– Это все… так чертовски… несправедливо… Это чистой воды оскорбление! А я так радовалась, когда ты хвалил меня за работу. Думала даже: вдруг повысят? Повысили…
– Понимаю, что ты возмущена. Имеешь на это полное право.
– А ты знаешь, какой сегодня день? – Анки перестала плакать, и голос ее приобрел стальные нотки.
– Нет, не знаю.
– Мой день рождения. Что ты на это скажешь? – Ее голос сорвался. – Хорошего тебе дня!
Разговор прервался. Алекс долго держал телефон в руке, прежде чем убрать его в карман.
– Что там случилось? – спросила Нина.
Алекс вздохнул, посмотрел в окно. Мимо на большой скорости проносился лес.
– Ничего особенного, – ответил он.
– Я тут, если захочешь рассказать. Нет ничего страшного в том, чтобы поделиться чем-то личным, – проговорила она как бы между прочим. – От этого еще никто не умирал. Уж точно – ни один консультант, истово желающий «сохранить лицо».
Алекс невольно улыбнулся. Переходим на откровенности? Ну хорошо…
– Проблемы в офисе. Несколько недель наш председатель гонял Анки, администратора, лучшего и единственного. Наседал на нее с утра до вечера – чтобы в результате уволить без предупреждения. В пятницу. В конце рабочего дня. Перед отпуском. В день рождения.
– Просто кошмар, – сказала Нина, крепче сжав руль. Костяшки побелели, как будто она мысленно уже навесила пару-тройку ударов в челюсть этому самому председателю. Что ж, справедливо.
– И теперь тебя мучает совесть?
Алекс пожал плечами и задумался.
– Я чувствую ответственность за Анки. Я очень хвалил ее работу буквально недавно. Получается, как будто дал ложную надежду на повышение.
– Но… ты… мог что-то сделать, чтобы этому помешать? Председатель послушал бы тебя?
– Не исключено. Иногда можно заставить его прислушаться. Если действительно вступить с ним в бой.
– Он «красный»?
Консультант Алекс Кинг улыбнулся.
– Более «красного» ты никогда не встречала. Ему ровным счетом наплевать на все, что не приносит ему выгоды. Правда, он может иногда помочь другим – но только если ему это ничего не стоит.
Нина провела рукой по волосам.
– А ты никогда не говорил ему, что он дерьмо?
Алекс отвернулся, припомнив тот неприятный случай, и тяжело вздохнул.
– Говорил.
– И что он отвечал?
– Чаще ничего. Иногда ухмылялся, словно быть дерьмом – это очень круто. Ему наплевать, что мы думаем. Наплевать, что думают другие. Он уверен, что прав.
– Милейший человек, – пробормотала Нина. – Но сейчас, как бы там ни было, решение уже принято. В каком свете ситуация выглядит для тебя?
Удивительно, но это был совершенно правильный вопрос. Алекс задумался.
– Мой голос имеет вес, так как я – совладелец. Но сейчас решение принято, и топор опустился. Само собой, я могу начать орать, устроить крупную ссору. Существует даже мизерный шанс, что я смог бы выиграть дискуссию, или спор, или во что там это выльется. Но понимаю, что для будущего это не может иметь никакого значения.
Нина повернулась к нему, так надолго оторвав взгляд от дороги, что пассажиру следовало бы начать волноваться. Он почувствовал, как неприятно одеревенела его шея.
– В чем твоя личная проблема прямо сейчас?
Пожалуй, инспектор Мандер была бы одинаково хороша как в комнате для допросов, так и в кабинете психолога. Впрочем, разница не так уж и велика, если подумать.
– Я должен был что-то предпринять. Но ничего не сделал. Я это допустил, – он развел руками. – Позволил себе отвлечься.
– Стало быть, ты совершил ошибку. В сказочном мире консультантов никто не допускает ошибок? Все всегда непогрешимы, да?
Он стиснул зубы. С чего она взяла, что прессинг от «плохого копа» сейчас – лучшее решение? Он предпочел поддаваться и отмолчаться.
– А, не хочешь отвечать? Подумай почему.
Больше в машине не было произнесено ни слова.
«Любопытно она пытается меня раскусить, – думал Алекс, когда они уже ехали по улицам Стокгольма. – Кнутом и пряником. Хороший коп, плохой коп. Пожалуй, я ей все же интересен».
Мари Роос не хотела умирать.
Она наблюдала, как Юнас подбирает хлебом остатки соуса – видимо, тот получился вкусный: на тарелке не осталось ни капельки. Не то чтобы он что-нибудь сказал. Муж никогда не произносил ни единого слова благодарности, только ел и ел, ел и ел – и толстел на глазах. Мать, видимо, в детстве его этому не научила… «Спасибо, было очень вкусно!» – неужто так сложно сказать?
Всякий раз при подобных мыслях Мари ощущала укол совести, поскольку прекрасно понимала: он не виноват в том, что его папа и мама такие, какие они есть. Уж если мы что не можем выбирать в жизни, так это родителей. Бывали минуты, когда она и сама с удовольствием променяла бы свою мать на любую другую. Лишь бы избежать ее критического, ставящего все под сомнение взгляда и ироничных, а порой и откровенно пренебрежительных комментариев.
Мари не хотела умирать.
