Beechcombings” («Гребни буковых лесов»)[194]. Ее главная героиня – «Королева», четырехсотлетняя великанша, которую я знал почти всю жизнь и восхвалял со всем пылом влюбленного: «Огромная перевернутая чаша в дымке листвы, – восторгался я, – от которой у меня до сих пор захватывает дух; массивный корпус, покатые плечи, пышная длинная юбка… длинные низкие ветки распростерты, словно щупальца гигантского кальмара». Это величественное дерево пережило все бури восьмидесятых и девяностых, и я думал, что его исполинские горизонтальные ветви и низко расположенный центр тяжести позволят ему протянуть еще не одну сотню лет. Однако в июне 2014 года я узнал от знакомого, что дерево рухнуло во время несильной грозы. Знакомый подумал, что я, должно быть, захочу почтить его память.
И вот прошло несколько дней, и я на месте – и на миг мне кажется, что я заблудился и попал не туда. Место, где росла Королева, радикально изменилось, и не только потому, что теперь она, расколотая посередине, лежит на земле, словно две огромные груды листвы, и не потому, что теперь яркий свет заливает и щепки, и сухие прошлогодние листья, и участки ствола, которые не видели солнца сотни лет. Мне даже не приходится приглядываться, чтобы понять, почему, собственно, Королева так легко сдалась. Внутри ствола – сплошная труха, точь-в-точь старый сыр, древесина вся изъедена трутовиком, так что непоколебимый матриарх, оказывается, был давно уже готов рухнуть под легчайшим летним ветерком.
Поразительно, что поверженная Королева и теперь безраздельно властвует над территорией, которую занимала, пока стояла вертикально, – и будет властвовать и впредь. Едва ли дело в том, что она всю жизнь занимала видное место в моих воспоминаниях. В кронах окружающих Королеву живых деревьев, как выяснилось, зияют впадины в тех местах, где она их затеняла, и этому образцу, вероятно, будет подчиняться и новая растительность. А какой огромный банк данных рухнул вместе с Королевой! Я вижу высоко на стволе проплешину отвалившейся коры, а древесина под ней изукрашена прелестными узорами – темными кружевами, отмечающими места, где проходили линии фронта в долгой приграничной войне между очередным грибком, пожиравшим дерево, и танинами – защитными веществами, которые вырабатывало дерево. А рядом полным-полно древних граффити, которых не было видно, пока дерево стояло. Например, «18. V. 44». Почерк удлиненный и вытянутый на викторианский манер, но все же, скорее всего, надпись сделана в 1944 году, когда расквартированные поблизости американские летчики, скучавшие по дому, оставили на коре нескольких буков свои имена и названия родных городов. Национальный трест охраны памятников повесил неподалеку объявление: «Это знаменитое дерево вступило в новую стадию существования» – еще десять лет назад настолько экоцентрическое публичное заявление было бы немыслимо. Однако мы научились признавать, что будет потом. За территорией Королевы густой молодой березняк и заросли юных буков отмечают места, где раньше росли исполинские деревья, и в центре каждой такой прогалины сохранились остатки упавшего дерева – темная, понемногу разрушающаяся оболочка, пристанище грибов и древоточцев. Такой через несколько десятков лет станет и Королева. На поверхности земли проступают ее корни, твердые, бороздчатые, словно известняк. Они напоминают мне строматолиты – компактные конгломераты окаменелого ила и сине-зеленых водорослей, которые когда-то, свыше трех миллиардов лет назад, были в числе первых живых сообществ на суше. Под ними затаились сложные микоризные грибы, соединявшие Королеву со всем остальным лесом – они ждут, когда можно будет зацепиться за корни первых проростков бука, среди которых наверняка будут и потомки самой Королевы.
Бук «Королева».
Фрисден, Эшридж-вудс, графство Херфордшир.
Это дерево успело сняться в роли «Дракучей Ивы» в фильмах о Гарри Поттере. Фото: Роберт Стейнфорт/Alamy
Чему же учит нас эта павшая великанша? Пожалуй, напоминает старое клише – «Королева умерла. Да здравствует королева!» Это дерево уже не живое, тут нет никаких сомнений. Его ткани омертвели и разлагаются. Однако оно оставило этому уголку леса неискоренимое наследие, топографическое, архитектурное, экологическое, генетическое; уничтожить его способно разве что беспардонное вмешательство человека. Деревья привыкают к катастрофам, большим и малым. Они сталкиваются с ними вот уже миллионы лет и умеют жить сложными сообществами, основанными на взаимной поддержке, а не в одиночку. На сегодня их главные враги – экзотические болезни и вредители, сопротивляться которым они еще не научились. Именно это происходит с ясенями по всей Европе и Северной Америке. Как ясени приспособятся к новым невзгодам, пока неясно. Однако через эту книгу красной нитью проходит мысль, что растения никогда не бывают беспомощными жертвами, пассивными объектами, – это активные независимые существа, и прислушиваться к их жизненной силе и уважать ее для нас – лучший способ сосуществовать с ними и научиться помогать им в трудные времена.
