Однако следующий медосмотр показал, что девочка не была изнасилована — только зверски избита. На ней не осталось живого места. Рана на груди производила жуткое впечатление, однако ужаснее всего оказалось сотрясение мозга при ударе о стену головой. Едва Хилари очнулась, ее вырвало. Потом она еще несколько раз теряла сознание, но врачи заверили миссис Арчер, что девочка поправится, и через несколько часов супруги уехали домой.
Хилари не хотела говорить, кто ее избил, но полицейские не унимались.
— Как ты думаешь, — спросила и миссис Арчер мужа, — кто это сделал?
Однако прошло несколько дней, прежде чем правда выплыла наружу. Джек сам не выдержал и выдал себя, когда полицейские заявились в третий раз.
Смертельно напуганная Хилари умоляла их не трогать Джека.
— Он убьет меня! Или сделает что-нибудь похуже!
Ее успокоили:
— Тебе вовсе не обязательно возвращаться к нему. Можно устроиться в семейный детский дом.
— Что это? — со страхом спросила Хилари, но тотчас подумала: что может быть хуже жизни с Джеком?
— Временное пристанище для детей, которым некуда идти.
— Сиротский приют?
Офицер покачал головой.
— Нет. Семейный дом, где о детях заботятся как о родных.
— Тогда я согласна.
Чтобы определить ее в семейный детский дом, пришлось обратиться в суд штата Флорида. Однако поскольку Хилари являлась круглой сиротой и не была удочерена Джонсами, это оказалось проще, чем ожидали.
Только один раз после случившегося Хилари довелось увидеться с Джеком. Тогда она в сопровождении миссис Арчер отправилась за вещами. С той ночи они ни разу не встречались. Хилари безумно опасалась, что он захочет отомстить, однако присутствие Молли Арчер сковало ему уста, и он только сверлил Хилари взглядом, полным бессильной злобы.
Она уложила свои нехитрые пожитки в чемодан и не забыла спрятать за подкладку завернутые в тряпицу деньги. Нужно всеми силами оберегать их от чужого глаза. Этот сверток — единственная надежда на спасение, средство разыскать сестер. Знай Джек о существовании этих денег, он точно бы убил ее.
Джек Джонс демонстративно захлопнул за Хилари дверь и запер на ключ. Миссис Арчер отвела ее к себе во двор.
Там они подождали представителей властей.
К утру Хилари будет в детском доме. Все получилось как бы само собой, и на мгновение она поверила, что теперь все будет легко и просто. Она несколько лет переждет в семейном детском доме, а затем отправится в Нью-Йорк, на поиски Александры и Меганы. В один прекрасный день они соединятся и заживут все вместе. Она снова будет о них заботиться. Теперь, когда у нее есть деньги — этот неожиданный подарок судьбы, — все будет хорошо. Эти десять тысяч долларов, обнаруженные среди нижнего белья Эйлин, оказались единственным, что тетя сделала для них хорошего, да и то не помышляя об этом. Неважно. Деньги спрятаны за подкладку чемодана, и если потребуется их защищать, Хилари не пожалеет жизни.
Служащая из органов социального обеспечения, как и обещала, зашла за ней утром и после краткого визита в суд отвела Хилари в старый дом на окраине Джексонвилла. Дверь открыла женщина в фартуке, с любезной улыбкой на лице. В гостиной сидело человек пять других детей. По прикидке Хилари, от десяти до четырнадцати лет. Это место очень напоминало дом Эйлин и Джека в Бостоне. Та же затхлая атмосфера, ломаная мебель и общий вид запущенности. Неудивительно — с полдюжиной ребятишек!
Хозяйку звали Луизой. Она отвела Хилари в спальню, которую той предстояло делить еще с тремя девочками, спавшими на узких армейских раскладушках — Луиза приобрела их на распродаже излишков. На одной раскладушке сидела темнокожая девушка — рослая, тощая, с огромными темными глазами. Она с любопытством взглянула на Хилари. Служащая соцобеспечения их познакомила.
— Хилари, это Мейда. Она здесь уже девять месяцев, — женщина улыбнулась и вышла обратно в гостиную, к Луизе и куче ребят.
В доме было полно народу, но атмосфера была не очень-то гостеприимной, будто ее поместили в концлагерь за колючую проволоку.
— Хилари — это еще что за имя?
После ухода служащей Мейда неприязненно уставилась на новенькую, окидывая ее взглядом с головы до пят, от ворота мешковатого платья до дешевых туфель. Не очень-то выигрышный костюм — не то что кисея и бархат ее детства. Хилари устремила на черную девушку серьезные зеленые глаза и попыталась представить, каково ей будет жить здесь.
— Эй, ты откуда?
— Из Нью-Йорка… Из Бостона… Последние два года я живу во Флориде.
Темнокожая девушка кивнула. У нее выпирали кости, а ногти были обгрызены до основания.