Ей нужно поговорить с Юнасом. Понадобится его поддержка. Однако она отдавала себе отчет в том, что любимый (да-да, любимый, несмотря ни на что) муж – отнюдь не та скала, к которой можно прислониться. У него свои жизненные трудности, и чаще ему требовалась ее поддержка. С детства она сосуществовала бок о бок с миром предпринимательства и больших денег. Она даже не представляла, как это – в чем-то нуждаться. А вот ее муж вырос в двухкомнатной квартирке в Бандхагене (Мари ничего не имела против Бандхагена: безликий, но вполне приличный пригород среди других абсолютно безликих, но абсолютно приличных пригородов) с матерью, которая вкалывала на двух работах, постоянно курила и втихомолку выпивала, и никогда не видел своего отца. Уже то, что можно быть не знакомым с одним из своих родителей, показалось ей увлекательным, когда они встретились двадцать лет назад. Ей захотелось узнать побольше, и он рассказал – ничего не смягчая и не приукрашивая.
Что Мари всегда ценила в Юнасе – помимо того, что он самый красивый мужчина из всех, кого она знала, – так это то, что он никогда не скрывал, кто он такой. Но убогим Юнас никогда не был, наоборот, он подкупал честностью в противовес маркетингу, коим занимались вокруг все прочие. Он не пытался ни затуманить, ни раздуть свое происхождение. Мари это показалось привлекательным. Ее подруги сочли, что она полная дура. Но Юнас оказался лучше, чем о нем думали. Ухаживал за ней просто и без затей: дарил цветы, когда у него водились деньги, а когда их не было, подсовывал записочки – маленькие любовные признания, которые прятал в таких местах, где она точно их найдет. Постепенно чувства крепли. Он закончил институт – не с самыми высокими баллами, но оказался достаточно хорош, чтобы она решилась представить его Карлу Роосу, наследнику империи Роосов, стоящей не один миллиард крон. А если быть точнее, то своему отцу.
Теперь Юнас стал исполнительным директором в одной из дочерних фирм холдинга, и имелись основания полагать, что со временем он может стать генеральным в материнской компании – когда Роос-старший покинет ринг, так сказать. У Карла Рооса не было сына, которому он мог бы передать дело, а дочь совершенно не интересовалась заседаниями правления. Зять на должность генерального директора? Почему бы и нет. Давайте посмотрим, на что годится этот парень.
Они поженились. На ранних этапах карьеры у Юнаса были трудности, и Мари уже тогда поняла, что он не из тех, кто в огне не горит и в воде не тонет. Спокойный и надежный, но ему не всегда удавалось держать удар. Не раз и не два ей приходилось приводить его в чувство после бурных заседаний правления, где в него со всех сторон летели суровые замечания.
Мари не хотела умирать.
Она подождала, пока Лаура приберет со стола после ужина и принесет кофе. Письмо по-прежнему давило на живот. Некоторое время она молча разглядывала Юнаса. Тот вытирал рот и сморкался в салфетку. Она опустила глаза, чтобы не смущать его – впрочем, он бы и не смутился. Таким уж он был, ее муж. Спросила наконец:
– Десерт?
– Дорогая, ты меня балуешь, – воскликнул он и подмигнул ей, улыбнувшись.
Мари вдруг поняла, что улыбка у него такая же, как и двадцать лет назад. Он по-прежнему остается озорным мальчишкой, готовым в любой момент совершить какую-нибудь шалость.
«Я люблю его», – подумала она.
Ей очень повезло.
Вспомнился сегодняшний разговор с Софи. Муж Софи подкупил ее, подарив «Феррари», а на самом деле нисколько не заботится о ней.
Испортит ли она жизнь Юнасу тем, что лежит у нее под поясом брюк? Справится ли она без него? На этот вопрос необязательно отвечать сразу. Можно немного подождать. Возможно, никакой опасности нет. И вдруг найдется решение.
К тому моменту, как Лаура поставила на стол мороженое и морошку, Мари решила, что утро вечера мудренее.
До завтрашнего дня все равно ничего не случится.
Глава 55
Впервые с начала проекта Фредрик с головой окунулся в работу. Кажется, после слегка сюрреалистичного интервью, взятого несколько недель назад у Лукаса Свартлинга, он сумел подобрать верный тон.
Ему стало известно о делах, о которых он предпочел бы не знать. Тяжкие преступления, например. Торговля наркотиками и рэкет. Избиения и даже убийства. Свартлинг говорил обо всем этом так же естественно, как Фредрик обсуждал с Мартиной список покупок перед поездкой в супермаркет. От всего этого журналист пришел в восторг, смешанный с ужасом.
Кота Фредрик не забыл. Чувство, которое он испытал, поднимая мертвое (убитое!) животное и неся его к помойке, сохранилось в руках – каждый день оно мелко покалывало кончики его пальцев. Вероятно, оно никогда до конца не исчезнет.
А еще он помнил, каково это – сидеть между двумя горами мышц, которые только и мечтают, как бы повыбить из тебя все кишки. Или смотреть на шлифовальную машинку со следами чьей-то крови. Тоже незабываемо.
Сейчас он располагал сведениями о тяжких преступлениях, о которых в нормальной ситуации должен был бы заявить в полицию. Но Фредрик вовсе не находился в нормальной ситуации. Он засел за материал и переработал его. Пару дней все шло как по маслу, он чувствовал прилив энергии. Вероятно, когда тебя похищают, это создает некоторую мотивацию. Он работал над текстом, и получалось неплохо.