Через три месяца он едва привык выносить издевательства, но научился врать, быть податливым, не совершать лишних движений, не провоцировать палачей, не привлекать их внимание, и просто доживать очередной день до конца, не важно, что для этого потребуется.
Став носителем живого доспеха, он несколько раз вспоминал эти события и задумывался — а как вообще темники теперь смогу удержать его и взять в плен. Он и не думал, что однажды снова станет простым смертным.
***
То, что ждало его дальше, было куда хуже плена.
Отряд вывернул на тропинку между возделанными полями, впереди показались дымные столбы и очертание домов. Отряд перешёл на рысь, и когда уже можно было различить отдельные силуэты селян, вдруг бросился в атаку.
Клячу с побледневшим Кальдуром подвели уже когда всё кончилось.
Те селяне, кому хватило ума и реакции, сразу же бросились наутёк, только завидев на горизонте чёрные силуэты. Тех, кто задержался по глупости или чтобы забрать детей или близких, перерубили за минуты. Не было темникам разницы кого убивать: мужчин, женщин, детей, стариков, животных — всё одно, если не от их веры. Нескольких оставили в живых, но только для кровавых забав и допросов, которые были такими же жестокими и стремительными, как и нападение.
Кальдур вопил, и грыз верёвку от развернувшихся видов и криков. Ему бы закрыть глаза, да он не смог себя заставить. Поклялся убить всех, и особенно суку-сотницу, отдающую такие приказы. Именно такой отряд и сжёг его деревню.
Закончив на улице, темники бросились в дома, чинили свою расправу там, выкидывали наружу всё более менее ценное, потрошили потайные углы, и закончив, поджигали факелами. Все заволокло дымом, он щекотал горло и заставлял кашлять, от пламени вспыхнувших домов стало жарко и дурно.
В живых пока оставался немощный старик в исподнем, вытащенный из постели, сжавшийся от страха мальчик, лет восьми, и красивая молодая девушка с глазами распахнутыми широко от ужаса и уже разодранным платьем. Всех их построили перед сотницей, когда та слезла с лошади и обтёрла оружие об одежду одного из убитых.
Она сняла шлем, и вместо бледной кожи Кальдур увидел кожу загорелую, волосы светлые и черты лица женщины, которая родилась тут, а не на далёком острове без солнца.
— Итак, — начала сотница. — Шепни-ка мне, старик, где вы зарыли своё добро.
— Что же ты творишь, чертовка?.. Невинных людёв давишь… — старику было плохо, он хватался за сердце и пытался не плакать.
— Разве бывают невиновные люди? — в голосе Мерроу проступило напускное удивление. — А чего вы табличку на въезде не поставили? М? Ладно. Завязывай с трёпом, время-то не ждёт. Знаю я вашу породу. И темники, и бандюки, и налоговики, и армейцы к вам захаживали эти годы слишком уж часто, как к себе домой. И вы стали всё ценное прятать от них. Только делаете вид, что живете паршиво. А сами колбасу точите, настойками запиваете, да денежки на торговле делаете и шмоточки себе покупаете. Ну? Куда зарыли? Отвечай!
— Ничего мы не зарывали! — крикнул на неё старик.
— Жадность разве не порок? — хохотнула Мерроу.
Стащила с пояса короткий хлыст, размахнулась и ударила. Старик закрылся руками, но удар предназначался стоящему рядом мальчонке.
Металлическая набойка полоснула ему по лицу, разорвала щёку и лоб, тот упал назад, потерялся от удара на несколько секунд, и заорал как резанный, держась за лицо.
— До смерти его забью, — легко сказала сотница. — Кожу ему с костей очищу на твоих глазах, если не скажешь. Долго буду убивать.
Старик упал на колени, а девушка отшатнулась, её глаза расширились ещё больше, она смотрела то Мерроу, то на старика.
— А бабёнка-то спалила тебя, — усмехнулась Мерроу. — Старым и уважаемым часто тайны доверяют и решение вопросов всяких выносить. Мы давно это работу делаем, всю подноготную вашу знаем.
Она снова замахнулась кнутом на мальчонку, и старик завопил:
— Под амбаром! Под сеном! В подполе всё! Только отпусти, хватит крови!
— Вот жеж сука старая! — расстроился подошедший Гарз, заткнул руку за пояс, вытащил мешочек Кальдура и передал его Томмету.
— Опыт не пропьёшь, — распушился Томмет.
— Да больной же старик был, какой староста! — попытался оправдать свой проигрыш Гарз, да махнул расстроенно рукой.
— Спасибо, отец, — ласково произнесла Мерроу, убирая кнут на пояс. — Но дальше тебя мучить этим зрелищем нет смысла никакого. Доброго пути.
У её шеи что-то коротко сверкнуло, голова старика покатилась по земле, отсечённая одним лёгким движением светоносного клинка, торчащего из её запястья.
***
Перед глазами Кальдура потемнело, он пытался проморгаться и всё не мог понять — то, что он увидел, было коротким виденьем или он правда увидел часть живого доспеха у темницы.
Тело старика ещё дрожало, шея плевалась кровью, ребёнок и женщина истошно орали. А Кальдур не мог оторвать глаз от идеального среза, который просто не мог оставить обычный и использующийся каждый день меч.
Раздался новый крик, на этот раз мужской.
Молодой парень бежал на Мерроу с вилами на перевес. Никто из темников не шелохнулся, только Томмет мотнул в его сторону арбалетом, но тут же на пути стрелы оказался Гарз, улыбающийся ему издевательской улыбкой. Юноша коротко крикнул на застывшую Мерроу, оттянул вилы назад и со всей силы вбил их ей в живот, туда где заканчивалась короткая кираса.
