Он пировал, наслаждаясь мясом сраженного врага. Тысячелетия прошли, как Маэдретнир не пробовал драконьего мяса, и сейчас он заглатывал огромные куски, разгрызал кости, добираясь до мозга. Кровь дракона пела в его теле, заглушая боль собственных ран, заглушая призывы сидящего на его спине Каледора.
Что-то тяжелое ударило его по голове, оглушив на мгновение. Он отпрянул от трупа, высматривая, откуда пришел удар.
— Всадник его уходит, — сказал Каледор и снова огрел дракона древком пики.
Маэдретнир зарычал от такой наглости и сделал шаг обратно к трупу врага, но был остановлен резкими словами Короля-Феникса. Маэдретниру захотелось стряхнуть своего всадника, разорвать сбрую, что связывала их вместе.
Каледор проговорил рычащим голосом слова, что проникли в мозг дракона: слова власти, найденные Укротителем Драконов. Маэдретнир рухнул на брюхо и затряс головой, стараясь избавиться от ощущения онемения, захватывающего мозг.
До него донесся спокойный голос Каледора.
— Твой враг убегает, — сказал Король-Феникс. — Догони его.
Маэдретнир огляделся и заметил неподалеку наггаротта — тот спешил прочь, перебираясь через камни и волоча поврежденную ногу. Дракон взревел и поскакал по камням, наполовину развернув крылья, и навис над наггароттом. Эльф обернулся и выхватил висящий на поясе меч. Клинок вспыхнул морозным светом так ярко, что Маэдретнир отшатнулся, почти ослепленный.
Но Каледору противостоять было трудно. Его пика пробила нагрудник противника. Друкай яростно размахивал мечом, оставляя в воздухе полосы инея. Каледор надавил, толкнул слабеющего противника назад, опрокинул на спину, пригвоздив к земле.
— Прикончи его, — сказал Король-Феникс.
Маэдретнир поднял переднюю ногу и тяжело ею топнул, сокрушая шлем и череп. Дракон все еще не пришел в себя от нестерпимо яркого света ледяного клинка, но зрение постепенно возвращалось. Охотничий раж спадал, огонь в брюхе утихал. Дракон вдруг ощутил боль от своих ран, вспомнил черного дракона, почувствовал снова, насколько отвратительна эта тварь, как извращена ее природа.
— Я должен вернуться к родичам, — сказал Маэдретнир.
— Когда выиграем бой, — ответил Каледор.
— Нет! — яростно возразил дракон. — Им надо сказать о черных драконах. Я должен передать весть, поднять мой род из сонного забытья.
— Когда выиграем бой, — повторил Каледор.
Маэдретнир со змеиной быстротой повернул голову, легко прорезал клыками крепления трона-седла.
Дернув плечами, он дал всей конструкции соскользнуть со спины, невежливо сбросив седло и Короля-Феникса прямо на камни.
— Выигрывай свой бой, маленький эльф, — сказал он. — Я тебе выиграю войну.
Каледор не успел прийти в себя и сказать слова укрощения, как Маэдретнир взмыл в воздух и быстрыми взмахами крыльев полетел вдоль склона, направляясь на юг.
Дым, пепел и ночь не были препятствием для его острого зрения. Дракон петлял между вершинами вулканов Каледора легко, как белым днем. Ему вполне хватало света раскаленной лавы и звезд, его разум кипел от отвращения и ненависти.
Маэдретнир быстро спустился в долину пещер и сложил крылья, втискиваясь в самый большой вход. Скребя когтями по камню, изборожденному тысячелетними касаниями драконьих лап, он двинулся в темноту, и его тяжелое дыхание отражалось эхом от стен широкого туннеля. Болел правый бок, от двух дней непрерывного полета ныли мышцы, но слишком неотложны были его новости, чтобы позволить себе отдыхать.
Он шел прямо к самой глубокой камере, оставляя без внимания все ответвления от главного туннеля. Чем глубже, тем прохладнее становился воздух, и горячее дыхание сгущалось облаками пара, оседающего на стенах, гладко отшлифованных драконьей чешуей.
Камера была просторной — огромная полость в недрах мира, окруженная сталактитами и сталагмитами побольше эльфийских башен, похожими на клыки тех зверей, что спали здесь. Пятна светящегося мха и рои светлячков создавали впечатление звездного неба, тускло-зеленым и тускло-оранжевым отражались от жил горного хрусталя и граней угловатых кристаллов, образовавшихся в полостях.
Здесь туннель резко обрывался вниз, и дракон раскрыл крылья и полетел в пустоту каверны, свободно лавируя между скальными выступами. Приближаясь к центру камеры, он уже видел спящих драконов. Не которые, кто ушел в долгий сон в последние века, еще слегка шевелились, медленно поднималась или опадала их грудь в мощных вдохах и выдохах, и земля вокруг поблескивала инеем замерзшего пара.
Остальные были неподвижны, и лишь легкое различие в окраске позволяло разглядеть их на фоне пола пещеры. Многие уже слились с камнем, сталагмиты покрыли их недвижные тела — драконы врастали в землю. Их тела превратились в основания огромных колонн, тянущихся к потолку, конечности стали подобны струям застывшей лавы, покрытым тускло светящимися проплешинами лишайников.
