как простыня. — Моц?.. Джейк?
Его голос становился все тише и неувереннее, пока Джейк смотрел на него и, казалось, не видел. Он смотрел на него тем отсутствующим взглядом, который Аарон ненавидел. В его глазах были одиночество и потерянность.
Аарон ненавидел этот взгляд.
Зачем он это сказал? Зачем? Аарон не понимал, почему эти слова вырвались у него, и ему до боли хотелось забрать их назад.
Сделать все что угодно, лишь бы не видеть таких глаз у Джейка.
Глаз, от которых сердце рвалось на части.
Джейк весь поджался, ушел в себя, и Аарон протянул руку, чтобы коснуться его пальцев. Он вздрогнул всем телом, когда Джейк поспешно отдернул свою руку. Этот невольный рефлекс, короткое движение, вызванное желанием отстраниться от него, потрясло Аарона, надломив что-то в душе. Джейк никогда раньше не отстранялся от него.
Никогда.
Аарон не знал, что делать.
Но прежде чем он что-то успел придумать, зазвонил телефон, и ему пришлось отвести взгляд от глаз Джейка и быстро ответить на звонок, чтобы тот не разбудил Мило. Услышав в трубке голос Элисон, он снова повернулся к Джейку сказать ему, кто звонит, и наткнулся на все тот же отсутствующий взгляд. Джейк застыл и не шевелился.
— Это Элисон, — прошептал Аарон.
Джейк никак не показал, что услышал его. Джейк все еще не двигался.
Аарон решил выйти из комнаты, чтобы не беспокоить разговором Мило. И, если уж быть до конца честным, чтобы сбежать от этого взгляда Джейка и собраться с мыслями.
Чтобы придумать план.
Придумать, что сделать, чтобы не было больше этого взгляда.
Или, по крайней мере, примитивную машину времени, которая бы вернула его на пять минут назад, когда он еще не сказал эти слова.
Когда еще не было так больно в душе.
Он побрел в кухню, даже не вслушиваясь в то, что говорит Элисон, все еще видя побелевшее лицо Джейка, его потерянный взгляд.
— Аарон! Алло! Ты слушаешь меня, маленький мерзавец? — кричала Элисон в трубку.
— Он ничего не сказал, — пробормотал Аарон, прошел в угол кухни и, повернувшись спиной к стене, соскользнул по ней на пол.
— Кто? О чем ты говоришь?
— Я думал, он будет бороться за меня. Я думал, может быть… после того, что ты сказала… И ничего. Он даже ничего не сказал. Почему?
— Почему кто чего-то там тебе не сказал? О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Джейк. Он ничего не сказал. Не спорил. Не ругался. Не сказал мне: «Нет, ты не можешь». Он вообще ничего не сказал.
— Что ты сказал ему, Аарон? — тихо спросила Элисон.
— Сказал, что я согласился.
— Согласился на что?
— Он не боролся за меня, Эли. А я думал, что может быть будет…
— Черт тебя подери, Аарон, скажи мне, блин, о чем ты говоришь! На что ты согласился, и почему Джейк не говорит с тобой?
— Мэтт попросил меня переехать жить к нему. Три дня назад. Сказал, что любит меня и хочет, чтобы я все время был рядом, потому что он скучает, когда меня нет. Мне никто никогда не говорил такого, никто не хотел быть со мной все время.
— Никто? Ты правда так думаешь? Тогда что означают звонки Джейка посреди ночи, когда ему необходимо услышать, что ты здесь? Что означает то, что он идет к тебе домой, зная, что ты там будешь, когда вообще почти никуда не выходит из своей квартиры? Что еще, мать твою, это может означать, как не то, что он скучает по тебе и хочет все время быть рядом с тобой?
— Я знаю это, но он никогда мне этого не говорил. Он никогда не говорил этих слов вслух, как это сделал Мэтт. С ним я никогда не могу быть уверен. Одну минуту я думаю, что может быть, только может быть… а в другую — он отворачивается от меня, и я похож на какую-то глупую девчонку, ожидающую, когда объект ее желания принесет ей шоколадки, цветы и сонеты.
— Ты же знаешь, что Джейк не такой. Он не ответил тебе сразу же, потому что он идиот. Испуганный маленький мальчик, но все-таки больше — идиот. И он даст тебе шоколадку только в том случае, если уверен, что половину ты оставишь ему. И если он подарит тебе цветок, то это будет гвоздика для плюшек, потому что он захочет, чтобы ты их ему испек, так как сам не имеет ни малейшего понятия, как пользоваться духовкой и взвешивать ингредиенты. И если ты считаешь, что он не дарит тебе сонеты, значит, просто не видишь этого. Каждый твой снимок, сделанный им — сонет. И он каждый день пишет тебе новый, замечаешь ты это или нет. Целых пять лет, Аарон! Тысячи сонетов только для тебя.
