В лагере горело много очагов и его обители концентрировались вокруг них. Весна была отвратительным временем для воины, урожая ещё не было и брать еду было затруднительно. Но к удивлению Кальдура все встреченные им солдаты не несли на себе следы голода: блестящие, шныряющие туда-сюда глаза, трясущиеся руки, осунувшиеся лица и впалые щёки. Еды в лагере было более чем достаточно. Северяне умели хранить её и запасать впрок. И с радостью делились с освободителями.
Кальдур подумал что сможет поесть ещё раз и это ему точно не навредит. Он не особо любил принимать пищу в компании и разговаривать, особенно с незнакомцами. Предпочёл уйти от костров в самую тёмную и неприметную часть лагеря — к клеткам с заключёнными. Охраны у них было много, но они сидели поодаль, играли в карты, согревались горячительным и чаем, ржали, травили байки и обменивались анекдотами.
Темница, что служила всадницей вирма, испуганно отшатнулась от прутьев и вся сжалась, когда он тихо подкрался к её клетке. Он присел на корточки, удостоверился, что охрана не смотрит в их сторону и протянул ей миску с ещё остывшим варевом. Она недоверчиво посмотрела на его спокойное и расслабленное лицо, её немного перекосило от внутренней борьбы, но она схватила миску из его рук, и настороженно оглядываясь и обжигаясь, начала быстро есть. Кальдур тут же отошёл на пару шагов, отвернулся и сел на землю, спрятавшись в тенях от клетки, чтобы не привлекать лишнего внимания стражников.
— Зачем вам Госпожа? — тихо спросил Кальдур.
В своём вопросе он не требовал ответа и не допрашивал её, ему просто было любопытно.
— Мы должны остановить Её. Любой ценой, — донеслось из клетки.
Темница мягко швырнула миску ближе к Кальдур и тот подобрал её.
— Этого требует ваш бог?
— Этого требует справедливость.
— У каждого своя справедливость, получается, — Кальдур усмехнулся, девушка показалась ему совсем обычной и не охваченной какой-то тёмной силой. Она была совершенно расслабленна и уверена в том, что говорит. — Как вы собираетесь Её остановить? Есть способ убить бога? Что вы с Ней сделаете?
— Я не знаю. Не мой уровень, — она вдруг замялась. — Ты говоришь странно… Сделаем с Ней? Хочешь сказать… хочешь сказать, что Он уже нашёл Её?
Кальдур вздохнул и даже совсем не разозлился, почувствовав спиной, как девушка зарадовалась и почувствовала прилив сил.
— Ты не должен бояться нас, — девушка придвинулась к решётке и протянула к нему руку. — Скоро всё это закончиться, и мы станем едиными. Ты просто ничего не понимаешь. Не нужно бояться Мрака. Это наш дом. Мы все должны будем пойти туда. Он освободит всех нас и поведёт туда. Когда настанет время.
В её голосе не было бравады или фанатизма. Она говорила о будничных для себя вещах, жизненных основ, на которых держится всё, что она знает. Девушка действительно верила в то, что говорила. У неё не было никаких сомнений в том, кому она служит и что делает во время этой службы. То, что она станет кормом для Мрака, её совсем не пугало. Так её вырастили. Это она впитала с молоком матери и другой жизни она не то что не узнает. Не поймёт, даже если узнает.
Кальдур печально вздохнул, подобрал миску, поднялся и пошёл за Анижей.
— Спасибо, — тихо пискнула темница ему в спину.
Виденье 28. Когда отнимаешь жизнь
— Готова?
Он нашёл Анижу прикорнувшей на хлипком стуле. От его шёпота она разлепила глаза, едва не потеряла равновесие и устало посмотрела на него. Поднялась, прошлась туда-сюда, попыталась разогнуть затёкшую спину, потёрла садившую так и не зажившую ладонь. Освободила её из плена плотной кожаной перчатки и обернула платочком. Так она делала, чтобы дать ей «подышать».
— Да. Только не спрашивай, как прошёл день.
С наступлением ночи полевой госпиталь и его обитатели заметно поутихли. Несколько целителей и неравнодушных посвежее Аниже ещё ходили между ранеными, смотрели их и предлагали необходимое. Свободных коек осталось мало, тяжёло-раненных успокоили вином, настойками и дурманами, тех, кто не пережил схватки — уже закопали.
Анижа собрала сумку, по пути посмотрела ещё нескольких своих подопечных и они побрели через лагерь. Война и смерть ещё не вошли в привычку у воинов, к ним всё ещё относились серьёзно. В палатках и тентах царили тишина и дисциплина, солдаты пока предпочитали крепкий сон различным способам снятия стресса вроде азартных игр и алкоголя. Стражи наоборот старались не расслабляться и несли свою вахту максимально сосредоточенно и ответственно. Так бывало почти всегда после первых столкновений, но с каждым последующим днём на грани между жизнью и Вратами, с постоянным голодом, страхом, лишениями и испытаниями, все чувства притуплялись. Люди начинали жить не то, что одним днём, одним моментом. И старались брать от этого момента всё.
На них никто особого внимания не обращал. Анижа немного проснулась от прогулки на свежем ночном воздухе, но всё ещё была вымотана.
