свою работу. Напоить их. Накормить. Показать им магазин, где продается приличный сыр. Вам нужен магазин, где продают приличный сыр.
Он смеется чему-то.
– Мне говорили, здесь есть один… Нет, в пятницу будет застройщик… Как вы там? Как обстоят дела?.. Да? Что ж, мы этого ожидали, разве нет?.. Полагаю. Я не знаю. А почему вам самой не спросить его?.. Я бы об этом не волновался. – Он зевает и повторяет: – Что ж, я бы не волновался об этом… Я волнуюсь?.. Полагаю, да. Ну, да. – После недолгой паузы он говорит: – Здесь все так же. Спокойной. Хорошо. Спокойной.
Глава 2
Утром она ждет его в отеле, он на это не рассчитывал. Она стоит в просторном холле, отделанном сосной, разговаривает с менеджером так, словно хорошо знакома с ним.
– Привет, – говорит Джеймс, подруливая к ним.
На нем тщательно отглаженная рубашка с открытым воротом. Она поворачивается к нему, и он видит, словно впервые, шрам на ее нижней губе. Шрам отчетливо выделяется на гладкой коже, словно капля застывшего воска, очень похоже. Он старается не смотреть на шрам.
– Вы пришли ко мне? – спрашивает он.
– Конечно.
– Очень мило с вашей стороны.
Она знакомит его с менеджером, и они говорят несколько минут по-французски, с преувеличенной почтительностью о деревне, о том, как идет застройка.
На выходе из отеля, в окружении открыток и сувениров на горную тему, она надевает очки «Рэй-Бан» в черной оправе.
Ее маленький «пежо» припаркован перед магазином, продающим традиционные eaux-de-vie[45].
Они подходят к машине.
Как хорошо ему знакомы эти альпийские деревни. Безукоризненно опрятные. Повсюду цветы и флажки. Горы парят в воздухе, как декорации, прекрасные и безобидные, словно пейзажи маслом. А на улицах витает дух зажиточного пригорода. Все с иголочки. Угнетающая опрятность во всем. И все же здесь что-то есть – едва ощутимое чувство, что это место живет своей жизнью. Несколько еще не испорченных улочек, думает он. Другими словами, пока есть места, на которых можно делать деньги.
Она ищет ключи, вынимая из большой кожаной сумки горсти всякой всячины, и спрашивает, как он спал.
– Идеально, – отвечает он. – Спасибо.
– Это хорошо.
Его седеющие волосы зачесаны назад волнами от высокого лба. С возрастом его кожа становится все более неровной – солнечные очки только подчеркивают это. И также в нем прибывает солидности. Он ждет, пока она отыщет ключи.
– А откуда пойдет новый télécabine[46]? – спрашивает он.
– Вон оттуда.
Она поправляет очки и указывает за бензозаправку, по направлению ко въезду в деревню, туда, где они проезжали вчера, по улице, обсаженной липами.
– И когда его закончат?
Вопрос важен.
– К началу сезона, – говорит она.
Она нашла ключи и теперь читает сообщение, пришедшее на телефон.
– Обещаете? – настаивает он.
Она поднимает взгляд.
Он улыбается.
– Я обещаю, – кивает она.
Дорога на машине до Les Chalets du Midi Apartments занимает меньше минуты. В свете дня постройка кажется меньше, чем вчера вечером, и уже не так впечатляет. Пустырь вокруг теперь еще непригляднее, весь в сорной траве и слякотных ямах, в которых только высохли большие лужи после недавней бури, прокатившейся по долине.
Он стоит, глядя на все это, пока она разговаривает по телефону.
Возможно, она говорит с Нойером, и он пытается расслышать ее слова.
Когда она заканчивает, он чуть поворачивает голову в ее сторону и спрашивает:
– Это был босс?
– Он.
– Все в порядке?
– Да.
– Какой он из себя?
Вопрос как будто удивляет ее.
– Ну да. Какой он из себя?
– Он… – Она задумывается на секунду. – Опрятный.
– А он знает, что делает?
Она снова как будто удивлена, но отвечает:
– Уверена, что знает. А почему вы спрашиваете?
– Так, интересуюсь.
Ее английский не просто идеален: в нем слышится – в том, как она произносит отдельные слова, особенно гласные звуки, – настоящий английский акцент, некий мажорный лондонский налет.
– Должно быть, вы жили в Лондоне какое-то время, – предполагает он, улыбаясь ей в своих солнечных очках, неподвижно стоя на месте.
– Жила, – говорит она.
– Так и думал.
Он продолжает смотреть на нее. У нее миниатюрная, аккуратная фигурка. Платье доходит до середины бедер. Довольно стильно. Он думает: La belle plume fait le bel oiseau[47]. Эта мысль заставляет его улыбнуться снова.
– Так что вы думаете? – спрашивает она серьезно.
Она касается пальцем шрама на губе. Она делает это периодически, просто притрагиваясь к нему на секунду.
Он обращает внимание на бурую застройку с угрюмыми окошками.
В любом случае ничего достойного внимания.
– Мило, – произносит он наконец. – Пойдемте посмотрим?
