Или если с ним был Аарон.
Все остальное время он с удовольствием проводил в своей студии. Аарону трудно было понять, как кого-то может устраивать сидение на одном месте и такой тесный мирок. Он всегда жаждал находиться где-то еще — ведь всегда лучше там, где нас нет. Он хотел посетить каждый уголок на земле и впитать в себя все, что там увидит. Просто поглотить целиком. Он был в курсе своей непоседливости, только не знал, откуда она у него взялась. Он думал, что его неугомонность столкнется лоб в лоб со спокойствием и умиротворением Джейка и это приведет к плачевным последствиям. Однако студия и квартира Джейка стали ему больше домом, чем любое другое место, которое он когда-либо так называл. И Аарон становился все менее и менее непоседлив. Он не совсем понимал, почему так происходит. Он просто знал это, потому что мысль о том, чтобы свернуться калачиком в кресле у окна Джейка и заснуть, прижавшись лицом к стеклу, по которому струится дождь, часто казалось ему более соблазнительной, чем мысль о путешествии в далекие страны, дикие, красивые и больше похожие на сон.
Еще он узнал, что все, что Элисон говорила ему о Джейке, было правдой.
Джейк на самом деле давал иногда очень странные поручения, но Аарон подозревал, что Джейк делает это только для того, чтобы проверить его, посмотреть, может ли ему доверять, посмотреть, достаточно ли он заботится о Джейке, чтобы сделать все, что тот просит. Аарон подозревал, что Джейк так сильно боится, что всем на него плевать, что выдумывает сумасшедшие и чудные поручения и пожелания, просто чтобы еще раз увериться в том, что в этом огромном городе одиночек есть хотя бы один человек, которому не все равно, куплены ли рулеты в том самом магазине за углом, или есть ли у него мыло, которое не слишком «пахнет мылом».
Джейк пытался контролировать в своей жизни абсолютно все, но опять же, Аарон подозревал, что это из-за того, что Джейку все, находящееся за границами его мира, казалось слишком внушительным и необузданным, и поэтому он чувствовал необходимость управлять вещами и людьми внутри своей вселенной.
Джейка на самом деле выводили из себя всякие мелочи, но Аарону стоило только посмотреть на него и сказать «прекрати», и он успокаивался. Вот так вот просто. Когда он сделал так в первый раз, Элисон пораженно уставилась на него, а позже призналась, что ей потребовался год, чтобы понять, что когда Джейк бесится, ему достаточно просто сказать «перестань».
Аарон понял это уже на третий день.
Джейк на самом деле звонил ему посреди ночи. Когда в три, когда в четыре утра, когда в полночь. Аарон никогда не знал, когда и во сколько будет следующий звонок, в том смысле, что никакого графика не было, но он всегда знал, что Джейк позвонит. Он мог позвонить раз в неделю, мог два, а иногда — каждый день на протяжении недели. Когда Аарон снимал трубку и что-то мычал в нее, потому что выдернутый из глубокого сна был не в состоянии говорить — что очень забавляло Джейка, так как он всегда твердил, что Аарон не в состоянии заткнуться в течение дня — Джейк казался смущенным и растерянным, словно не знал, зачем вообще позвонил. Несколько первых звонков Аарон думал, что Джейк напился или обкурился, и потом безжалостно его дразнил, но, узнав того получше, понял, что Джейк не пьет и никогда не принимает наркотики, так что дело тут совсем в другом. Со временем Аарон заметил, что ночные звонки совпадают с плохим настроением Джейка и его чудными поручениями, и понял, что ему нужно делать всего лишь одну вещь. Когда раздавался звонок, Аарон мычал свое приветствие, Джейк тоже приветствовал его тихим слабым голосом, а затем Аарон просто говорил:
— Я все еще здесь.
И Джейк отвечал:
— Хорошо.
И Аарон спрашивал:
— Теперь ты уснешь?
И Джейк говорил:
— Да, теперь усну.
Затем раздавался щелчок телефона, и Аарон снова засыпал. Временами на следующее утро он даже не был уверен, действительно ли ему звонил Джейк или все это ему только приснилось, иногда единственным доказательством ночного звонка был все еще зажатый в руке телефон, потому что Аарон настолько уставал, что у него не было сил вернуть трубку на место. Вместо того чтобы раздражаться на эти поздние звонки, Аарон стал их ждать, и хотя они и вырывали его из сна, к бессонной ночи никогда не приводили. По правде говоря, иногда он думал о том, что ему так же сильно нужны эти звонки, как и Джейку, что Джейк, звонивший убедиться в том, что Аарон все еще здесь, убеждал в этом и самого Аарона. Иногда он вдруг начинал волноваться: что если Джейк перестанет звонить, чтобы в этом убедиться? Может быть, тогда он просто перестанет существовать?
Может быть, он просто испарится?
Без следа.
Исчезнет в ночи, словно его тут никогда и не было.
Поэтому Аарон радовался этим звонкам и с легкостью заверял Джейка, что он все еще здесь, потому что, делая это, Аарон так же уверял в этом и самого себя.
Их рабочие отношения были одновременно и замечательными, и странноватыми.