— Но он ничего не ответил. Я сказал ему, что съезжаюсь с Мэттом, а он и рта не раскрыл. Не стал бороться за меня. Он всегда спорит и борется со мной, если дело касается чего-то важного. Он никогда не отступает. — Горло сжималось, и Аарон запинался, давился словами. — Он отпустил меня, Эли.
— Он ничего не сказал, потому что ты, наверное, не дал ему достаточно времени. Зная тебя, ты скорее всего просто брякнул это ни с того ни сего, потому что ты неимоверный глупец, а он не смог это все сразу осознать. Ты ожидал, что он за секунду переварит тот факт, что его мир рушится, и тут же начнет с тобой спорить?
— Я просто хотел, чтобы он сказал «нет». Он всегда говорит мне «нет», когда считает, что имеет право лезть в мои дела, хотя никогда его не имеет, но он все равно говорит «нет». Он мог бы просто сказать «нет».
— О, милый, — вздохнула Элисон. — Я сдаюсь. Все. Не знаю, что еще могу сказать или сделать, чтобы заставить кого-нибудь из вас все понять. Просто не знаю.
— Можно, я пойду сейчас домой, Эли? Мило спит, о нем позаботится Джейк. Я хочу домой.
— Иди. Я скоро приеду к Джейку. Кто-то должен разобраться с бардаком, который ты устроил.
— Я вернусь утром и все за нами приберу. Я обещал Моцу.
— Я не об этом бардаке говорю, дорогой, и думаю, ты это знаешь, — ответила Элисон и повесила трубку.
Элисон открыла дверь своим ключом и прошла в спальню Джейка проведать Мило. Он крепко спал, пребывая в своем мире снов.
Джейка нигде не было видно, но Элисон точно знала, где его искать.
Она медленно открыла дверь в студию, ожидая, что увидит место катастрофы. Она и увидела, только не то, что предполагала — вместо разбитых горшков и разорванных фотографий вокруг была обычная разруха, наведенная Аароном и Мило. Признаков присутствия Джейка здесь не было. Не было его, держащего в руках свое разбитое сердце.
Элисон заметила, что дверь в ванную закрыта и что из-под нее просачивается свет.
— Джейк? — тихо позвала она, постучав.
Ответа не последовало, поэтому она снова позвала:
— Джейк?
Ничего.
— Открой, это Эли.
Она попробовала повернуть ручку, и та подалась. Элисон осторожно открыла дверь и, посмотрев вниз, увидела спящего Джейка, скрючившегося на полу.
— О, милый, — вздохнула она и, опустившись на колени рядом с ним, потрясла его за руку. — Проснись. Я вернулась.
Джейк что-то так тихо пробормотал, что Элисон не расслышала слов, затем слабым голосом спросил:
— Перст?
Элисон захотелось и заплакать, и ударить Аарона одновременно. В голове мелькнула мысль, сможет ли она сделать потом и то и другое.
— Нет, милый, это Элисон.
Джейк открыл глаза.
— Он ушел?
— Да.
— Хорошо. — Он отвернулся от нее.
— Нет, не хорошо. Это ужасно. Отвратительно. Плохо.
— Очень плохой день*, - продолжил Джей с грустным смешком.
— Не шути, Джейкоб. Это не детская книжка, и тут не будет счастливой концовки, если ты сам ничего не сделаешь. Я пробовала говорить с Аароном, и с меня хватит его идиотизма. Я рассчитываю на тебя, на то, что ты перестанешь глупить.
— Он согласился. Вот так легко. Он согласился.
— И ты не находишь это странным? С прошлыми своими «фазами» он и близко не подходил к совместному проживанию, так почему же сейчас? Почему с Мэттом?
— Потому что Мэтт заботится о нем и любит его.
— У него была куча любовников, которые любили его и заботились о нем. Но он всегда возвращался к тебе. Всегда.
— Может быть, он просто устал возвращаться.
— Я думаю, он устал возвращаться, когда его об этом не просят.
— Я не имею право просить его возвращаться. Он должен делать это по собственному желанию.
— О, а значит, ты имеешь право на то, чтобы постоянно твердить ему при появлении новой пассии, что они не достаточно хороши для него и что ему лучше будет без них.
— Они не были достаточно хороши, и ему лучше без них.