5. Большие деревья. Секвойи
Жители Нового Света не питали ни малейших сомнений в том, что деревья могут быть необычайно древними, с тех самых пор, как в 1852 году землекоп Объединенной водяной компании Огастес Т. Дауд лицом к лицу столкнулся с калифорнийским «Большим Деревом»[35]. Этот эпизод странным образом повторяет встречу Адансона с баобабом: Дауд был на охоте и буквально уткнулся носом в невообразимо огромный ствол – он стократ превосходил гризли, которого охотник выслеживал. Дерево было 50 футов (15 метров) в обхвате, а вершина едва виднелась в небе. Дауд был первым белым человеком, увидевшим исполинские секвойи в долине Йосемити. Однако на уме у нищих местных лесорубов и шахтеров, населявших убогие деревушки в долине, было отнюдь не сверхъестественное долголетие деревьев и не величие американской природы. Они видели в них добычу – деревянное золото. Охотничьи инстинкты переселенцев заставили их относиться к деревьям, по выражению Саймона Шема, как к «трофеям: их следовало ободрать и подвесить на всеобщее обозрение ради похвальбы и наживы».
Летом 1854 года другой бывший рудокоп Джордж Гейл, вдохновившись, вероятно, успехом шоу уродцев Финеаса Барнума, решил, что на чудовищных размерах этих деревьев можно нажиться. Он выбрал самую большую секвойю – 90 футов в обхвате (27 метров), она даже называлась «Мать Леса», – и проделал экстраординарную лесоповально-хирургическую операцию: ободрал на нем кору на высоту 116 футов (35 метров). Куски коры он отправил морем в Нью-Йорк, а там снова собрал из них полый цилиндр и выставил как растительную диковину – посмертную маску живого дерева-великана. Однако публика решила, что это мистификация и Гейл склеил кору нескольких деревьев, поэтому мечты его рассыпались в прах.
Между тем в Калифорнии, в Калаверас-Гроув, где были обнаружены первые Большие Деревья, о подобном городском цинизме и не слыхали. Эксплуатация секвой не регулировалась никакими законами, и было устроено что-то вроде древесного зоопарка. Первые туристы приехали в 1855 году и обнаружили, что такие же аттракционы, сделанные из незапамятно древней американской древесины, можно осмотреть в центре Сан-Франциско. Чтобы повалить каждое такое гигантское дерево, пятеро лесорубов трудились в течение трех недель, однако одно уже распилили вдоль и сделали на нем две дорожки для игры в кегли. На другом огромном пне устроили площадку для танцев, и там, как писал антрепренер Джеймс Мэйсон Хатчингс, «Четвертого июня тридцать два человека одновременно станцевали на нем четыре тура котильона, не испытывая ни малейших неудобств» (см. рис. 9 на цветной вклейке).
Тогда еще деревья не вызывали трепета, не казались чем-то сверхъестественным, не наводили на мысль, что это памятники величия природы или символ родной страны. Однако ученые, услышавшие о секвойях, поняли, что жители лесной глуши открыли что-то удивительное. Английские ботаники сочли, что рост и стать йосемитских великанов достойны героического титула, и назвали дерево Wellingtonia gigantea в честь герцога. А французский ботаник Жозеф Декен подумал, что обнаруженные гиганты в родстве с красным деревом Sequoia sempervirens, и решил, что им лучше подходит название Sequoia gigantean. С ним был согласен Аза Грей, основатель Гарвардского ботанического сада. Впоследствии оказалось, что эти два вида не состоят в близком родстве, однако автор официального путеводителя “Yosemite Handbook” с радостью намекнул, что они, возможно, связаны. «По счастливой случайности происхождение Большого Дерева совпадает с красным деревом, – писал он в 1868 году, – так что мы избавлены от необходимости называть самое большое и интересное дерево Америки в честь английского военачальника»[36]. Это был первый шаг к тому, чтобы сделать секвойи национальным символом в подтверждение, что Америке суждено стать новым Раем. Все считали, что эти великаны неизмеримо древние, а те, кто открыл их, были убеждены, что это древнейшие живые существа на Земле. Путешественник Хорес Грили, всякого повидавший на своем веку, был потрясен, когда ему пришло в голову, что секвойи растут там, где «Давид плясал перед ковчегом». Другой писатель – Чарльз Фенно Хоффман – прямо сравнивал старую Европу, колыбель варварства и феодализма, и «чащу [американских] лесов, которую видело лишь око Господне, нетронутое святилище, где Природа долгие века возлагала цветы и плоды свои на Его алтарь»[37].
В разгар Гражданской войны Аврааму Линкольну пришло в голову, что Большие Деревья – это символ уникальности Республики, позволяющий примирить мелкие разногласия. Первого июля 1864 года он подписал билль, согласно которому секвойи переходили в распоряжение штата Калифорния «на благо граждан, для их отдыха и развлечений, без права отчуждения и на вечные времена». Но в других местах большие секвойи продолжали рубить на древесину. Переселенцы не чувствовали противоречия в том, чтобы видеть в каком-то природном объекте красоту и величие и при этом делать из него трофей. Это была их личная доля Земли Свободы.
Через десять лет после билля Линкольна Альберт Бирштадт написал свой знаменитый пейзаж «Гигантские секвойи Калифорнии». «Кафедральная роща» из исполинских деревьев залита красноватым светом и похожа на леса Sequoia sempervirens. Однако на этом полотне сведены все иконографические черты, которые к тому времени приписывали гигантским секвойям – неимоверно высокие стволы, которые к верхней кромке картины даже не начинают сужаться, ощущение, что эти деревья не подвержены ни болезням, ни непогоде, девственный пейзаж на заднем плане, чуть подернутый туманом. Кроме того, художник изобразил здесь и троих индейцев, живущих в нише под корнями переднего дерева. Как пишет Шема, «Полотно Бирштадта изображает лес как среду обитания: древнее жилище самых настоящих коренных американцев».
