— С чего взял, что кувыркался? — мрачно спросил Кактусов. Он не любил визиты, особенно утренние.
— У тебя трусы наизнанку, — радостно загоготал Пиндюков.
Кактусов скромно признался — да, мол, с музой, да, мол, кувыркался. Нет. Ушла уже. Арбузы — во! А булочки… Какие у нее булочки!
— Вася, если бы это видел… — мечтательно закатил глаза Кактусов, старательно запихивая ногой кота в шкаф. Кота — свидетеля ночного позора. Еще бы. Бардам нельзя знать, что писатель Кактусов по порносайтам ночью лазает. Узнают — песню напишут. Барды, они такие. Чуть что и поют.
— Петя, есть дело! — заговорщицким голосом сказал Пиндюков, когда выпил залпом первый бокал пивка. — Мы тебя приглашаем в жюри.
— В куда? — поперхнулся пивом Кактусов.
— В жю-ри. — по слогам повторил бард. — Внимай внимательно. У нас тут фестивальчик. Бардовской песни. Понимаешь, что это ТАКОЕ?
Последнее слово Пиндюков выделил особо значимым голосом. Барды так умеют.
Кактусов понимал, что такое эта «ваша бардовская песня». Это самодеятельное хоровое пение под расстроенные гитары у костров.
— Нет, старик, ты не понимаешь… — проникновенно сказал Пиндюков. И стал живописать маслом.
Оказалось, что бардовская песня это:
1. Самовыражение;
2. Контркультура;
3. Надрыв;
4. Нерв времени;
5. Самовыражение (Да! — крикнул Пиндюков. Говорил и снова скажу!)
6. Общность душ;
7. Как здорово, что все мы здесь…
8. Голые бардессы на пляжу;
9. Борьба с самим собой за здоровый образ жизни;
10. Про самовыражение уже говорил? Дааа? Вот в чем суть!
— И еще про протест.
— Про про что? — не понял Кактусов.
— Про про протест про против всего. Вот! — сообщил Пиндюков.
— Это круто, — согласился Петя, пытаясь осмыслить слова барда.
— Петя, слушай… — и тут Пиндюков начал вещать…
Вещание свелось к одной фразе — во всем этом сумасшествии Кактусову предназначалось быть почетным председателем жюри.
— Старик! Ты писатель или погулять вышел? — сказал Пиндюков.
Кактусов согласился и поехал фестивалить.
Началось все стандартно. Еще на кухне у Кактусова. С бутылочки пива. С пятилитровой. Пиндюков не уважал тару меньше. Ну и по соточке за встречу. Давай повторим! Да чего тут осталось? Не тащить же с собой! Да у меня еще есть!
Под эти вопли Петя нечаянно нажрался.
После чего тело Кактусова было погружено в «уазик». На заднее сидение. На переднем ему лежать было негде.
В дороге Вася прицепил спящему Кактусову бейджик с сакральной надписью «Председатель жюри». Кактусов этого не заметил.
По приезду на поляну Петю торжественно усадили на туристический коврик и представили публике. Публика была взыскательна, поэтому загудела:
— Ууууу…
От этого инфернального звука Петя проснулся, обвел мутным взглядом толпу, поднял указательный палец и сказал:
— Ибо! — и впал в кому.
— Нааш! — завопил какой-то бард, размахивая гитарой.
Гитара издала глухой звук, надевшись какому-то любителю авторской песни испанским воротником. Конфликт мгновенно исчерпался посредством канистры с чем-то жидким.
А потом началось прослушивание будущих звезд бардовской эстрады.
Время от времени Кактусов просыпался. Видел перед собой каких-то похожих друг на друга людей. Все они были бородаты, очкасты и заунывны:
— Дождь! Это дождь! Это песня о том, как мне плохо одним под дождем! Где же ты? Где же я? Я в тебе как в костре, не взирая на радость и грусть!
— В темной квартире кофе остынет, и я уйду в темнотуууууу… Там в темноте я тебя и себя обретуууууу….
Изредка барды пели военно-патриотические песни:
— Я не забуду! Наш прыжок на головы душманам! Мой автомат крошил прикладам бошки им! Мы с борта передаем привет всем нашим мамам! Мы защитим, мы всех убьем, мы победим!
Иногда пели и женщины. Впрочем, от бардов они отличались лишь отсутствием бород на лицах. Подмышки у всех были одинаковы:
— Тихое мое сердце плачет и стонет, я одна…. Но ты не думай, счастья желаю тебе я с ней…
Женщины были богаты духовно, тыча своими богатствами в лицо Кактусову и другим жюристам:
— Смысл жизни в любви, без нее его нет. Без него тебя нет, лишь икона в серваааантееееее…
Песни друг от друга отличались лишь разнообразием отсутствующих рифм и разными вариациями на три аккорда. Особо одаренные применяли еще четвертый аккорд.
На пятнадцатой песне Кактусов немного протрезвел и вымолвил:
— Сердце болит…
Ему поднесли спирта. После чего он опять погрузился в нирвану. Очнулся в тот момент, когда стоял на сцене и неожиданно пел:
— Нам не страшны метели и зной — мы самодостаточны! Нам плевать на всё и на всех — мы не прогнемся! Мы — это сила! Мы — это правда! Мы — это все! Мы — это…
От осознания того, что руками он бренчит по струнам, Кактусов окончательно протрезвел. Еще бы, гитара впервые оказалась в его руках. Моментально он забыл оставшиеся слова. Остановился и прошептал в микрофон:
— Мы — это барды!
