А что вообще считается дружбой в мире, где у всех свои представления и свои стандарты?..
В начале апреля Лена написала: «У меня через пару недель день рождения, хочешь прийти?» Поколебавшись больше из-за стеснительности, чем от нежелания, Тори согласилась. Опасалась, что там будут Вик и Лия: так и не научилась общаться с ними вне стен офиса; но неожиданно оказались только они с Яной. «Предпочитаю собираться с самыми близкими», – пояснила Лена.
Тори весь вечер обмирала от восторга: «Меня назвали самой близкой!» Охотно играла в настолки, гадала на картах, сама не зная, в шутку или всерьез; а под конец, расхрабрившись то ли из-за вина, то ли из-за хорошей компании, приняла хтонический облик. И впервые почувствовала, как это приятно – когда тебя чешут за ушами и зарываются пальцами в твою шерсть.
Казалось: крепкая дружба закончилась где-то в школе – с тамошними подругами стало не по пути, а в колледже никого не нашла. Неужели и во взрослой жизни такое бывает?
Опустившись на поребрик, Тори вытирает ступни влажными салфетками и обувается: не заходить же в кофейню босиком. Нарочно ничего не загадывает, запрещает себе даже задумываться, кто работает сегодня. Просто открывает дверь – и улыбается до ушей, когда из-за стойки машет Лена, обрадованная, кажется, ничуть не меньше.
– Классная рубашка! Что-то будешь или просто так заглянула?
– Какао, – кивает Тори. – Думаю, среднего хватит. – И, заплатив, признаётся: – А я по твоему совету гуляла босиком.
– О, и как?
– Даже не думала, что мне может понравиться.
Не отрываясь от готовки, Лена пожимает плечами:
– По-моему, оно зависит не столько от человека – или хтони, – сколько от его отношений с городом. А у тебя они наверняка замечательные.
Тори едва не выпаливает: «Неправда!» – но осознание обжигает, будто пар из форсунки, под которой Лена сейчас греет какао.
Город щекотал ноги; в шутку поливал холодной водой, призывая вместе посмеяться; подмигивал надписью на грузовике. Стал бы так себя вести, будучи совершенно равнодушным? То-то и оно!
Получив стаканчик и бонусную конфету (чтобы Лена – и ничего не вручила?), Тори выходит на улицу. Садится на тот же поребрик, где обувалась, вдыхает запах прогревшегося камня, клейких листочков, распустившихся цветов – запах лета. Отпивает какао – отличное, как всегда.
Наверное, иногда нужно просто походить по городу босиком. Просто позволить миру напомнить о своей любви – и, главное, услышать это напоминание.
Интересный мальчик
Когда предложили стать наставницей, Лена отмахнулась: да ну, где она – и где умение что-то доходчиво объяснять незнакомым людям? К счастью, уговорили попробовать, и все оказалось не так страшно.
Уж точно не страшнее, чем позволить Вику себя сожрать.
Впрочем, сожрали-то один раз, а стажеры приходят постоянно. Конечно, сейчас, почти полгода спустя, Лена не трясется – только нервно качает ногой. И ладони покрываются холодным потом, приходится вытирать то о фартук, то о джинсы.
Потому что как раз сегодня, уже вот-вот, осталось пять минут… Ну где же стажер? Ждать – худшее занятие, и пускай большая часть утра пролетела благодаря потоку гостей, то теперь…
Над дверью звенит колокольчик – и Лена, подскочив, впивается взглядом в зашедшего парня, да так, что какое-то мгновение он явно борется с желанием сбежать. Может, случайный гость? Вот тебе и вежливость, вот и душевный прием.
– З-здрасьте, – парень взъерошивает русые волосы. – А я на стажировку… наверное.
– Костя? – уточняет Лена. И, получив в ответ кивок, указывает: – Проходи сюда. Рюкзак можешь в подсобке оставить.
В отчете писали, что он нерешительный, но старательный. Ничего страшного, решительность – дело наживное, лишь бы работать хотел. А если пришел на третий день, значит, хочет: сливаются обычно после первого.
Только бы гостей не привалило!
Костя и правда оказывается старательным, а главное – до трогательного экономным. Когда Лена предлагает научить его латте-арту, он вытаращивается: «Это же сколько молока уйдет!» И несмотря на заверения, что при обучении молока и кофе можно тратить сколько угодно, тяжело вздыхает из-за каждой ошибки.
Мама непременно пошутила бы: «Присмотрись, вон какой хозяйственный, будет хорошим мужем!» Может, думала бы про отношения – правда присмотрелась: симпатичный парень. Выше всего на полголовы, нос с аккуратной горбинкой, изящные загорелые руки и классная рубашка в синюю клетку – что еще нужно?
Интересно, бывало ли такое, что наставницы или наставники встречали будущих супругов как раз на стажировке?..
– Черт, вспенил фигово! – стукнув питчером о столешницу, досадует Костя. – Ты так со мной разоришься!
Лена, наблюдая со стороны, фыркает:
– Не отстукивай так яростно, у тебя все волосы в молоке. Еще раз показать? Мне несложно, только эспрессо поставь.
Но сделать ни она, ни Костя ничего не успевают: под звон колокольчика в кофейню заходит…
– Вы поглядите, кто пришел!
Переступивший порог Вик ухмыляется:
– Соскучилась? Думала, я тебя бросил, у других кофе пью?