Маэдретнир приземлился возле самого центра камеры, окруженного пугающим мраком. Здесь ничего не шевелилось, если не считать больших насекомых, делящих с драконами эту пустоту. Маэдретнир повернулся на месте, приподняв хвост, чтобы не зацепить острые вершины самых низких сталагмитов, и когти его царапнули камень, рассыпая крошку.
Дракон приподнялся, выгнул шею и испустил рев, наполнивший пещеру, отразившийся от каждого угла, породивший долгие-долгие раскаты. Рычание было сильным и таким долгим, что куски сталактита отвалились от потолка пещеры, и грохот их удара влился в грохот раскатов.
Закрыв пасть, ощущая танцующие в ноздрях клубы пламени, дракон ждал, пока наконец затихнет долгое эхо.
В темноте что-то шевельнулось, скрипнула чешуя, заскрежетал коготь. Полетели на пол обломки камня, зазвенели льдинки — дракон слева шевельнулся, стряхивая с себя века сна. Во мраке приоткрылся его желтый глаз.
Еще шевеления и звуки отовсюду — сонные драконы отряхивались от долгого сна, кашляя пылью и пламенем. Задрожала и треснула, рассыпалась мощная каменная колонна, звеня обломками по полу, и зеленый дракон размером почти с Маэдретнира выгнул спину, медленно вставая на четыре исполинские ноги.
— Проснись, мой народ! — взревел Маэдретнир. — Страшные времена наступают!
Каратриль стоял на северной башне ворот, глядя на дорогу в Лотерн. Вокруг была пустыня. За пять лет осады друкаи свалили все деревья, опустошили все поля, разорили все деревни и фермы. В воздухе висел запах смерти. В стоящих неподалеку черных от копоти развалинах хозяйственной постройки лежали тела в красных пятнах на белой одежде, с неестественно вывернутыми конечностями. Каратриль много видал такого за последние годы, но каждое убийство мирных жителей вызывало у него гнев и снова напоминало, почему надо остановить друкаев.
На площадь за его спиной выходила колонна эльфов. Они шли усталой походкой, спотыкаясь на неровных белых булыжниках, истощенные духом после многих битв. Пустыми глазами смотрели они на опустошение. Некоторые плакали, другие молчали, полностью уйдя в себя, и что хуже всего — они были глухи к представшему перед ними страданию.
— Нас слишком мало, — сказал капитан стражи Эамариллиель. — У нас нет надежды разбить наггароттов.
— Они снова собирают силы, — мрачно ответил Каратриль.
Колонны воинов в черной броне шли к городу занимать позиции. Неделю за неделей подходили сюда корабли, выгружая подкрепления для осаждающей армии. Снова и снова выходили корабли Лотерна в попытках предотвратить высадку, но им удавалось лишь отодвинуть срок следующего приступа, а не предотвратить его.
Каратриль видел чудовищных зверей, направляемых погонщиками: многоголовые гидры, окутанные дымом собственного огненного дыхания. Барабаны выбивали дробь, отдающуюся от городских стен.
— Мы должны выстоять, — сказал бывший герольд, но без нужной убежденности.
— Нас слишком мало, — повторил Эамариллиель.
— И в прошлый раз было слишком мало, — напомнил Каратриль. — А город все еще наш.
Усталые защитники Лотерна поднимались на стены и занимали места у парапета с луками и копьями. Со своего наблюдательного пункта Каратриль видел, как друкайские роты грузятся на суда у берега, чтобы обогнуть город и напасть одновременно с востока и запада.
— Кажется, это будет последняя битва за Лотерн, — сказал Эамариллиель. — Они все силы собрали, чтобы бросить на нас.
Начало атаки объявил дождь пылающих стрел из боевых машин наггароттов. Они были направлены в большие ворота. Пылающие болты с глухим стуком впивались в твердое дерево, будто вбивали огромные гвозди. Искры летели от башен и стен — это горящие стрелы били в городские укрепления, поливая защитников оторванными кусками металла, обломками дерева и камня.
Каратриль даже не вздрогнул, когда в амбразуру влетела стрела и пронзила троих эльфов, стоявших от него справа, приколов их друг к другу. Под крики, чтобы унесли раненых, загрохотали друкайские барабаны — и начался приступ.
Каратриль смотрел вниз, на огромную армию, выстроившуюся от берега до ворот, медленно наползающую полосу черного и пурпурного. Он не мог не согласиться с Эамариллиелем. Противник шел тремя большими волнами под прикрытием метательных снарядов из боевых машин, не оставляя резервов: если бы защитникам удалось как-то отбить приступ, ничто не помешало бы им броситься на вылазку в преследование разбитого врага.
Бывший герольд подумал, что бы могла значить такая перемена стратегии друкаев. Уверенность, что они победят? Или какие-то события заставили противника действовать столь решительно? Каратриль несколько секунд тешился мыслью, что наггаротты где-то растратили резервы и их гонит отчаяние.
Над друкайским войском выросла чаща лестниц, высокие осадные башни катились вперед между ротами копейщиков, стрелометы посылали залп за залпом, а тараны, окованные железом в виде голов страшных чудовищ, раскачивались на цепях между зубчатыми колесами. Каратриль ждал с копьем в руке. В городе мало стало стрел, чтобы выдавать каждому воину, и те, кто не выделялся особой меткостью, как он сам, луками уже не пользовались. Все, что ему оставалось, — ждать, пока враг доберется до стен.