Однажды он вдруг заволновался, купил ли Аарон себе новых Уилборна и Шарлотту. Ему необходимо было знать, любит ли его Мэтт достаточно сильно, чтобы понимать, что Аарону нужно творить, нужно создавать вазы и горшки из куска глины, в которой неразбиравшиеся в лепке видели просто грязь.
Джейк не мог этого узнать, потому что единственной комнатой, которую он мог видеть, была гостиная, поэтому он решил упаковать Уилборна и Шарлотту и отправить их Аарону. Он почувствовал разочарование и облегчение одновременно, когда всего лишь через пару часов мужчины, забравшие их, вернулись обратно с коробками и в замешательстве пожали плечами.
— Когда мы сказали ему, что это, он ответил, что они ему не нужны и закрыл дверь, — объяснил Джейку дюжий и потный мужчина, стоя у него на пороге.
— Хорошо, — тихо ответил Джейк. — Вы не могли бы отнести их в студию и поставить туда, где взяли?
Они так и сделали.
И Джейк снова начал задаваться вопросом, купил ли Аарон новых Уилборна и Шарлотту, и достаточно ли сильно любит его Мэтт.
И он продолжал прогуливаться по тротуару с противоположной стороны улицы у их дома, ожидая хоть мимолетно увидеть что-то, что сделает его счастливым.
Одним вечером дождь моросил достаточно сильно для того, чтобы можно было под ним промокнуть. Пахло землей. Джейк сидел на скамейке через улицу от дома Аарона, когда открылась дверь, ведущая в их квартиру, и на улицу с зонтом вышел Мэтт. Джейк не знал, что делать — встать и уйти или остаться сидеть, надеясь, что тот его не увидит. Пока он в нерешительности сидел, Мэтт пересек улицу и опустился на скамейку рядом с ним.
— Привет.
Джейк был смущен и сбит с толку внезапным появлением Мэтта и таким обычным приветствием, словно они с ним и планировали здесь встретиться. Словно это был совершенно обычный день.
— Привет, — ответил он.
— Есть несколько вещей, которые я должен тебе сказать, — начал Мэтт.
— Послушай, — перебил его Джейк. — Прости. Я не хотел беспокоить тебя. Давай просто забудем об этом. Я пойду домой и обещаю, что больше не буду тут околачиваться.
— Я знаю, почему ты это делаешь. Бродишь тут. Я понимаю это. Мне это не очень нравится, но я это понимаю.
— Я перестану это делать. Ты меня больше не увидишь.
Мэтт недолго помолчал, потом сказал:
— Знаю, что я не тот человек, которого бы он предпочел выбрать, но он выбрал меня, и я делаю все возможное, чтобы у нас все сложилось, потому что хочу, чтобы он был со мной. Это черт знает что такое, но меня устраивает.
Джейк знал, как сделать из своей жизни черт знает что. Он давно уже достиг в этом мастерства.
— Я не знаю, сказать ли тебе, чтобы ты ушел и никогда больше не возвращался, потому что все жду, что что-нибудь случится, и если ты сидишь тут, выжидая, то ему легче будет выйти за дверь и никогда больше не вернуться, или сказать тебе, чтобы ты остался, потому что я все равно не могу тебе запретить приходить. Несмотря на твое обещание.
Джейк собрался возразить, но передумал, потому что вдруг понял, что Мэтт вероятно прав. Даже если он и пообещает не возвращаться, искушение заглянуть в освещенное окно будет слишком велико, чтобы он смог его побороть.
— Я о нем хорошо забочусь, — неловко добавил Мэтт. — Если ты волновался из-за этого.
— И да, и нет, — ответил Джейк.
За этим последовало неуютное молчание, а потом Мэтт встал, повернулся к Джейку и протянул ему зонт.
— Возьми его.
Джейк вопросительно поднял на него глаза, но все равно взял зонт.
— Он сказал, что раз уж ты настолько глуп, чтобы не принести свой собственный, то можешь, по крайней мере, воспользоваться этим, а не то схватишь воспаление легких или малярию, а он не хочет, чтобы все выглядело так, будто перед нашим домом помер на скамейке старый бомж. Наш дом может упасть в цене, — сказал Мэтт с легкой усмешкой и пожал плечами.
Джейк впервые после ухода Аарона улыбнулся. Искренне улыбнулся, взглянув в сторону дома и увидев в освещенном окне смотрящего на него Аарона, качающего головой и хмурящего брови, но отвернувшегося, прежде чем Джейк мог увидеть, как поднялись уголки его губ в одной из его кривоватых улыбок.
— Передай ему от меня спасибо, — тихо сказал Джейк, сжав в руке зонт, холодный и влажный металл в ладони потеплел.
Мэтт сошел с тротуара, собираясь перейти улицу.
— Может, будет лучше, если ты продолжишь приходить, — через плечо произнес он. — Он спокойнее, счастливее в те дни, когда ты приходишь.
— Он знает, что я здесь?
Мэтт посмотрел на него как на дурака.
— Он всегда знает, где ты.
Джейк смотрел, как Мэтт бежит через улицу, перепрыгивает ступени, ведущие в дом, и исчезает. И хотя дождь к этому времени уже прекратился, Джейк встал со скамейки и пошел домой, держа над собой раскрытый зонт.
Глава 7
Стоя у окна, Аарон наблюдал, как Мэтт разговаривает с Джейком и протягивает тому зонт, который Аарон попросил взять. Он не мог поверить, что Джейк так часто сидит на улице без куртки и зонта, вымокая под дождем. Было такое ощущение, будто он совершенно не обращает внимание на то, что происходит вокруг него.
