Популяризация тисов сказалась на быте самой деревни Фортингэль. В 1833 году антиквар доктор Патрик Нил писал, что существует черный рынок сувениров из древесины Великого тиса. Кусочки дерева отрезали и откалывали «местные жители, чтобы делать из них ложки, чашки и другие памятные безделицы, которые так часто покупают приезжие». Мода на друидов, возникшая в XIX веке, стала причиной воровства иного рода – присвоения интеллектуальной собственности. Друиды-реконструкторы, невзирая на отсутствие объективных данных, объявили, что тисы – священное дерево их культа, что их систематически высаживали вокруг источников и других священных мест и что христианские церкви, при которых растут тисы, выстроены на местах друидических святилищ. Первым заявил, что тис – личное дерево Иеговы, Годфри Хиггинс в книге “The Celtic Druids” («Кельтские друиды»), изданной в 1829 году.
Другую точку зрения на друидическую теорию предложил географ Воган Корниш в сороковые годы ХХ века. Корниш был ученым-энциклопедистом, в сферу его интересов попадало и влияние волн на формирование прибрежной линии морей, и эстетика пейзажей и ее связь с историей человечества. В своем классическом труде “The Churchyard Yew and Immortality” («Тис на церковном дворе и бессмертие»), увидевшем свет в 1946 году, Корниш предполагает, что для древних жителей Британии тис мог быть священным, однако утверждает, что вечнозеленая листва тиса делает его символом бессмертия, а не смертности, как считал Уайт. Христианская церковь сделала тис символом вечной жизни. О том, когда это произошло, Корниш говорит без особой уверенности: возможно, обычай сажать тисовые деревья в церковных дворах в английской сельской местности возник благодаря норманнам, для которых тис имел то же значение, что кипарис для жителей южных краев.
Корниш, в отличие от более ранних авторов, проделал полагающуюся полевую работу. Он написал во все епархии в стране с просьбой рассказать о тамошних тисах и побывал во многих местах, чтобы нанести на карту местоположение деревьев, в том числе и относительно окружающих строений. Результаты, по всей видимости, подтверждали его теорию. Большинство очень старых тисов росли, похоже, на территориях южной Англии и Уэльса, где было очень много церквей, построенных после норманнского завоевания. И положение деревьев относительно церквей отличалось удивительным постоянством. Подавляющее большинство стояло с южной стороны, ближе к той двери, через которую выходили похоронные процессии. Гроб обязательно проносили мимо тиса, а иногда между двумя тисами. Корниш не учел одного обстоятельства: сами деревья были очень древние, они вполне могли быть живыми свидетелями дохристианских святилищ. Идея дерева, которому две тысячи лет и которое старше не только церковных зданий, но и духовных отцов западной цивилизации, по-прежнему была на грани богохульства – она подрывала авторитет и христианства, и цивилизации. Хранитель отдела ботаники в Музее естественной истории в Кардиффе категорически заявил Корнишу, что «нет никаких доказательств, что растущее сейчас дерево датируется временем друидов – да и едва ли такое возможно». Что же касается Фортингэльского тиса, выдающийся ученый доктор Эдвард Солсбери, директор ботанического сада Кью Гарденс, дал Корнишу простое объяснение. Этот тис – не одно дерево, а два или даже несколько сросшихся. Это довольно распространенное явление, а «кора в месте срастания со временем полностью исчезает, и дерево из двух стволов выглядит в точности как одно» (впоследствии анализ ДНК из разных частей ствола показал, что это не так). Вот и все. Никаких неясностей по поводу тиса не осталось, все аккуратно вписалось и в физические, и в исторические рамки.
Казалось бы, вопрос можно закрыть и списать все тисы-ветераны как украшения, благочестиво посаженные при закладке церкви, но тут вмешался Аллен Мередит. Трудно представить себе человека меньше похожего на уважаемого ученого Корниша. Мередит чем-то напоминал бродячего проповедника-кельта. Он бросил школу в пятнадцать лет, не получил никакого официального образования, служил в британской армии, некоторое время бродяжничал, был не в ладах с законом. Затем, в середине семидесятых годов ХХ века, у него начались загадочные сны – с них я и начал эту историю. После этого он десять лет колесил по Британии на велосипеде в поисках «тайны» тиса. Это превратилось в настоящую манию, и Мередит, как и Корниш, тщательно проделал всю полевую работу. Он объехал практически все сохранившиеся древние деревья, измерил их, заглянул в исторические архивы глубже всех своих предшественников – и увидел еще несколько вещих снов. И пришел к убеждению, что общепринятые представления о возрасте тисов ошибочны на несколько порядков. Мередит составил список примерно 500 тисов, которым, по его мнению, было больше 1000 лет. В Анкервике близ Виндзора есть тис в 31 фут (9,5 метра) в обхвате, под которым, как утверждал Мередит, была подписана Великая хартия вольностей, в Краухерсте в графстве Сюррей – тис в 35 футов (10,5 метра), которому Мередит дал две тысячи лет от роду, а в Дискеде в Уэльсе – дерево, которое сохранилось лучше, чем Фортингэльский тис, однако насчитывало, вероятно, более пяти тысяч лет.
