– Она мне нравится, – сказал Александр, глядя на демонстрацию. – Я хочу ее.
– Мы можем сделать для вас такую же, – сказал ему служащий «Люрссена», стоявший рядом.
Оба они были в светоотражающих жилетах и шлемах.
– Сколько времени это займет?
– Два или три года, – сказал служащий, с гордостью следя за окончанием демонстрации.
– Я не хочу ждать так долго. Я хочу эту.
Служащий рассмеялся, его рыжие усы запрыгали.
– Вы не поняли, – сказал Александр. – Вы думали, я пошутил. А я не шучу. Я хочу ее.
Служащий попробовал объяснить ему, что эта яхта принадлежит другому человеку, что ее построили для другого человека…
– Сколько он платит за нее?
Служащий на секунду растерялся, а потом ответил:
– Двести миллионов евро. Где-то так.
– Предложите ему двести пятьдесят, – сказал Александр. – Позвоните ему сейчас и предложите двести пятьдесят. Я хочу узнать ответ сегодня.
Слыша, как закрывается отсек с катером, он поспешно заходит с балкона в большую овальную комнату хозяина яхты.
Когда через двадцать минут встречает Ларса на палубе с бассейном, он уже одет в костюм и благоухает парфюмом «Картье паша».
На закрытой палубе с бассейном приятно тепло под ноябрьским солнцем.
Ларс встает, когда видит Александра, идущего к нему.
– Доброе утро, – говорит он.
Александр ничего не отвечает, только хлопает по плечу своего адвоката и садится за стол.
Ларс тоже садится. На нем льняные брюки, голубая футболка, кожаные сандалии. Он проводил отпуск на своей вилле в Корфу, когда Александр позвонил ему прошлым вечером и сказал, что находится неподалеку и хочет встретиться с ним.
Когда пришел Александр, он ел омлет.
– Доешь, – говорит Александр.
Ларс налегает на омлет.
– Как ты? – спрашивает Александр.
– У меня все в порядке, – говорит Ларс тактично. – А вы?
– Бывало и получше, – признается Александр.
Ларс вытирает рот льняной салфеткой.
– Из-за лондонского дела? – спрашивает Ларс.
Александр с угнетенным видом пожимает плечами.
Он только недавно проиграл большое судебное разбирательство, начатое год назад. Он подал иск в лондонский суд на своего приятеля из России, бывшего протеже. Он заявил, что этот человек, Адам Спасский, лишил его крупной суммы денег обманным путем много лет назад. Он подал иск на возмещение ущерба, на десятизначную сумму. Приговор, вынесенный на прошлой неделе, был однозначно в пользу Спасского. Кроме того, он подвергал сомнению порядочность самого Александра.
– Дело не только в том, что мы проиграли, – говорит он. – Дело в том, что сказала судья. Эта… сука.
Ларс кивает:
– Да, это было жестко.
– И это полная ложь!
– Конечно.
– Сколько, ты думаешь, он заплатил ей?
– Еще и не такие странности случались, – говорит Ларс, в глубине души сомневаясь, чтобы английского судью можно было так просто подкупить.
– Сколько, по-твоему?
Ларс пожимает плечами, не желая озвучивать предположения.
Тогда Александр говорит с чувством:
– Я тут подумал, нужно начать расследование против нее, найти эти деньги. А? Это ее уничтожит. И тогда все придется повторять по новой. И тогда уж мы наверное выиграем. Что ты думаешь?
– Дело ваше, – говорит Ларс.
– Думаешь, идея стоящая?
Ларс сомневается:
– Я не уверен, что выйдет толк.
– Он же заплатил ей, мать твою! – кричит Александр.
– Возможно.
– Ты слышал, что она сказала?
– Да…
– Она сказала, что я лжец, фантазер…
– Она не говорила слова «лжец».
– Ну, сло́ва-то не говорила! Сука. Но все равно что сказала.
– В выражениях она не стеснялась, – признает Ларс.
– До сих пор, – говорит Александр, – я всегда верил в английское правосудие.
– Оно не идеально, – говорит Ларс философски. – Ничто не идеально.
– Оно прогнило.
– Я бы не стал так заявлять…
– Все, мать твою, прогнило…
– Теперь уже мы мало что можем с этим поделать, – говорит Ларс.
Он с самого начала возражал против этой затеи – заведомо обреченной, как он считал. Он не хотел участвовать в этом. Сейчас он не вспоминает об этом.
– Надо идти вперед, – говорит он.
Александр едва сдерживает смех:
– Это куда же?
Ларс улыбается чуть печально. Он доел омлет и откладывает вилку.
– Просто жить? – подсказывает он.
На нем очень дорогие солнечные очки из черепахового панциря.
– Просто жить, – бормочет Александр, глядя на море.
Повисает долгое молчание.
– Каковы мои дела? – спрашивает он мрачно. – Расскажи мне.
В этом, собственно, и состоит цель их встречи – подвести итоги теперь, когда процесс проигран. И Ларс, распорядитель его состояния, адвокат, скрывавший его капитал в лабиринтах, простирающихся от Андорры до Нидерландских Антильских островов, говорит после нескольких секунд молчания:
– Картина не очень радужная.
Это Александр и так знает.