Аарон понимал это чувство.
Без Джейка он часто не понимал, чем должен заниматься. Он принимался за какое-нибудь дело, и где-то на полпути ему вдруг в голову приходило какое-нибудь поручение, которое он обычно выполнял для Джейка. В такие моменты он часто приходил в себя уже почти за дверью, направляющимся за покупкой пленки для фотоаппарата или продуктами — да, это был четверг, но, нет, Джейк не ждал в соседней комнате, когда он принесет ему бутерброд с куриным салатом.
Он не знал, чем заполнить свои дни, когда рядом нет Джейка с его поручениями.
Когда он переехал к Мэтту, ему удалось продать несколько своих ваз в одну из местных галерей, так что не было нужды искать работу. Вырученных с продажи денег хватит на пару месяцев. А Мэтт никогда не приставал к нему с поиском работы, наоборот — он предложил ему полностью сосредоточиться на лепке и сделать ее источником постоянного дохода.
В такие моменты Аарон одинаково и любил, и ненавидел Мэтта. Он любил его за его любовь и за то, что Мэтт точно знал, что ему нужно. Аарон всегда хотел творить, и ничего больше. Ему несказанно повезло встретить Джейка, единственного человека, который платил ему за «работу», в то время как на самом деле позволял часами сидеть за гончарным кругом. Джейк никогда не отрывал его от лепки, и бывали дни, когда встав и собравшись уходить, он вдруг понимал, что мало того, что за весь день не сказал Джейку ни слова, он к тому же и пальцем для него не пошевелил. Но Аарон и ненавидел Мэтта за то, что тот такой любящий и такой заботливый. Аарон ненавидел Мэтта, потому что знал, что использует его, знал, что Мэтт знает, что Аарон использует его, и позволяет это делать. Позволяет жить в своем доме. Позволяет постоянно стервозничать и выказывать недовольство, зная с самого начала, что это недовольство направлено на Джейка. Аарон ненавидел Мэтта за то, что он такой хороший, за то, что позволяет вытирать о себя ноги.
Аарон ненавидел его.
И любил.
Но не так, как любил Джейка.
Он любил Мэтта как любимую футболку или фильм, или книгу — как любую другую привычную вещь, благодаря которой чувствуешь себя дома и в безопасности.
Он любил Джейка, потому что тот был его домом, и неважно какое чувство надежности и уюта вызывал у него Мэтт — Мэтт не был его домом.
Его домом был Джейк.
Глупым, ненормальным домом.
И Аарон безумно тосковал по своему дому.
Болезненно.
Мучительно.
Тосковал.
Но теперь он не знал, что делать. Когда он сказал Джейку, что собирается съезжаться с Мэттом, то ожидал, что тот взбесится и запретит ему это делать. Он завел об этом разговор только для того, чтобы загнать Джейка в угол, поставить в такие условия, при которых тот вынужден будет хоть что-то сказать, все что угодно, лишь бы это показало, что Аарон ему не безразличен… что, может быть, Джейк даже любит его. Но вместо этого Джейк взял да и уволил его, пожелав ему, мать его, хорошей жизни. И Аарону не оставалось ничего другого, как переехать жить к Мэтту, чего он вообще не собирался делать. Теперь он разрушил не только свою собственную жизнь, но и жизнь Мэтта.
Он понятия не имел, почему Мэтт принял его согласие. Он бросил «да» раздраженно и порывисто, а не с восторженной нежностью, с какой обычно соглашаются на такое. Тем не менее, Мэтт улыбнулся своей особенной мэттовской улыбкой и сказал: «Окей». И это все решило.
Через три дня он переехал к Мэтту. Через три дня он разорвал отношения с Джейком, хотя правильнее было бы сказать, что это случилось на следующий день после тех слов Аарона, в тот день, когда Джейк был печален в своей спокойной обреченности, а Аарон кричал, как разъяренная фурия.
Первую неделю Аарон целыми днями сидел в квартире, выходя на улицу только для того, чтобы погулять с беднягой Гарольдом в парке, и то иногда уламывал Мэтта сделать это за него. Он просто не хотел быть там. Он боялся. Боялся выйти за дверь и потеряться. Город, который Аарон уже хорошо знал, Нью-Йорк, который Аарон уже полюбил, исчез. Несмотря на миллионы живущих в нем людей, он странным образом опустел. В нем было слишком тихо и одновременно слишком шумно. Слишком быстро и слишком медленно. Аарону в нем хотелось кричать. Он никогда не чувствовал себя таким потерянным, даже в тот день, когда впервые ступил на Манхэттен. Тогда у него была дурацкая маленькая карта, которая показывала, куда идти, на какой автобус сесть, какой поезд довезет его туда, куда ему нужно.
А потом он встретил Джейка.
Джейк говорил ему, где покупать пленку.
Джейк говорил ему, где покупать еду.
Джейк говорил ему, где найти книгу, о которой Аарон как-то мимоходом упомянул, сказав, что хотел бы купить, а Джейк помнил даже недели спустя.
Джейк своими словами нарисовал ему такую карту города, какой нигде не найти. Карта, которую держал Аарон в тот первый день в руках, была всего лишь поверхностным наброском, в нем нельзя было дышать, нельзя было жить. В городе, карту которого нарисовал ему Джейк, он мог жить… он там жил. Пять лет он жил в нем, дышал в нем, а теперь тот исчез.