Такие цифры просто в голове не укладываются. Выходит, эти тисы старше всех известных дубов и, разумеется, большинства представителей других видов на планете. К тому же эти оценки вызывали сомнение, поскольку в то время считалось, что возраст старых тисов определить практически невозможно. Большинство деревьев проходят три отдельные стадии роста и развития. Первые 50–100 лет они растут относительно быстро, и новая древесина нарастает в виде широких годичных колец. В среднем возрасте (100–500 лет) темпы роста стабилизируются, ежегодный прирост толщины остается постоянным, так что годичные кольца становятся тоньше, и толщина их равномерна. А в старости дерево иногда даже уменьшается в размерах – сучья отваливаются или отмирают, нарастание новой древесины идет на спад, а годичные кольца становятся очень тонкими.
Однако тисы в этом отношении исключение. Первые 400–500 лет они растут медленно, но в целом нормально, и их возраст можно установить точно, если удалить из ствола тонкую сердцевину и сосчитать годичные кольца. Однако после этого они в любой момент могут снова вступить в стадию бурного роста – в отличие от всех остальных видов, имеющих не такой бурный нрав. Многие другие деревья тоже становятся полыми в старости, но только тисы пользуются этим, чтобы снова начать расти и развиваться, как молодые. У старого тиса вдруг начинаются непостижимые рывки роста в новых измерениях. Он отращивает себе подпорки вокруг оставшегося ствола, отпускает новые побеги вокруг разрушенных участков, даже если эти разрушения катастрофические, выстреливает новыми тонкими стволами из ветвей, которые легли на землю и дали корешки. А самое поразительное – он спускает воздушные корни вниз по полому стволу. К чему это может привести, первым описал в 1837 году Дж. Э. Боумен, один из самых здравомыслящих первых исследователей тисов. Заглянув в катакомбы древесины внутри полого дерева на церковном дворе в Мамхиладе близ Понтипула, он обнаружил, что
… в центре изначального дерева виден второй, на первый взгляд независимый тис в несколько футов в диаметре, покрытый корой и находящийся на этапе бурного роста – на самом деле это само по себе было очень большое дерево, выше старого. Однако при более внимательном исследовании оказалось, что позади, на некотором расстоянии от земли, молодое дерево соединено с внутренней поверхностью дряхлеющего родителя двумя толстыми скрюченными сучьями, по одному с каждой стороны[31].
Все ортодоксальные представления о старении деревьев терпят полный крах, если речь заходит об органической массе, которая постоянно изобретает саму себя заново и не желает вести себя как положено добропорядочному пенсионеру. Даже радиоуглеродный анализ, опирающийся на то, что вся живая или когда-либо бывшая живой материя содержит изотоп C14, который распадается с постоянной скоростью (период полураспада составляет у него около 5730 лет), пасует, когда приходится исследовать ствол, в котором первых слоев древесины уже нет.
Однако вес косвенных данных, которые собрал Мередит, все же убедил специалиста по древним деревьям Джона Уайта разработать новаторский, хотя далеко не однозначно убедительный, способ датировки старых деревьев[32]. В его формуле учитывается отношение плотности колец во внешнем слое к расстоянию от центра дерева. Это расчеты не для первоклассников (одно из слагаемых формулы выглядит как [dbh/2]² × π), однако когда формулу проверили на деревьях, чей возраст был известен из документальных источников, оказалось, что она дает вполне приемлемые результаты. Когда же этот метод применили к более древним экземплярам, выяснилось, что обоснованные догадки Мередита оказались приблизительно верными. Возраст больших деревьев составлял все же 2500–3500, а не 5000 лет, тем не менее это означало, что они старше церквей – иногда намного. Так что вопрос остался подвешенным, к вящему огорчению всех заинтересованных лиц, поскольку все многочисленные теории стали теперь одинаково неправдоподобными. Могли ли архитекторы старинных церквей настолько точно ориентировать свои строения, чтобы возле двери для похоронных процессий разместилось толстенное дерево, склонное к бесконтрольному росту? Насколько достоверно, что церкви при тисах имеют древнекельтское происхождение, если учесть, что никаких археологических свидетельств, что они стоят на месте древних святилищ, так и не нашли? Не может ли быть такого, что люди неолита преднамеренно пересаживали деревья, выросшие сами по себе, поближе к своим жилищам? А может быть, если тис для них и вправду был священен, они скорее устраивали свои капища рядом с уже растущими дикими деревьями?
Едва ли на эти вопросы будут даны окончательные ответы. Многие из тех, кто попал под чары вида