– Квартира Кузнецовых! – заорала она так, что я тоже едва не оглохла.
– Вольно, – поморщилась я, отодвинув трубку от уха. – Бабуль, привет, а Зяма дома?
– Нет!
– Он не звонил?
– Нет!
– Ладно, я скоро вернусь. А ты из квартиры не выходи и всех, кто приходит, заставляй разуваться за порогом, хорошо? У нас на лестничной площадке очень грязно, там дядя Митя с тетей Маней в пылу борьбы чернила разлили.
– Да что ты, настоящие чернила?! То-то, я смотрю, парнишка наследил!
– Какой парнишка? Зяма?
– Нет, не сам Зяма, а дружок его какой-то. Он разминулся с Зямой и побежал его догонять.
Мы с Алкой переглянулись.
– Так, ба, сосредоточься и вспомни, пожалуйста, как выглядел этот Зямин дружок?
– Я ему не открыла, через дверь разговаривала, так что видела только в глазок. Такой, знаешь, крепенький паренек, в очках и в капюшоне.
– Алка, я видела крепкого парня в темных очках и кофте с капюшоном на эскалаторе в торговом центре! – обернулась я к подружке. – Он ехал мне навстречу, когда я поднималась на выставку. Это, конечно, еще не повод для тревоги, но…
– Очень даже повод! – возразила Трошкина и сразу же заломила руки.
От волнения она снова сделалась многословна и косноязычна:
– Зяма исчез из торгового центра, а ты там видела парня, который его искал, и парень этот выглядел как уличный бандит!
– Брось, Алка, это паранойя и снобизм, – неуверенно попеняла я подружке. – Кофты с капюшоном не только уличные бандиты любят, их и спортсмены носят, и люди искусства – рэпперы, например. Я бы предположила, что в «Галактике» Зяма встретился с приятелем, у которого к нему было что-то важное и срочное, и они вместе отправились по своим мужским делам, напрочь позабыв о наших женских.
– Думаешь? – Трошкина перестала нервно хрустеть пальцами, но не успокоилась.
Чтобы отвлечь ее, я спросила:
– Кстати, об итогах дня. Каковы результаты твоих звонков подружкам Лизоньки?
– Алле! – голосом бабушки заорала вдруг позабытая телефонная трубка. – Дюшенька, папа спрашивает, когда тебя к ужину ждать?
– Сегодня, – твердо ответила я и положила трубку. – Алка, не куксись! Давай-ка, отчитайся о проделанной работе!
– Отчитываюсь, – послушно откликнулась грустная Трошкина. – У меня было четыре номера, обозначенных как Галюся, Анка, Ладюня и Мимими. Я успела позвонить по трем, Галюсе первой. Сказала что-то вроде: «Здравствуйте, я знакомая Лизоньки, можно услышать Галину?» – а она мне сразу: «Не знаю никакой Лизоньки, вы ошиблись номером, положите трубку и никогда мне больше не звоните».
– Испугалась Галюся, – решила я. – Не хочет говорить о Лизоньке, поскольку та умерла при подозрительных обстоятельствах. Если бы ты действительно перепутала номер, она сказала бы: «Вы ошиблись» – и все.
– Я не ошиблась, – подтвердила Трошкина. – Я еще раз позвонила, а она трубку не взяла.
– Значит, с Галюсей все ясно, а что Анка?
– А с Анкой неясно, я с ней не разговаривала. Трубку снял мужчина, Анку не позвал и стал настойчиво допытываться, кто я такая и что мне нужно.
– И теперь уже ты испугалась и не захотела продолжать разговор, – догадалась я. – Понятно, а с Ладюней как вышло?
– Совсем никак, – вздохнула Трошкина. – «Абонент недоступен или временно отключен»!
– Может, уже подключен? – я посмотрела на Алкины любимые часы в виде слона, беременного циферблатом. – И, надеюсь, еще не спит.
Надежда моя оправдалась. Ладюня еще не ложилась, наоборот, только встала. Это я поняла по ее отзыву на мое «здрасьте вам»:
– Доброе утро!
Я снова посмотрела на слона, прикидывая, в каком часовом поясе сейчас утро? В любимой Трошкиной Австралии?
– Можно услышать Ладу? – по собственному почину заполнила образовавшуюся паузу Алка.
– Я Лада, а кто это?
Я продолжала раздумывать: говорим-то мы по-русски, значит, не Австралия? Может, Аляска? Это ведь бывшая территория Российской империи…
– Лада, мы с вами не знакомы, я телефончик ваш у Лизоньки нашла, – продолжала бесконтрольно импровизировать Трошкина. – У Лизы Гороховой.
– Ой, так вы, наверное, Верочка?! – неожиданно обрадовалась бессонная Ладюся.
Трошкина посмотрела на меня, спрашивая, Верочка она или не Верочка? Я глубоко кивнула. Хоть Верочка, хоть Мегерочка, лишь бы завязать разговор!
– Д-да, это я, – сдалась Алка.
– И в самом деле, нету худа без добра! – все так же радостно объявила Ладюся. – Теперь, я понимаю, вы свободны. Надеюсь, мне вы позвонили первой?
– Вообще-то нет, – осторожно призналась не в меру честная Трошкина.
– О! Только не говорите, что предпочтете эту губошлепку Мимишку! – рассердилась Ладюся. – Она же дура натуральная, вы сбежите через неделю!
По лицу подружки я видела, что она уже готова сбежать, оборвав непонятный и смущающий ее разговор. Я погрозила ей пальцем, и Алка мужественно заявила:
– Я не такая.