Его основной капитал, «Русферрекс», когда-то второй в мире по объемам производитель железной руды, теперь не стоит ни цента. При фатальной избыточной задолженности компанию добило крутое падение цен на металл – таков был конец суперцикла, который Александр не смог предусмотреть. Ларс, как и многие другие, отговаривал его от этой амбициозной, приправленной задолженностями программы расширения – любой, кто смотрел в сторону Китая хотя бы одним глазом, не мог не замечать этой опасности. Но Александр не слушал. Ему не приходило в голову, что он мог заблуждаться.
Другие его активы в сфере добычи ископаемых «Русферрекс» тоже потянул за собой вниз из-за взаимосвязанных счетов.
Украинская авиалиния, которой он владеет, подлежит ликвидации.
(«Сроки, – как выразился Ларс, – были субоптимальными».)
(Вердикт Александра не столь обтекаем: «Это была дурацкая, гребаная затея».)
Какое-то время они говорят о московском банке Александра – осталась ли в нем хоть какая-то искра жизни. Ответ, судя по всему, отрицательный.
Затем Ларс произносит:
– Но у вас все еще есть несколько значительных активов, насколько я знаю.
– Давай-ка об этом.
Ларс вынимает клочок бумаги из кармана своих льняных брюк. На бумажке что-то нацарапано. Он читает:
– Дом в Суррее. Дом в Лондоне. Dassault Falcon[69]. Вилла в Сен-Бартелеми. Поместье Барбареско с виноградниками. И эта яхта. Все эти активы принадлежат офшорным фондам, их можно ликвидировать без налоговых обязательств, – говорит Ларс. – Плюс у вас есть миноритарный пакет акций белорусского оператора сотовой связи с дочками в Молдове и Черногории стоимостью, пожалуй, двадцать миллионов стерлингов.
Александр говорит:
– А, ну да, это.
– Этими акциями владеет фонд в Гибралтаре, – говорит Ларс.
– А как так получилось? – спрашивает Александр.
– Когда вы занялись разработкой бурого угля, – говорит Ларс.
– Ну да.
– Вы собирались перевести часть активов в дочернюю кампанию.
– Да.
– Вот такие у вас остаются активы, – говорит Ларс. – Их общая стоимость порядка двухсот семидесяти пяти миллионов стерлингов. По моим подсчетам.
Один из стюардов – не Марк – подходит к ним с тележкой и наливает кофе из серебряного кофейника.
Ларс благодарит его.
Они сидят молча, пока стюард не уходит. Затем Ларс достает еще одну бумажку из кармана и говорит:
– Теперь долговые обязательства.
Александр добавляет несколько гранул подсластителя в кофе.
– Врежь мне, – говорит он.
– Судебные издержки – минимум сотня миллионов, и они еще растут, – сообщает Ларс.
Сюда входят, хотя Ларс сейчас не говорит об этом, и два миллиона фунтов, которые Александр должен ему за работу, через мутный фонд, зарегистрированный в Лихтенштейне.
– Плюс дополнительные задолженности по судебному разбирательству, – продолжает Ларс, – еще сотня миллионов. Это только приблизительно. Так что в целом выходит, скажем, двести миллионов. Может, чуть больше. И у вас остается, – Ларс наконец снимает солнечные очки, легкий загар подчеркивает пронзительно-синий цвет его глаз (ему уже за сорок, но выглядит он моложе), – от пятидесяти до ста миллионов?
Александр, по-прежнему в солнечных очках, отводит взгляд в сторону и говорит жестко и отстраненно:
– Есть еще кое-что, чего ты не знаешь.
– И что же это?
Ветер усиливается. На ярко-голубых волнах появляются барашки. Огромная яхта едва ощутимо покачивается.
Александр говорит:
– Ксения уходит от меня.
Ларс удивлен, но молчит.
– Да, – произносит Александр.
Она сидела рядом с ним каждый день судебного разбирательства. Все эти долгие часы адвокатских словопрений. Под шарканье ног и шелест бумаг. Она сидела рядом с ним, иногда казалась обеспокоенной и участливой, порой подавляла зевок, когда адвокаты перешептывались за спиной судьи. Это все продолжалось более месяца.
А потом, утром в четверг, было объявлено решение суда.
И главным оказалось не то, что он проиграл, а что это фактически стало его полным финансовым крахом со всеми вытекающими последствиями.
Главным было то, что сказала судья.
– В выражениях она не стеснялась. – Даже Ларс признал это.
И пока она говорила, Адам Спасский едва заметно улыбался с этим странным отсутствующим выражением в прозрачных голубых глазах. Только увидев эту улыбку, Александр действительно понял, что все это происходит на самом деле, а не привиделось ему в кошмаре. Что это его жизнь.
Столкнувшись с репортерами на лестнице у выхода, он испытал шок. Как будто потерялся. И эта жуткая улыбка перед глазами. Телохранители поспешно повели его к «майбаху», Ксения повисла у него на руке.
И вот он дома, на Лоундес-сквер. Затененные комнаты, как в отеле. В безликом интерьере – «спасибо» дизайнерам. И там, в гнетущей тишине дома, она сказала ему:
– Я ждала достаточно долго. Не хотела делать этого во время процесса. Теперь процесс окончен.