Он чувствует себя невероятно. Энергия и осознание самого себя прознают его молниями, он почти что всесилен, и вряд ли в этом мире есть что-то достаточно могущественное, чтобы убить его. Его тело не похоже на саблезубых людей или чудовищ, прорывающихся со всех сторон — он хищник на несколько рядов выше. Сотканный из теней и иллюзий, неуязвимый и неуловимый зверь в поисках своей добычи.
И он должен взять своё.
Века сменяют века, а его жатва продолжается.
Он всё крепнет, становится твёрже алмазов, всё больше осязает мир вокруг и самого себя. Чем больше он поглощает саблезубых людей и их многочисленных врагов, тем больше он становится похожим на них. Его мысли и чувства больше не такие резкие, он всё чаще путается в них, всё сильнее испытывает то, что испытывают они. И ему не нравится такая цена могущества.
Он ищёт выход, но никакого выхода нет. Потому что таков порядок вещей. Сильные поедают слабых и становятся только сильнее. Во всяком случае так должно быть, если он всё понял правильно. А с последствиями своей диеты он разберётся позже. Его развитие и созревание всё ещё продолжается, и совсем неясно, чем он станет в конце своего пути.
Он думает, что самый сильный.
Пока однажды нечто ещё более непостижимое и твёрдое не выслеживает его в чистом поле, не берёт его за горло золотистыми когтями, и не показывает, что такое настоящая грубая сила.
Их схватка такая чудовищная, что весь остальной мир замирает и прячется.
Впервые он чувствует уколы страха за свою жизнь. Его противник сильнее, пусть и не познал ещё ясность разума и поглощён буйством внутреннего зверя. Он пытается взять его хитростью, но грубая сила берёт верх всё равно.
Он слабеет.
И в миг самый близкий к смерти, где-то у кромки лезвия страха за свою жизнь, он чувствует что-то ещё. Странное и почти неподдающееся описанию, но такое же сильное, как и сама смерть.
Влечение.
Желание.
Страсть.
Голод.
***
— А это что у тебя торчит?
Он проснулся резко, от такого знакомого и родного удара тонким локтем под рёбра. Захрипел, попытался собрать глаза в кучу и на секунду даже испугался за Розари. Она сидела рядом, вся взъерошенная, со странным блеском в глазах, не понятно было, что она задумала и о что у неё внутри, но, по крайней мере, она не дрожала и не выглядела печальной.
— Вы, мужики, конечно, совсем пришибленные, — тихо запричитала она, смотря на него будто он сделал что-то мерзкое. — Мы тут погибаем, истерзанные все, друзей всех потеряли, а ты во снах своих извращенских бабёнок жамкаешь по углам. Вот как это?
— Я этим совсем не управляю! — Кальдур покраснел и поспешил перевернуться на живот. — Да и не бабы мне снились!
— А что? — Розари запнулась и в глазах её проступил интерес.
— Не знаю... даже... — Кальдур смутился. — Мешанина какая-то. Чудовища. Схватки. Даже описать не могу.
— И-у-у, ну ты и извращенец! — она скривилась так, будто откусила лимон.
— Вовсе никакой я не извращенец! Это просто кошмары!
— И у тебя на них стоит!
— Вовсе нет!
Он улыбнулся сквозь смущение и багровый румянец. Просто на лице Розари опять проступила садистская и издевательская усмешка, и от этого Кальдур почувствовал себя почти что дома.
Пока они смеялись к ним подошёл темник, буркнул им что-то грубое и явно оскорбительное, поставил поднос на землю, просунул им сквозь решётку немаленький кувшин и пару мисок, в которых в которых ещё бурлило странное варево, не такое уж и противное с голодухи.
Ложек никто не предложил, но их это и не смутило. Подношение выглядело волшебством, совершенно заворожило их, заставило забыть обо всём. Переглянувшись, они синхронно встали, подошли и с толикой недоверия подняли тарелки. Пахло едой, даже мясом что было совсем фантастическим. Ловко работая пальцами, дуя на них, чтоб не обжечься, и даже боясь, что наваждение покинет их, они расправились с пищей за пару минут.
— Ох. Это они вовремя, — Розари погладила свой живот. — Уже совсем неприятно было терпеть. В былые времена это бы стоило помилования целому отряду темников. Чёрт, я бы их всех домой отпустила сейчас. Даже если отравлено — мне плевать. Оно того стоило.
Кальдур ухмыльнулся, наполнил чеплашку водой из кувшина и неспешно напился, представляя себе наваристый суп в качестве второго блюда. Металлический привкус во рту отступил, живот больше не бурчал и занялся делом, по телу распространилась приятная теплота и расслабление, и впервые за долгое время Кальдур почувствовал себя не так уж и паршиво. Розари немного поизучала его метод , посверкала в его сторону прищуренными глазами и тоже последовала его примеру. Насытившись она отбросила миску в сторону, будто была королевской чемпионкой на каком-то пире, только что осушила на спор огромный кубок, издала победный звук и завалилась на прутья.
— А Анижа тебе снилась, извращенец? — спросила она с ехидством, но без особой подколки, икнула, зажала рот рукой и смутилась сама.
— Наверное, — Кальдур пожал плечами и правда попытался вспомнить. — Мы часто были рядом и вообще много провели времени. Думаю, снилась. У нас так часто бывает.