На всех его прошлых работах — а их у него было много — от него требовали, чтобы он рот держал на замке, ну или, по крайней мере, не называл босса бесноватым придурком. От него требовали приходить вовремя. Требовали быть рассудительным и мудрым. Быть надежным и заслуживающим доверия.
Быть скучным и унылым.
Джейк не возмущался, когда Аарон называл его придурком, потому что тут же обзывал его говнюком. Никогда не возмущался, если Аарон приходил где-то в девять… или где-то в десять… или даже где-то в полдень. Он не возмущался, когда Аарон, пересекая студию, вдруг застывал как вкопанный, напрочь забыв, что он собственно делает и зачем вообще куда-то шел.
Джейк знал о нем такие вещи, какими никто другой — а уж особенно босс — никогда не интересовался.
Джейк знал, что он может говорить без умолку, но также может посидеть молча и послушать другого столько времени, сколько необходимо. Остальные всегда делали вывод, что он никогда не слушает никого кроме себя.
Джей знал, что он до смерти боится лифтов, и если временами ему не хотелось взбираться по бесконечному количеству ступенек на этаж Джейка, Аарон знал: все, что ему нужно — позвонить Джейку, и тот спустится к нему на лифте, чтобы подняться потом вместе с ним.
Джейк знал, что он придумывает разные истории для каждой своей скульптуры, каждой вылепленной вазы, и просил рассказать их, усаживаясь по-турецки на полу и чистя фотоаппараты.
Джейк знал о его взаимоотношениях с бананами, и Аарону нужно было лишь позвать его из кухни, и чем бы Джейк не был занят, он сразу оставлял свои дела и шел к Аарону, чтобы очистить фрукты.
Джейк знал, что он любил Гарольда и каким-то образом сделал так, что пес остался с ним. Аарон видел хозяина Гарольда, когда мужчина орал на собаку у своего дома. Так что когда представилась такая возможность, Аарон, прежде чем привести пса к Джейку, нечаянно потерял надетый на Гарольда ошейник. Он всю неделю переживал, что пса придется отдать, пока Джейк не купил подстилку и не сказал, что чертова собака теперь принадлежит ему. Аарон не знал, как у Джейка получилось добыть для него Гарольда, он только знал, что Джейк сделал это для него.
Однако были и такие вещи, которых Джейк об Аароне не знал.
Джейк не знал, что иногда, притворяясь занятым лепкой, Аарон наблюдал за ним. Аарон сидел у гончарного круга долгими часами — что удивительно для человека, который и секунды не может усидеть на месте — и смотрел, как Джейк проводит фотосъемку. Тот делал снимок за снимком, а глина вращалась и вращалась на гончарном кругу, вазы истончались и рушились, потому что Аарон забывал их лепить, придавая нужную форму — он был слишком увлечен двигающимся с фотоаппаратом Джейком.
Джейк не знал, что Микос исчез потому, что оскорбил Джейка и поставил Аарону ультиматум. Он сказал Аарону, что Джейк никудышный бездарный фотографишка, пытающийся управлять им при помощи капризов и нытья. Он сказал, что Аарон должен оставить работу, выкинув Джейка из своей жизни. В общем, или Джейк, или он.
Микос был за дверью раньше, чем успел осознать, в чем был так чертовски неправ.
Джейк не знал, что Аарон не переставал задаваться вопросом, куда тот девал его фотографии, которые делал сам. По крайней мере раз в месяц Джейк просил его позировать, но получившиеся в итоге снимки Аарон не видел, как впрочем и никто другой. Может быть, он просто не умел правильно позировать? Наверное, отснятые Джейком фотографии были настолько ужасны, что тот не хотел показывать их Аарону, боясь ранить его чувства. Аарон был уверен, что что-то с ними должно быть не так. Иначе почему никто кроме Джейка их не видел? Иначе зачем Джейк пытался снова и снова сфотографировать его, если не для того, чтобы Аарон наконец-то вышел на фото?
Джейк не знал, что Аарон тоже ненавидел всех «бойфрендов» Джейка, если можно назвать бойфрендами парней на одну ночь. Он ненавидел появлявшееся в глазах Джейка выражение, когда тот выбирал себе кого-то из моделей в постель. Он никогда не мог заранее угадать, кто понравится Джейку, но знал это определенное выражение в глазах фотографа и ненавидел его. Джейк мог очень долгое время не обращать внимания ни на одного из позирующих ему парней, но потом кто-то входил, его взгляд загорался, и он решал, что именно эта задница будет его Перепихом Дня. Единственным, что удерживало Аарона от того, чтобы надавать каждому из этих Перепихов по морде, было то, что они оставались только на одну ночь, и то, как правило, не на всю.
Аарон открыл дверь в квартиру Джейка своим ключом, ввалился, раскидал сумки по всему коридору и сбросил с ног ботинки, которые приземлились в разных местах.
— Джейкоб! Джееееееееееееей-кооооооооооооб! Джейкоб!
— В спальне, — послышался тихий ответ.
— Вытаскивай свою ленивую задницу из кровати, придурок. Я ради разнообразия пришел вовремя, хотя все еще чувствую себя уставшим и невыспавшимся и с превеликим удовольствием п