Мерроу покачнулась, захрипела, отошла назад и упала на колено. Темники всё не шевелились, спокойно наблюдали сцену, а юноша выглядел таким же потерянным и непонимающим, как и Кальдур.
Томмет нарушил тишину и хрип Мерроу ругательством, достал мешочек Кальдура и отдал назад улыбающемуся Гарзу.
— Говорил же, что один попробует! — радостно шепнул Гарз и убрал добычу за пояс.
— Вы что ставки и на меня теперь делаете? — злобно прохрипела Мерроу.
Гарз и Томмет напряглись, стыдливо опустили глаза.
— Нет, госпожа, — оправдался Гарз. — Только на то, что кто-то попытается тебя убить. Госпожа.
— И что, — Мерроу поднатужилась и достала вилы из своего живота, — это считается?
— Ну-у-у, — задумался Гарз. — Вилами легко убить можно. Так же, Томмет?
— Да, — нехотя согласился проигравший спор долговязый. — Всё равно что копьём, только дырки четыре будет.
Немного крови вытекло из её живота, и кровотечение остановилось. Кальдур не ошибся. Доспех уже исцелял её раны, и эта была совсем незначительной, только её форму попортило. Она поднялась с колена и пошла к юноше. Храбрости на большее у него не хватило, он крикнул от ужаса, развернулся и дал дёру.
— Нет, Томмет, — Мерроу остановила дёрнувшийся арбалет. — Пускай бежит и расскажет, что видал. Пускай бояться. Я неуязвимая. Меня нельзя убить.
— Как-то это не по людски, госпожа, — встрял расстроенный Гарз. — Он тебя всё-таки тронул. Может, я ему хотя бы руку оттяпаю. Быстро щас его на коне догоню.
— Нет, — отмахнулась Мерроу. — Но сегодня лучше никому меня не злить.
Собака коротко гавкнула и вдруг унеслась в дым. Мерроу проводила пса тяжёлым взглядом, и перекинула его на сжавшихся Гарза и Томмета.
— Сглазила, получается, — мрачно заявила она.
— Справа! — крикнул кто-то из темников.
Отряд тут же собрался, сместился к центру деревни, встали полукругом, ощетинился короткими копьями и прикрылся щитами. Рявкнувший Гарз остался стоять рядом в полный рост с предводительницей. Мерроу опустила глаза на длинное древко стрелы, воткнувшееся в нескольких сантиметрах от её сапога.
Какое-то время ничего не происходило, и из дыма вышел мужчина. Он был высок, крепок в плечах, имел почти кошачью грацию, удивительное спокойствие и недавно открашенную броню времён Шестой Битвы. Ветеран оглядел темников, даже не пытаясь извлечь оружие из ножен, словно это он был хозяином положения.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнул мужчина. — Попались, голубки. Ну и далеко же вы забрались от дома.
Он оглядел пылающие дома, растерзанных жителей, помрачнел.
— Вот значит почему поймать-то вас не могли. И полчаса не прошло, как всю деревню под корень срезали, ублюдки недоделанные. А мы вас в соседнем посёлке ждали. Еле добежать успели. Давно на вас охотимся, людоеды. Сдавайтесь. И я гарантирую вам лёгкую и быструю смерть. Мусор надо вымести с этой земли.
В тишине раздался надрывный и долгий смех Гарза, тот схватился за живот и сложился пополам.
— А ты с юморком, — хохотнул ветеран. — Если переживешь бой, я разделаю тебя как свинью, и ещё живого кину свиньям, чтобы они начали жрать тебя, пока ты ещё дышишь. Повторяю второй и последний раз — сдавайтесь. Нас втрое больше, и мы не деревенщины. Видали мы зверей и похуже во время Шестой. Вы окружены и никуда отсюда не денетесь. Один шаг в сторону лошадей, и стрелы полетят.
— Вы что в глаза е...тесь сегодня? — холодно спросила Мерроу Гарза, тот виновато опустил глаза. — Кто фланги стерёг?
— Кто стерёг, у того уже глотка перерезанная или стрела в башке торчит, — перебил её ветеран. — Чё думаете одни тут как воевать знаете?
Мерроу повернулась к нему, и ветеран разглядёл её лицо, помрачнел ещё больше.
— И что с вами, подменышами, на этом сраном острове творят-то? Доченька, шла бы домой, сорвала бы с себя эту треклятую форму и нашивки, покаялась бы, отмыла руки от крови, да поклонилась матери, попросила бы у всех и у Госпожи прощения.
Теперь уже рассмеялась Мерроу.
— Зря смеешься, девчонка. Ты, значиться, не наша уже будешь. Тёмная. А значит, я в праве с тобой делать всё, что захочу. Заберу тебя как трофей, буду воспитывать вечерами и ночами, и научу эту землю уважать.
— Заберёшь меня? — ледяным тоном переспросила Мерроу. — А сможешь?
Гарз вдруг напрягся и отошёл от неё на два шага назад.
— Да как-нибудь уж справлюсь, — рассмеялся ветеран.
— Ну, так иди и возьми. Я вся твоя. Если хватит сил.
Ветеран добродушно улыбнулся, оглядел не шелохнувшихся темников, подумал, что они боятся пошевелиться и начинать бой с неравными силами, обернулся на своих и кивком показал им не вмешиваться. И пошёл к Мерроу.