Благодарности
Проследить, куда уходят корни книги, всегда непросто, так что если кто-то из моих коллег увидит на этих страницах следы своего влияния, а я не упомяну их в этом разделе, приношу свои извинения и благодарю их прямо сейчас. Благодарю и всех тех, кто принимал участие в непосредственной работе над «Кабаре растений», которая длилась три года – читали и комментировали отдельные разделы, помогали советом, поддерживали, указывали на источники, давали ссылки на книги, рассказывали истории, составляли компанию во время прогулок и более трудных экспедиций и просто подбадривали. Огромное спасибо Биллу Адамсу, Кристоферу Вудворду из Музея истории садоводства, Франческе Гриноак, Джею Гриффитсу, Кэтлин Джеми, Иену Коллинзу, Джилл Кук из Британского музея, Линнеевскому обществу в Лондоне, Роберту Макфарлейну, библиотеке Норичского собора, Люси Ньюлин, Питеру Ньюмарку, сотрудникам «Орто Ботаников» Падуе, Филипу Освальду, покойному Ричарду Саймону, Мартину Сэнфорду из Саффолкского центра ботанических записей, Робину и Рейчел Хамилтон, Каспару Хендерсону, Ричарду Холмсу, Тони Хопкинсу, сотрудникам амстердамского «Хортус Ботаникус», Марте, Реубенну и Киту Шойер. А особенно я в долгу перед моими дорогими друзьями и наставниками в ботанике Бобом Гиббонсом и Либби Инголлс за их мудрость и за то, что они сопровождали меня во множестве ботанических экскурсий и дома, и за границей и рассказывали о тех местах, где я так и не побывал.
Когда исследуешь какой-то вопрос, читаешь целую гору книг, но я бы хотел выделить одну, которая особенно вдохновляла меня, – это «Поэт как ботаник» Молли Махуд. «Кабаре» можно считать ответом на нее – и даже снабдить подзаголовком «Ботаник как поэт» или, вероятно, «Растение как поэт».
Я глубоко признателен кавалерственной даме Фионе Рейнольдс, магистру колледжа Эммануила в Кембридже, и сотрудникам колледжа, присудившим мне в 2014 году стипендию для приглашенных исследователей Дерека Брюэра, благодаря чему я получил несколько свободных недель на безмятежное чтение и возможность гулять по Ботаническим садам Кембриджского университета, словно по собственному огороду. Особо кланяюсь старшему сотруднику Колледжа Эммануила из царства растений – Великому Платану, под чьими ветвями, по которым так удобно лазать, я провел многие часы продуктивных размышлений. Среди сотрудников Кембриджских ботанических садов отдельную благодарность хочется выразить Алексу Саммерсу и его подчиненным, которые не жалели на меня времени и знаний.
Бесценным для меня было и сотрудничество в Королевским ботаническим садом Кью Гарденс, и я благодарю за содействие его директора Ричарда Деверелла, и Ричарда Барли, директора отдела садоводства, и обезоруживающе дружелюбных и полных энтузиазма сотрудников гербария и архивов. Огромное спасибо Эндрю Франклину, моему издателю из “Profile”, за запуск издательского процесса и за неизменную поддержку даже в те моменты, когда проект казался неряшливым, словно куст ежевики. Спасибо также Пенни Дэниел, моему редактору, за терпение и понимание во время подготовки книги с начала до конца, за снисхождение к моим многочисленным ляпсусам и домыслам и за внимательную и чуткую редактуру окончательного варианта. Тревору Хорвуду – за криминалистически-скрупулезную, как всегда, корректуру и, хвала небесам, за то, что он указывал мне, когда я перегибал палку. Сесилии Маккай – за блистательную работу по поиску и отбору иллюстраций. Дугласу Мэтьюзу – за научный, но доступный предметный указатель. А дома, на семейном фронте, благодарю мою подругу Полли: она была веселым и остроглазым спутником во время выездных исследований и нежно поддерживала во время эмоциональных взлетов и падений, неизбежных, когда пишешь большую книгу. Теперь она знает, ради чего старалась, но я прекрасно понимаю, что ей от этого не легче.
И наконец, я благодарен моему агенту Вивьен Грин – так благодарен, что этого не выразить словами. В основу этой книги легла ее идея, а в процессе она была и критиком, и психотерапевтом, и арбитром, и клакером, и бесперебойным источником любви – со всей мудростью и теплотой, какие она выказывает вот уже более трех десятков лет. Ей и посвящена эта книга.
Вклейка
Рис. 1. Голова оленя и черника (?)
Резьба по кости. Пещера в Жиронде. Франция, ок. 15 000 лет до н. э.
Фото предоставлено с разрешения Аквитанского музея в Бордо
© Лизиана Готье, Мари де Бордо
Рис. 2. Начало культуры садоводства.
Сад из плодовых деревьев окружает пруд для водоплавающих птиц, окаймленный цветочным бордюром.
Гробница Небамона, Фивы, ок. 1350 г. до н. э.
Британский музей, Лондон. Фото компании Bridgeman Images
Рис. 3. В фокусе. Весенние цветы у изгороди в Девоне, апрель: чистотел, фиалка собачья, первоцвет. Тони Эванс, ок. 1974.