– Я знаю, какая вы, Лизонька нам рассказывала, – Ладюся, в отличие от собеседницы, была решительна. – Мне сейчас некогда болтать, я убегаю, но мы с вами обязательно должны договориться. Скажите «да», и вы не пожалеете.
– Э-э-э, – сказала трусиха Трошкина вместо «да».
– Да! – вякнула я, подражая ее голоску.
– Вот и чудненько, я жду вас завтра. Пока-пока!
– До с-с-с, – шепнула Алка в гудящую трубку.
Я задумчиво смотрела на нее.
– Что? – насторожилась подружка.
– Кто такая эта Верочка? Как бы узнать?
Трошкина пожала плечиками:
– Можно было бы у Зямы спросить, но он ведь исчез.
Она снова опечалилась.
– Спокойствие, только спокойствие! – призвала я. – У нас остался еще один звонок другу.
– Кому это?
– Мимими, конечно!
– Она же дура!
– Натуральная, – согласилась я. – И еще губошлепка, конкурирующая с Ладюсей за Верочку, о которой им рассказывала Лизонька. Дай сюда телефон!
Я попищала, как цыпленок, отрабатывая тонкий голос, и набрала четвертый номер из нашего короткого списка:
– Алле?
– Да!
В трубке рычало, гремело и звенело. Судя по звуку, это была прямая радиотрансляция из адской кухни.
– Мимими?! Я Верочка! – проорала я, более не заботясь о том, чтобы подражать дисканту Трошкиной. – Лизонька Горохова говорила вам обо мне. Мы можем встретиться?
– Сейчас? Я в котле!
Мое воображение живо нарисовало закопченный чан с орущими грешниками и грешницами средней прожаренности. Я было удивилась редкой точности своих ассоциаций, но голос разума взял верх:
– В том «Котле», который джаз-бар?
– В каком же еще?!
– Никуда не уходите! – я выключила трубку и победно взглянула на Трошкину. – Видела, как надо разговаривать?
– Громко?
– Хитро!
Я побежала в прихожую.
– Ты куда? – спросила Алка.
– Как это – куда? В «Котел», конечно, куда же еще! – я уже обувалась. – Не копайся, Трошкина, этот бар – предбанник ночного клуба, если наша Мимими перекочует на танцпол, мы вряд ли найдем ее в буйной толпе.
– Но я не хочу в бар, – заныла скромница, путаясь в курточных рукавах.
– Надо, Вера, надо! – сказала я и выволокла ее за порог.
Любимая девушка безответственно не отвечала на звонки.
– По-моему, Инка держит нас за идиотов! – войдя в подъезд, пожаловался полицейский майор Кулебякин своей неслужебной собаке.
Барклай, в умственных способностях которого майорская любимая никогда не сомневалась, тактично промолчал.
– Она думает, мы ее не найдем? Найдем! – угрожающе произнес Денис на уровне второго этажа и потом сердито сопел до пятого.
На пятом этаже он с ходу атаковал дверь квартиры Инкиной неизменной соратницы, сообщницы и подельницы Аллочки Трошкиной.
На стук и звон никто не открыл. В квартире было тихо.
– Все равно найдем! – сказал упрямый майор и потянул бассета дальше.
Барклай заволновался. С шестого этажа и выше лестница выглядела странно: такого количества черных следов на ней не наблюдалось никогда. На площадке восьмого этажа и вовсе лапу было некуда поставить.
Барклай сел и выразительно посмотрел на хозяина. Эксперт-климиналист присвистнул:
– Ничего себе гравюра!
Он поддернул брюки и присел, рассматривая сложную путаницу следов.
Цепочки отпечатков сбегались к дверям, перекрещивались, наслаивались и спутывались. Самый большой клубок образовался у порога жилища любимой девушки майора.
– Так, – сказал Денис.
Бассет наклонил голову, свесив ухо до земли.
Интонации хозяйского голоса его насторожили.
Майор Кулебякин совершенно точно был неприятно удивлен. Именно так в прошлом он реагировал на обглоданные щенком кроссовки, о чем Барклай не забыл, потому что воспоминание это было крепко вбито в него ремнем. Сейчас он никакой вины за собой не чувствовал, значит, хозяина прогневал кто-то другой.
– Гау! – басом бухнул Барклай на всякий случай, присягая майору на верность.
Мол, ты только скажи, кого загнать и порвать, а я всегда готов!
– Тихо, – зловеще молвил Денис и скрючился в три погибели, близко-близко рассматривая один из отпечатков. – Так. Интересно!
Он проследил всю цепочку, еще раз убедился, что заинтересовавшие его следы группируются у двери квартиры Кузнецовых, и добавил:
– Очень, очень интересно!
После чего решительно придавил пальцем кнопку звонка.
Двери бара были распахнуты настежь. В «Котел» порция за порцией валила разномастная публика: загорелые гламурные девочки с силиконом во всех анатомических выпуклостях, ухоженные богатые дамочки с акриловыми коготками, готовыми вонзиться в свежее мясо, шумные от стеснительности студентики с неуверенными улыбками и ломкими голосами и молодящиеся дядьки, втягивающие животы и выпячивающие подбородки.
Охранник на входе смотрел поверх голов, презрительно улыбался и никого не останавливал. Он знал, что в «Котле» все эти яркие индивидуальности перебурлят и разварятся в клейкую массу, которая выплеснется утром бесцветной тихой жижей.