Что касается планировки этих просторных апартаментов, архитектор приложил все усилия для того, чтобы максимально использовать доступное пространство. В результате планировка получилась очень практичной. Гостиная с открытой кухней имеет доступ на просторную террасу площадью 8 м². С террасы, выходящей на юг, открываются впечатляющие виды на долину. Кроме того, в этих апартаментах вы увидите большую спальню…
Его собственные слова, написанные еще до того, как он увидел это место. Проза на стадии застройки.
Они стоят в демонстрационной квартире.
Даже после малообещающего экстерьера он разочарован. Впечатление полного отстоя. Ламинированный пол, мебель под «ИКЕА», дерьмовые картинки на стенах. Здесь явно сэкономили – эта мысль приходит к нему, едва он переступает порог. Слишком мало пространства. Здесь ничуть не «просторно», даже в понимании агента по недвижимости. Ощущение тесноты. Никаким «вау-фактором» здесь не пахнет, не считая разве что террасы, с которой открывается вид на горы в солнечном свете.
Так или иначе продать такое будет нелегко. Не по объявленной стоимости.
Он возвращается в квартиру. Интересно, кто был советчиком Нойера? Такая экономия просто не оправдывает себя. Только если у него совсем не было денег. Но в таком случае нужно было найти других инвесторов. Никакой проблемы. Джеймс знает, где их найти, где найти денег на такие проекты. Однажды Хамфри взял его с собой на мероприятие в «Огурец»[48] – деньги их там просто ждали, разодетые, улыбающиеся, жующие закуски.
Должно быть, Дьюти-Фри просто оставил проект без внимания. Это действительно второстепенное дело. Никакие олигархи не потянутся в эту сонную долину. Ничего похожего на Мерибель-Виллидж[49]. Но даже если так, можно было сделать все на должном уровне. Выжать из проекта все, что можно. А теперь придется в итоге делать скидку на пятьдесят тысяч. Зачем бросать деньги на ветер? Несколько достойных предметов мебели, холодильник «Смег», немножко мрамора в ванной. Такие детали делают сделку успешной. Эти люди приходят сюда на день. Первое впечатление – все, что у них остается.
Он открывает и захлопывает дверцы хлипкого кухонного гарнитура.
Ну должен же быть хоть какой-нибудь вау-фактор.
Занавески, думает он, слово из студенческого общежития. Какой-то жуткий цветочный орнамент – полная хрень.
Она видит, что он не в восторге.
– Вам не нравится?
– Все отлично, – говорит он ей. – То есть пришлось экономить, конечно.
Он улыбается ей. И видит, что она его понимает. У нее то же ощущение.
– Кто был советником месье Нойера в этом деле? – спрашивает он и сразу добавляет, улыбаясь: – Я знаю, что не вы.
Он понимает это уже по тому, как она одевается. И подумывает, не сказать ли ей об этом. Что-то в этом роде.
Но момент упущен. Она говорит:
– Нет, не я. Не знаю, кто это был.
– Возможно, мадам Нойер?
Он говорит это как бы в шутку, и она снова повторяет:
– Я не знаю.
– А есть вообще мадам Нойер? – спрашивает он.
– Да, есть.
– Давайте тогда посмотрим остальное, – предлагает он.
Другие квартиры без мебели выглядят более привлекательно. Их пустота хотя бы предполагает какие-то возможности. Впрочем, все они будут такими же, как демонстрационная квартира. Несмотря на то, что она сказала, Нойер очевидно не знает, что делает. Ему нужна помощь. Нужен кто-то, чтобы держать его за руку. Именно на это Джеймс и надеялся – найти кого-то, кому нужна помощь.
Он подумывает, а стоит ли вообще показывать демонстрационную квартиру. Уж лучше показывать эти, пустые.
Он стоит у окна «пентхауса» – четыреста двадцать пять тысяч евро (без НДС) – дуплекс на самом верху здания, с видами на всю долину. Долина замыкается массой пересекающихся пиков. Целой стеной. С другой же стороны горизонт низкий.
Пол здесь еще не положен, он шагает по бетону.
– Здесь спят шестеро, так? – спрашивает он.
– Восемь, – говорит она.
– Восемь? – переспрашивает он скептически, словно журналист, берущий телеинтервью у политика.
Она говорит:
– Будет диван в гостиной.
– Верно. Ясно.
Он подходит к одному из окон. Здесь просторнее, чем в других квартирах.
– Камины были бы очень кстати, – рассуждает он.
– Возник вопрос, – говорит она, – в связи со страховкой.
– Да? – Он стоит, глядя в окно. – И все же.
Его рука на холодном стекле. По другую сторону вздымаются зеленые склоны, по сторонам долины высокие пастбища и сосновые рощи. Деревья отсюда кажутся игрушечными. Островерхие игрушечные деревья. Он смотрит на них. Все такое неподвижное.
– Окна на обе стороны – приятное решение, – говорит он.
Она ждет у двери, в соседней комнате.
– Да.
– В деревне есть магазин, где продают приличный сыр? – спрашивает он.