— Браво! Браво! Брависсимо! — заорала публика. — Давай еще!
А ведущий концерта Пиндюков проникновенным голосом сообщил толпе:
— Эту песню Петр Сергеевич написал прямо здесь! Это… Это посвящение всем нам! Это! Наш! ГИМН!
Последнее слово Пиндюков проорал большими звуками.
— Да? — удивился Кактусов, но никто его не услышал, потому что микрофон у него уже отключили.
Когда он спустился со сцены, его встретила бардесса, получившая главный приз — двухместный спальник.
— Как вы мощно поете, с чувством… С настоящим… — с придыханием в области генитальной чакры сказала она. Кактусов стал польщен. Со сцены он спел первый раз в жизни, о чем немедленно сообщил духовно богатой третьим размером деве.
— Как это здорово… Значит, я была у вас первой… — не переставала она придыхивать.
— В каком смысле? — удивился постановке утверждения Кактусов.
— В любом… Какой у вас большой талант…
— Да обычный, — застеснялся Петя.
— Нет, нет… Я уже чувствую, что он больше, чем вы думаете…
И потащила его испытывать спальник. Спальник оказался одноместным и, вместе с Кактусовым, танец страсти целых десть минут исполняли комары, пытавшиеся воткнуть свои острые фитюльки во фрикционирующий писательский зад. Домой он вернулся сытым, пьяным и обласканным бардессой, поклонницей таланта. Сердце все еще болело. Кактусов попытался снять футболку. Не смог. Оказалось, что добрый Пиндюков прицепил ему бейджик булавочкой к левому соску. Петя хриплым голосом обматерил барда, вытащил бейджик, дыхнул на ранку, извинился перед котом и уснул на пару суток. В знак протеста кот изодрал кресло, а песня Кактусова заставляла плакать поклонников авторской песни по всему миру…
Писатель Кактусов и семейная жизнь
Однажды, Петр Сергеевич решил жениться. Ачоа?
Удобно же — сидишь, пишешь себе, жена тут в халатике полураспахнутом кофей варит и пиво носит… Удобно! Однако, Кактусов жениться не умел еще. Но попробовать стоило, хотя бы для жизненного опыта. Первым делом он спросил мнения у кота, предварительно накормив того тушенкой. Разговаривать с голодным котом — все равно спрашивать совета у президента страны. Тот, конечно, ответит — но не по делу.
Как выяснилось экспериментальным путем, с Лаврентием еще бесполезнее разговаривать, когда он сыт. Кот заперся в туалете и уснул около лотка.
— А еще друг, — укоризненно сказал Кактусов и позвонил главреду.
Тот мрачно выслушал писателя и резюмировал:
— Все. Мы тебя теряем в бездне стиральной машины.
— В каком смысле? — испуганно спросил Кактусов.
— В прямом. Серию придется закрывать.
— Да почему? — удивился Кактусов.
— Да потому! — демонически захохотал главред и бросил трубку.
Петя пожал плечами и вышел на улицу — искать жену.
Потенциальных жертв матримональных желаний ходило очень много. И разных. Длинноногих красоток, грудастых низкопопок, декольтированных мадамов, порхающих нимфеток. Кактусова немедленно потянуло на промискуитет. Однако, он сдержал себя.
Рыскал он долго. Набережные сменялись парками, фонтаны — кабачками, ночные клубы — подворотнями. Но все было не то. Тестирующий орган уже устал подсказывать Кактусову — «А с кем бы помереть в один день?».
На третий день поиска Кактусов позвонил Пиндюкову. Тот выслушал молча. Потом, пародируя главреда, бросил трубку. Через десять минут позвонил сам:
— Друг… Уважаю тебя…
— За что? — опять удивился Кактусов.
— Ты приносишь свой талант в жертву человечеству! Если бы не такие как ты — оно бы уже вымерло! Так поднимем же тост за выживание человечества!
— Я бросил! — торопливо сказал Кактусов.
— Ты могуч! — похвалил писателя бард. — Я за это про тебя песню напишу.
В трубке послышались звуки насилуемой бардом гитары.
Кактусова замутило:
— Пендюков!
— Йяа! — по-армейски мгновенно отреагировал тот.
— Пендюков, я жениться хочу…
— Не ной! Я тебе помогу. Вечером. В баре «Золотая Тыква». Ровно в девятнадцать тридцать пять.
— Почему так точно?
— У меня перерыв там будет. До девятнадцати сорока восьми. Я там это…
— Продаешься? — догадался Кактусов.
— Нет! — оскорбился Пендюков. — Я там эксплуатирую богатеев!
— Гениально… — ссарказмировал Кактусов. Но Пендюков его уже не услышал. Он просто бросил трубку.
До вечера Петя томился как кура на гриле. В бар он вошел ровно за пять минут до назначенного времени.
Столик, под которым должна была закончится холостяцкая жизнь Пети был заказан Пендюковым — табличка на нем стояла. На табличке было написано — «Служебное место». Остальные столики были сдвинуты в длинный ряд. За ними сидели красноликие мужчины, скинувшие пиджаки на пол. Концы их галстуков замачивались в разлитой по столу водке и раскиданных салатах. Рядом с этими мужчинами восседали женщины. У женщин с голов свешивались шиньоны, кушали они шампанское, а закусывали шпинатами со шпротами.