— Так-то и мы с тобой немало времени провели вместе, — она нахмурилась и снова скривилась. — Стоп. Фу-у-у. Я что тоже тебе снилась?
— Эм, — во рту Кальдура снова пересохло, но ответить он не успел.
— Я что... слишком много тебя била? — Розари поморщилась с досадой и отвращением. — Вот вы, мужики, конечно, создания странные... Морокай явно пытался вас извратить. То ли у Него вышло, то ли вы вышли слишком мерзкими, что Он отказался от дальнейших попыток.
— А то вы лучше, — буркнул Кальдур, ковыряясь в зубах.
— Что он имел ввиду? — Розари вдруг судорожно выдохнула и стала серьёзной. — Тот темник-офицер вчера?
— О чём ты?
— Он сказал про конец всего сущего. Что только эта крепость выстоит. Какого чёрта он хотел этим сказать?
— Хм, — Кальдур задумался. — Думаю, они готовятся к возвращению своего бога... Морокай всегда оставлял после себя выжженную землю, но на этот раз Госпожа не будет стоять у него на пути... и он сможет довести задуманное до конца.
— Похоже, им самим страшно. Ты заметил?
— Похоже.
— Никогда не думала о них так, — сказала Розари, помолчав немного. — Что им самим некомфортно от того, что происходит.
— Ну... — Кальдур развёл руками. — они Его вечные пленники... Я тоже думал, что им как-то повеселее от всего этого. Но если солнце спрячется на несколько месяцев, погибнут почти все растения и животные, кончится еда, настанет лютый холод и всё это прочее, как было в паре Битвы до этого... наверное, их вера не настолько крепка, когда речь заходит о их жизнях. Тут я их могу понять.
— Ну да. Одно дело броситься на меч в пылу боя, думая о том, что поступаешь правильно. И совсем другое смотреть на весь этот кошмар, не в силах сделать ничего и ощущая себя какой-то букашкой.
— На самом деле, — Кальдур пожал плечами, — быть просто смертным и не иметь сил вмешиваться во всё это дерьмо — не так уж и плохо. Можно туда просто не лезть, а наслаждаться жизнью.
— Ты ведь уже был без доспеха, Дур? — помолчав, спросила Розари, внимательно его изучая.
— Да. Десять лет где-то.
— И как это было?
— Когда ты не в клетке, а свободен делать всё, что захочешь — вполне себе даже неплохо. Да, неприятности или удар ножом в живот уже так просто не пережить... но ведь туда ведь можно и не влезать. Просто тихонько жить как тебе хочется. Высыпаться по ночам, осесть в одном месте и никуда не идти, научится чем-то новому, говорить с людьми, работать в поле, готовить пищу, с любовью и не спеша... просто сидеть и смотреть на небо. Великая Госпожа, да много чего!
— И чему ты научился?
— Ну, — Кальдур смутился. — Как кидать навоз так, чтобы было быстрее. Как перекопать поле, чтобы... хотя мы всё равно на два раза перекапывали... Ну или... Во! Ловить рыбу. Не, конечно, ты и сама охотилась в воде при помощи доспеха, но когда ловишь её без вот всех этих сил, просто удочкой, на рассвете, и когда вокруг так спокойно и тихо...
— А о чём говорил с людьми? — перебила она. — Я уже забыла, как это не говорить о войне и всём этом.
— Мы говорили... просто говорили ни о чём. Часами обсуждали погоду, или какие-то слухи о местных, или о том, как нужно делать то или иное. Истории травили всякие, байки... Как Дукан, но без таких вывертов, присказок и бесконечных историй о балах и как и кто был одет. Попроще.
— Это всё выглядит не очень-то весело, Дур, — она улыбнулась ему.
— Да... может быть. Пока ты это не распробуешь. Эх, Розари, я бы хотел показать тебе всё это, — он осёкся и сделал свой голос твёрже. — И покажу. Когда мы выберемся отсюда, спасём Госпожу и загоним этих придурков назад в свои норы.
— Я скучаю по Красной Фурии, — она потрепала ошейник, отпустила, подалась вперёд и обняла руками колени. — Без неё как-то не по себе.
— Да... — согласился Кальдур. — Проще когда за тобой кто-то есть... когда есть с кем всё разделить. Я с тобой, Розари. До самого конца.
— Спасибо, Дур. И я с тобой.
По ту сторону решётки вдруг образовалась процессия из четырех темников и Викара. Темники застыли у двери, а Викар махнул головой Розари, приглашая её к выходу. Поднялся Кальдур, недобро посмотрел на него, стиснул кулаки.
— Ну что? — Викар неприятно улыбнулся ему. — Они тут просто, чтобы отвести её в туалет. А как она вернётся — пойдёшь ты.
— Сегодня у тебя нет настроения мучить беззащитных девушек, свинья? — не поверил ему Кальдур.
— У меня его и никогда не было... выродок, — скривился Викар. — Мы займёмся вами через пару дней. Вставай, девка, не задерживай нас. Дел по горло.
— Может... в этот раз как-то по-честному? — съязвила Розари. — Снимите с меня ошейник и пускай вас будет хоть сорок. Да даже четыре сотни, мне плевать. Или не снимайте, но давайте один на один.
— О Великий Проводник, если ты сейчас же не выйдешь, вы будете всё время срать и ссать в эту клетку! Я не хочу, мать вашу!