— Я сегодня кое-что сделала, — сказала она тихо, когда ей надоело молчание, и чуть замедлила шаг. — Там был мальчишка с наконечником копья в животе. Очень плохая рана. И грязь попала. Можно было даже не зашивать — сгорел бы за несколько суток, если бы вообще пережил ночь. Но я решилась. Дала ему дурману, залезла внутрь, проверила все кишки, ты не представляешь, Кальдур, сколько их там внутри и какие они длинные… Сантиметр за сантиметром. Всё, что нашла, зашила. Ещё раз проверила. Могла, что-то пропустить. Но он бы всё равно не выжил. И тогда… я… ну… доверилась своей вере. Я думаю, что Госпожа просто не смогла бы создать что-то, что действительно могло бы нам навредить. Тем более Воды Оточ. Я не просто промыла ему кишки в них, я позволила… нет… я заставила сделать его глотка три, чтобы Воды попали внутрь.
— И? — Кальдур посмотрел на неё настороженно.
— Пока он не умер, — спокойно ответила Анижа. — И надеюсь, не умрёт завтра. И послезавтра тоже. Я потратила всё, что было, и даже думала сходить и взять две остальные фляги, чтобы спасти больше людей. Но не решилась. Наверное, твоя жизнь и жизнь Розари в итоге стоят больше, чем жизни этих солдат.
— Всех не спасти, Анижа, — осторожно ответил ей Кальдур.
— Я знаю. Но неправильно не спасать тех, кого спасти можешь.
Они прошли стражу и оказались у командирских шатров. Воким сидел у костра в одиночестве, тянул трубку и чередовал пускание колец дыма с большими глотками их кружки. Он кивком поприветствовал их и предложил сесть рядом.
— Спасибо за предложение, но мы спать пойдём, — ответил Кальдур, взглянув на бледную Анижу. — Устали за сегодня.
— Наслышан о твоих подвигах, — он обращался к Аниже. — Хорошо, когда есть такие как ты, девочка. И хорошо, когда у вас получается спасать так хорошо.
Она склонила перед ним голову и ответила на тёплые слова лёгких реверансом.
— Вот, — Воким поднял с земли ещё одну деревянную кружку, плеснул в неё содержимое бурдюка. — Хлебни. Спать будешь лучше.
— А чёрт с ним, — ответила Анижа, немного подумав. — Нервов сегодня было… и рука опять разболелась. Ваше здоровье.
Она подошла ближе, приняла из рук Вокима кружку и в несколько глотков опорожнила её. Скривилась, подавила приступ тошноты и выдохнула. Вино было очень крепким. Воким усмехнулся и снова приложился к трубке. Анижа поставила трубку, отвернулась от них и шумно вдохнула прохладный воздух, чтобы прийти в себя.
— Розари и Дукан вернулись? — спросил у Вокима Кальдур.
— Не так давно, — ответил тот. — Уже спят. Не слышишь храп что ли? Вот уж не знаю, кому из них он принадлежит, но если его будет слышно из моего шатра, я выкину виновника за границы лагеря. Пускай темников изводит… Они недурно поохотились. Вроде даже взяли какого-то вшивого офицеришку. И умудрились разгромить немалый отряд, который подбирался к лагерю. Я думал девчонка будет вести себя потише, но оно и ладно. Это же помощь. Слухи завтра все в лагерь приползут, там и посмотрим какая будет картина. А ты чем занимался, парень?
— Дукан оставил меня в лагере. На случай если они не найдут темников, и если они ударят в их отсутствие.
— Тоже верно, — согласился Воким. — Ладно, идите спать. Мы тут пробудем ещё дня три минимум, пока всех по лесам не изловим. А там и пойдём к Опалённой.
— Доброй ночи, — кивнул ему Кальдур и повёл Анижу к месту ночлега.
Он поставил укрытия в тени между двумя командирскими шатрами, обитатели которых уже спали. В их палатках было тихо. Кальдур заглянул в первую — она была пустой, во второй он нашёл Розари и Дукана, мирно спящих и грязных как черти.
— Хм, — Кальдур вернулся к Аниже в лёгкой растерянности. — Думал, с Дуканом ночевать буду. А они палатку заняли.
— В какую лезть? — устало спросила Анижа.
Кальдур показал ей, подержал полог, залез следом.
— А тут неплохо.
Анижа отшвырнула сумку в дальний край палатки, потопталась по полу словно кошка и легла на живот. Кальдур пододвинул ей сумку, набитую тряпками в качестве подушки, и накинул на ноги останки брезента в качестве одеяла. Под полом палатки он нагрёб мягкой земли и набросал сначала веток с листьями, а потом и травы, так что было вполне себе мягко и комфортно. Почти что постель в доме, то что нужно, после такого тяжёлого дня.
Кальдур лёг рядом, подложив руки за голову, натянул общее одеяло себе чуть выше живота, и расслабленно выдохнул. Он думал, что Анижа уснёт сразу, но она потянулась и перевернулась на бок, лицом к нему.
— Что чувствуешь, когда отнимаешь жизнь? — вдруг спросила она.
Кальдур вздрогнул от её вопроса и от ей горячего дыхания у себя на шее.
— Особо ничего. Ко всему привыкаешь. Темники не люди, во всяком случае, на поле боя и в своих чёрных доспехах таковым не кажутся. Особенно когда хотят убить тебя или твоих товарищей. Нас учили не думать об этом. Это тяготит. Относится как к работе. Рубишь лес, а щепки летят. Вот и всё.
— Неужели тебе ни разу не было больно от того, что ты делаешь с другими? — скомкано спросила она.