В 1901 году за секвойи вступился другой американский президент[38]. Вскоре после избрания (в том же году) Теодор Рузвельт прочитал книгу “The Mountains of California” («Горы Калифорнии») Джона Мьюра, писателя и борца за охрану окружающей среды. Рузвельт и сам был большой любитель отдыха на природе, и лирические описания и страсть, с которой Мьюр защищал нетронутые западные пейзажи, очень его тронули. Он написал автору и предложил встретиться в Йосемити и обсудить будущее тех мест, а заодно и всех американских лесов. В результате два года спустя президент с Мьюром отправились на три дня в поход по долине и целую ночь беседовали у костра в Марипоза-Гроув, где росло около 500 самых больших секвой. Мьюр убедил президента взять под охрану государства всю территорию Йосемити, в том числе и Марипоза-Гроув. Его просьба была удовлетворена, и спустя три года Рузвельт подписал Билль о передаче Йосемити, который давал всей долине статус охраняемого национального парка. За время своего президентства Рузвельт подписал законы о создании еще пяти национальных парков и более 200 природоохранных зон.
Привилегированный статус секвой привел к неожиданным последствиям, которые заставляют вспомнить обо всех неоднозначных событиях первых лет после их обнаружения, а может быть, и о неоднозначности характера самого Рузвельта – человека, который спасал деревья, но охотился на медведей. Секвойям стали давать имена. Не за внешние очертания, не за место, где они растут, – самые настоящие имена в честь великих политических деятелей или учреждений, как будто природная весомость позволяла причислить их к правящей элите. Среди секвой есть два Линкольна и один Сенат. Самое большое – по массе – дерево, которое весит 1500 тонн, получило имя Генерал Шерман в честь самого жестокого из генералов-северян, и это было до того, как тем же именем назвали танк во время Второй мировой войны. А вашингтонские политики, преисполнившись дерзости и самомнения, превратили всю популяцию секвой Сьерра-Невады в клуб своих двойников и называют их попросту – «Палата представителей».
6. Мафусаилы. Сосна остистая и финиковая пальма
Сосны остистые, которые с общего согласия считают древнейшими деревьями на Земле, на вид не столько старые, сколько мертвые. Сухие коряги, растущие высоко в горах на юго-западе Северной Америки, выглядят точь-в-точь как окаменелости, выцветшие до оттенка и фактуры доломита под корнями.
Существует три вида сосны остистой (их так назвали за колючки на женских шишках), они растут на засушливых возвышенностях между Ютой и Нью-Мексико на высоте 1700–3300 м. В крайне суровой среде, где зимы долгие и холодные, дождей очень мало и постоянно дует сильный ветер, у сосны остистой мало конкурентов, а приспособлена она просто великолепно. Древесина ее плотная и смолистая, и это защищает ее от древоточцев и грибков. Корни раскинуты широко под самой поверхностью почвы – тем самым дерево защищено от ветра и получает всю воду из верхних слоев. Хвоя покрыта воском, чтобы снизить испарение влаги, и сохраняется на дереве до сорока лет. Однако главная стратегия выживания и необычайного долголетия сосны остистой, как ни странно, – постоянно пребывать на грани смерти. Когда и без того древнее дерево достигает совсем уж почтенного возраста, почти вся древесина отмирает, и корни с пучочком веток соединяет подчас всего лишь тонкий жгутик живых волокон. В сущности, дерево впадает в спячку, мумифицируется, и рост, а потому и потребности, сводятся почти к нулю. Старческие немощи у сосны остистой связаны исключительно с климатом, а не с обменом веществ. Сердцевина ствола такая плотная и иссушенная, что не гниет, а выветривается, будто камень, из-за мороза и каменной пыли, которую несут порывы ветра.
Дольше всего живет вид под названием Pinus longaeva, и в 1957 году Эдмунд Шульман обнаружил в Белых горах в калифорнийском округе Иньо экземпляр, возраст которого удалось определить точно – 4846 лет. Ученый взял образец сохранившейся сердцевины и посчитал годичные кольца под микроскопом. На тот момент это было старейшее точно датированное дерево в мире, и его тут же окрестили Мафусаилом (Фортингэльский тис, вероятно, старше, но это невозможно доказать). Несколько лет спустя один старшекурсник с географического факультета Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл обнаружил неподалеку еще более старое дерево. Дональд Раск Карри изучал, как отражаются на годичных кольцах деревьев перемены климата и даже особенности погоды в том или ином сезоне (например, теплое дождливое лето дает более широкие кольца), и взял особым буром пробу из дерева, которое в его полевом дневнике было помечено как WPB-114. Студент никак не ожидал, что это одна из легендарных сосен остистых, которой местные любители деревьев еще в начале 1950-х годов дали имя Прометей. К несчастью, бур застрял в стволе. Без него продолжать работу над проектом было невозможно. Поэтому Карри с безрассудной решительностью лесоруба-переселенца просто спилил дерево. Рассказывают, что он взял спил ствола в мотель и сел на солнышке посчитать годичные кольца. Их было 4844, но Карри решил, что дерево, наверное, еще старше, поскольку спил был взят не из нижней части ствола. Ему представлялось, что сосне больше 5000 лет. Каков был точный возраст Прометея, неизвестно, однако на момент скоропалительной казни у него было больше прав на звание старейшего дерева на Земле, чем у Мафусаила. Впрочем, оба они в 2013 году были вынуждены уступить свои места на этом не очень убедительном пьедестале почета, поскольку в тех же краях была обнаружена сосна остистая, у которой 5065 годичных колец.