– А что мне надо было думать, когда ты две недели не появлялся? – Лена оборачивается к Косте. – Знакомься, это наш постоянник, его зовут Вик.
– Уж скорее «твой», чем «наш», – подмигивает Вик, облокачиваясь о стойку.
А Костя, резко помрачнев, цедит:
– Очень приятно. – И раздраженно поправляет закатанные рукава.
Не любит громких и наглых гостей? Ревнует? Или дело в накрашенных веках: не для всякого накрашенный парень – обыденное дело?
Впрочем, какая разница? Не грубит – и ладно. А когда научится еще и лицо держать, цены ему не будет.
Тем временем Вик, изучив меню, просит:
– Посоветуешь что-нибудь холодное? Ужасная погода, я даже без пальто! – Он показательно дергает воротник легкой синей рубашки, и Лена с удивлением замечает, что на шее у него родимое пятно. Надо же, раньше не видела. Впрочем, разве при встречах было время разглядывать?..
Последние несколько дней и правда выдались теплыми, почти жаркими: целых двадцать пять градусов! Разогревшийся рано утром воздух не успевал остыть к ночи, так что куртку можно было оставлять дома: не замерзнешь по пути ни на работу, ни обратно. А по вечерам и выходным льда на летние напитки едва хватало: то и дело брали лимонад, айс-латте или эспрессо-тоник.
О, вот как раз его и можно предложить.
– Хочешь пол-литра кислой кофейной жижи?
– Кислая кофейная жижа, – мечтательно повторяет Вик. – Звучит потрясающе, давай.
– Я приготовлю? – абсолютно без энтузиазма уточняет Костя.
Лена кивает, пробивая заказ: не запрещать же из-за того, что криво посмотрел и недружелюбно поздоровался?
Хочется верить, что он пока слишком стажер, чтобы в напитки плевать.
Конечно, Вик задерживается поболтать: чтобы он – и заглянул просто за кофе? Хвалит эспрессо-тоник, хвастается, что получил повышение и активно перенимает обязанности зама, готовясь заменять Валерию, уходящую в декрет. «Мозги плавятся, к концу дня из ушей вытекают; я поэтому и не появлялся: уставал как собака. Жаль, правда, теперь никаких заказов, никого жрать не буду».
И с ухмылкой косится Лене за спину. Наверняка Костю доводит, чтобы проверить, хватит ли тому выдержки не сорваться. Вот негодяй.
А Костя, не поддаваясь, занимается уборкой: проверяет холдеры, моет посуду, вытирает столешницы. Чудится в его возне молчаливый упрек: вот, мол, заставляешь стажера свою работу делать, что ж ты за бариста? И Лена виновато поводит плечом: сейчас, погоди, это чудовище смотается – и мы продолжим.
Уж очень не хочется от Вика отвлекаться, каким бы наглым негодяем он ни был.
– Это же твой стажер, да?
– А что? – мгновенно ощетинивается Костя.
Вик миролюбиво вскидывает руки:
– Просто интересуюсь, честное слово! И как тебя в кофейню занесло?
Приблизившись, Костя упирается ладонями в столешницу и заглядывает Вику прямо в глаза – какой храбрый!
– Искал работу, представь себе. Здесь обещали всему научить – вот и пошел. – Льда в его голосе больше, чем в забитом под завязку льдогенераторе.
Вик на эту дерзость отвечает снисходительной ухмылкой, а его хтоническая сторона, шестилапый шакал, рывком шарахается к Косте. Шерсть торчком, глаза горят, с зубов чуть-чуть слюна не капает – жуткое зрелище. Неудивительно, что Костя, вздрогнув, затаивает дыхание; Лена бы на его месте в угол отпрыгнула.
Или как раз удивительно. Костя ведь…
Шакал щелкает пастью у самого носа – и Костя, отшатнувшись и выпалив не то «Я сейчас», не то «Я на перерыв», исчезает в подсобке.
Вик провожает его взглядом.
– Интересный у тебя мальчик.
– Подожди, – осознаёт Лена, – получается, он…
Расхохотавшись, Вик подмигивает:
– Хорошего дня!
И, подхватив стакан, сматывается из кофейни прежде, чем Лена успевает хоть что-то еще спросить. Негодяй как есть.
Переборов желание сунуться в подсобку, Лена оставляет Костю в покое: выйдет – тогда и поговорят. Выбрасывает чей-то стаканчик, притаившийся у ножки стула, протирает столики, поправляет книги на стеллаже для буккроссинга. И все-таки, как бы ни пыталась отвлечься, возвращается мыслями к открывшейся тайне.
Значит, Костя тоже видит – и тоже с самого детства? Боялся хтоней или дорожил ими, как маленькой сказкой? Или, может, не боялся, но и не любил; потому и смотрел на Вика мрачно, и говорил сквозь зубы?
А вдруг он не видит, а просто чувствует что-то… что-то неприятное, нечеловеческое, ледяное – от которого аж волосы дыбом? И доверяет чувствам настолько, что готов показаться сумасшедшим, но все-таки сбежать, когда становится чересчур страшно.
Только бы он не сбежал никуда дальше подсобки: запасной выход, конечно, заперт и заставлен коробками, но если тихонько разобрать и поковырять в замке хитрой отмычкой…
Через пару минут Костя наконец возвращается в зал: ссутулившийся, рукава рубашки раскатаны, на плече – рюкзак. Он уходит? Вик так напугал, что отбил всякое желание стажироваться?