Эйвен поджал губы, гадая, не отправила ли его трактирщица по ошибке — или намеренно — к мошеннику. Но, не имея других вариантов, он проигнорировал табличку «ЗАКРЫТО», висевшую на дверной ручке, и силой постучал по белому дереву.
Снова постучал, сильнее.
Он продолжал стучать, все громче и громче, пока шум не отозвался эхом у него в ушах и не разнесся по улице.
Как раз в тот момент, когда он решил взломать замок и войти, дверь распахнулась, явив пожилую женщину-ластростос в пышном зеленом халате, с хмурым выражением на лоснящемся лице, покрытом глубокими морщинами.
— Каддорта сум донн? — спросила она.
Эйвен спросил на общем языке:
— Вы целительница Раэллин? — Когда она кивнула, прищурившись, он продолжил: — Мне нужны ваши услуги. Моему… — Он замолчал, не зная, как назвать Нийкса. — Моему… спутнику требуется срочная медицинская помощь. Полагаю, он отравился и нуждается в лечении.
— Какое лекарство? — спросила женщина хриплым голосом с мелодичным акцентом, выражение ее лица по-прежнему оставалось угрюмым. — Какое лекарство?
— Если бы я это знал, мне бы не понадобилась твоя помощь, — отрезал Эйвен. Нефритово-зеленые глаза женщины сузились еще больше, и он заставил себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Потребовалось усилие, но он продолжил своим самым очаровательным голосом: — Я понимаю, что сегодня праздник, но я… мы… были бы у вас в большом долгу, если бы вы пошли со мной и осмотрели его сами. Я, конечно, щедро заплачу вам, но время дорого, поэтому нам нужно уходить прямо сейчас.
Женщина-целительница Раэллин не шелохнулась.
— Почему вы считаете, что здесь замешан яд?
Теряя терпение, Эйвен прикусил щеку, чтобы не наброситься на нее снова, и быстро объяснил, что он видел при ранении Нийкса, рассказав как можно больше подробностей о голубых венах, растекающихся от неглубокой колотой раны.
Целитель Раэллин нахмурилась.
— Это похоже на действие ноксворта, но это незаконно…
— Вы можете ему помочь или нет? — прервал ее Эйвен, не потрудившись сказать женщине, что убийцы, использовавшие яд, скорее всего, мало заботились о законах… особенно о законах, установленных расой смертных, к которой они не принадлежали.
— Вопрос не в том, смогу я или нет, потому что я еще не сказала, соглашусь ли, — чопорно заявила целительница Раэллин.
Эйвен дал бы ей пять секунд на то, чтобы она решила пойти сама, после чего без колебаний потащил бы ее против воли.
Однако она продолжила говорить до того, как он попытался ее похитить, и, сморщив нос, сказала:
— Ваше чувство собственного достоинства поражает, молодой человек, но, к счастью для вас, мое сострадание и ответственность как целителя берут верх над моим раздражением. Подождите здесь, пока я соберу кое-какие припасы.
Эйвен был недоволен тем, что ему приказали оставаться на пороге, как собаке, да еще приказ пришел из уст смертного, и это заставило его скрестить руки на груди и мрачно хмуриться в те считанные секунды, пока целительница отсутствовала. Когда она появилась снова, у нее была с собой кожаная сумка, но она не переоделась в свой пушистый халат, что заставило его задуматься, понимает ли она, в конце концов, всю серьезность состояния Нийкса. Или, может быть, ей просто хотелось побыстрее завершить свои дела и вернуться к тем планам на спокойный отдых, которые он прервал своим появлением.
— Где сейчас ваш спутник? — спросила Раэллин, выходя на улицу и запирая за собой дверь.
Эйвен назвал ей название гостиницы, и она сразу же быстрым шагом направилась в указанном направлении. Но не успели они пройти и нескольких шагов, как у него в животе возникло сильное жжение, а тошнота была такой сильной, что ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать содержимое желудка внутри. У них не было времени тратить его на то, чтобы мчаться с такой скоростью, как у нее, поэтому, не дожидаясь ее разрешения, Эйвен подхватил ее на руки, проигнорировал ее ошеломленный протест и приказал:
— Держись, — прежде чем исчезнуть на улице.
В миллионный раз с момента своего изгнания Эйвен пожалел, что у него по-прежнему нет доступа к Валиспасу, так как он смог бы доставить целительницу к Нийксу почти мгновенно… и без боли и тошноты, которые усиливались с каждым шагом, когда он бежал со скоростью бессмертного. Но он отбросил все свои чувства, включая страх, который, как он отказывался верить, был вызван кем-то, кроме него самого, и сосредоточился только на том, чтобы не уронить сопротивляющуюся ластростос.
Неудивительно, что первое, что она сделала, когда они добрались до гостиницы, и он опустил ее на землю, ударила его своей массивной кожаной сумкой. Сила ее удара была достаточной, чтобы оставить синяк, но вместо того, чтобы разозлиться, Эйвен почувствовал, как улыбается от ее недовольства. Она напомнила ему другую смертную, которую он знал давным-давно, кого-то, кто не боялся его, кого-то, кто…
Нет.
Он захлопнул эту мысленную дверь и тут же вернул свое внимание целительнице.
Она свирепо нахмурилась, но расправила плечи и халат, прежде чем спросить:
— Ну? Чего вы ждете? Ведите меня к пациенту.
Эйвен повел ее прямо в гостиницу по черной лестнице, слегка встревоженный тем, как кружилась у него голова, когда они поднимались по ступенькам, и ощущением покалывания, которое распространялось по его конечностям. Ему потребовалось две попытки, чтобы открыть дверь в свою комнату, нащупывая пальцами ручку.
Целительница Раэллин нахмурилась, заметив его борьбу, но как раз в тот момент, когда она, казалось, собиралась спросить, дверь распахнулась достаточно широко, чтобы она смогла увидеть Нийкса, лежащего неподвижно, как мертвый, на кровати у окна.
Эйвен не смог сдержать реакции и с ужасом увидел, как синие вены теперь расползлись не только по торсу Нийкса, но и по его рукам, по шее и лицу.
— Данос дэ, — прошептала Раэллин — одна из немногих фраз, которые Эйвен понимал на своем родном языке, очаровательно грубое восклицание, которое он с большим удовольствием использовал, чтобы обругать Нийкса множество раз с тех пор, как они прибыли в Ластрос. Однако сейчас испуганные слова целительницы были до боли уместны.
Стряхнув с себя шок, Раэллин протиснулась мимо Эйвена, открыла сумку и подошла к Нийксу. Эйвен приближался медленнее, подавляя эмоции, грозившие захлестнуть его, и сосредоточившись только на страхе, который он испытывал… за себя, конечно.
Только за себя.
— Как долго он в таком состоянии? — спросила Раэллин, доставая из сумки флакон за флаконом и ставя их на прикроватный столик. Она жестом попросила Эйвена помочь ей снять с Нийкса рубашку и плащ и уточнила: — В котором часу его ударили ножом?
Эйвен рассказал ей, и ее глаза расширились, а на лбу появилась морщинистая складка.
— Это невозможно, — заявила она. — Ноксворт убивает гораздо быстрее. Обычно минуты. Иногда секунды. Он…
— … бессмертен, — перебил Эйвен. — Он из расы не этого мира. Его терпимость, естественно, выше, чем у вашего народа.
Если не считать быстрого, совиного моргания, Раэллин восприняла его объяснение как должное. Учитывая ее возраст и тот факт, что сам Эйвен ранее в тот же день скрестил клинки с бессмертными не из этого мира, но явно здесь, возможно, он и Нийкс не были такими аномалиями, какими могли бы быть в другом месте. Целительница даже не усомнилась в бессмертной скорости, с которой он доставил ее в гостиницу, что стало еще одним доказательством того, что она либо обладала невозмутимым характером, либо имела опыт общения с другими расами. Оба варианта были хорошими для него и Нийкса, учитывая стоящую перед ней задачу.
— Мне нужно, чтобы вы подержали его, — сказала она.
Эйвен пристально посмотрел на нее.
— Что?
— Его тело… держите его, — повторила она, прежде чем рассеянно пробормотать что-то на своем родном языке, продолжая осматривать распространение яда, цокая языком.
Нийкс и пальцем не пошевелил с тех пор, как они вошли в комнату, его аметистовые глаза затуманились и затрепетали. Эйвен сомневался, что он вообще знал, что у него есть компания. Поэтому он сказал:
— Я не вижу необходимости сдерживать его. Вряд ли он куда-нибудь денется.
Раэллин достала из своей сумки последний пузырек, затем ткнула пальцем в живот Нийкса и объяснила:
— Этот вид яда следует лечить двумя способами — внутренним и наружным. — Она помахала пузырьком, который держала в руке, показывая лимонно-зеленый цвет. — Это нужно влить ему в рот, и это будет чертовски больно, ты не поверишь, как сильно будет жечь, пока из его крови будет выкипать ядовитая трава.
Эйвен поморщился, гадая, что он почувствует через их связь.
— Но это ничто по сравнению с этим, — Раэллин подняла маленькую баночку с ярко-оранжевой пастой, — потому что он будет чувствовать себя так, словно его пронзают изнутри тысячью отравленных кинжалов. И это без учета того, что мне приходится вводить его непосредственно в рану, прежде чем я смогу ее зашить. Глубоко в рану… достаточно глубоко, чтобы лекарство попало в кровь вместе с этим. — Она снова помахала зеленым флаконом. — Сейчас ваш компаньон может казаться слабым, как мышь, но он явно сделан из крепкого материала, и боль, которую он почувствует во время обеих процедур, заставит его яростно бороться, чтобы избавиться от страданий. — Она пронзила Эйвена взглядом и закончила: — Вот почему, молодой человек, вам нужно его придержать.
Это был второй раз, когда эта смертная женщина насмешливо назвала его «молодым человеком», и поэтому во второй раз Эйвен испытал искушение сказать ей, что она находится в присутствии королевской особы, и ей не мешало бы проявить немного уважения. Но он отбросил свою гордость, осознав на каком-то инстинктивном уровне, что ей все равно, кто он такой.
— Хорошо, — сказала она, видя его капитуляцию. — Нам нужно сделать это быстро… чудо, что он все еще жив, а лечение требует некоторого времени, чтобы подействовать.
— Как скоро… — голос Эйвена слегка охрип, и он нахмурился, прежде чем откашляться и попробовать снова. — Как скоро боль утихнет?