— Да? А почему ты сюда загремела? Отец с матерью в тюряге?
У самой Мейды так и было. Ее мать была проституткой, а отец — сутенером и распространителем наркотиков.
— Они оба умерли, — безжизненным голосом ответила Хилари, по-прежнему стоя в проходе и настороженно озираясь по сторонам.
— Братья и сестры есть?
Хилари подумала: какая разница? — и едва не ответила утвердительно, однако потом передумала и покачала головой.
Мейда была удовлетворена.
— Придется вкалывать, милочка. Луиза любит, чтобы работали на совесть.
Не слишком обнадеживающая новость, но Хилари и не ожидала легкой жизни, что бы ей ни обещали.
— Что нужно делать?
— Убираться, присматривать за мелюзгой… огород… стирка… Да все, что она скажет. Все равно что рабство, только спишь не под открытым небом да кое-как кормят, — глаза Мейды блеснули злорадством. — Все-таки лучше, чем в колонии для несовершеннолетних.
— Что это такое?
Все было Хилари в новинку: семейные детские дома, колонии для несовершеннолетних, родители в тюрьме… Правда, ее отец тоже покончил с собой в камере… Хилари так и не смирилась с тем адом, в который он превратил ее жизнь всего за одну ночь неконтролируемой ярости. Иногда, лежа в постели, Хилари думала (в тех случаях, когда она вообще позволяла себе об этом думать): лучше бы он убил ее вместе с Соланж, чем обрек на эту медленную муку вдали от родного дома и всех, кого она любила.
— Ты что, девочка, с луны свалилась? — раздраженно спросила Мейда. — Колония… исправительная колония… Это такая тюрьма для малолеток. Если тебя не возьмут в семейный детский дом, загремишь в колонию, будешь сидеть за решеткой, и с тобой будут обращаться как с дерьмом. Нет уж, лучше я буду вкалывать на Луизу, пока мамаша не выйдет на волю. Это будет в следующем месяце, и я смогу вернуться домой. А ты? Долго собираешься здесь торчать? У тебя есть родственники?
Мейда решила, что родители Хилари только что умерли и для нее это — перевалочный пункт, пока родственники договариваются между собой. Уж очень она была не на месте в этой обстановке. Манера говорить, двигаться, даже молчать и смотреть — все отличало ее от других детей. Однако Хилари покачала головой. В это время в дверях показалась служащая из органов соцобеспечения.
— Ну что, девочки, познакомились?
Она безмятежно улыбалась, словно понятия не имела о тех джунглях, с которыми имела дело по работе. Все они — славные детки, а она подыскивает для них замечательные семейные дома, и все счастливы.
Обе девочки посмотрели на нее как на ненормальную. Мейда заговорила первой:
— Ага. Как раз этим и занимаемся. Знакомимся. Верно, Хилари?
Та кивком подтвердила. Ей было нечего сказать, и она испытала облегчение, когда дама из соцобеспечения увела ее на кухню. Что-то в Мейде ее пугало.
— Мейда здесь замечательно прижилась, — доверительно сообщила служащая.
Остальные дети ушли во двор; Луиза ждала на кухне, однако Хилари не обнаружила никаких признаков еды, а у нее урчало в желудке. Неужели ей так и не дадут поесть и придется ждать ужина?
— Ну, ты готова приниматься за работу? — осведомилась Луиза, и Хилари поняла: это и есть ответ.
Дама из соцобеспечения улетучилась, и Луиза повела девочку во двор, где стояли лопаты, совки и грабли. Хилари должна была вырыть яму. Ей было обещано, что скоро на помощь придут мальчики, но они так и не появились. Мальчики предпочли курить сигареты за сараем, а Хилари в одиночку орудовала лопатой, чертыхаясь и отчаянно потея.
За последние четыре года работы хватало с лихвой, но ей не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом. Она убиралась в доме, стирала, готовила пищу и ухаживала за умирающей Эйлин. Все это не шло ни в какое сравнение с рытьем ямы. Когда Луиза наконец позвала детей ужинать, в глазах у Хилари стояли слезы усталости.
Мейда была уже на кухне. С торжествующим видом стояла у плиты. Ей выпала королевская привилегия готовить ужин. В мутной жиже плавало несколько кусочков мяса и хрящей. Луиза назвала эту бурду жарким и оделила всех маленькими порциями. Несмотря на голодные спазмы и головокружение, Хилари не могла заставить себя это есть.
— Давай ешь, набирайся сил!
Луиза ухмыльнулась — как показалось Хилари, зловеще. И вообще происходящее смахивало на страшную сказку, в которой злая ведьма пожирает детей. Такие сказки ей рассказывали в детстве, но могла ли она подумать, что этим обернется ее жизнь? В книжках ведьму всегда убивали, а дети снова превращались в принцев и принцесс.
— Извините… мне не хочется…
Мальчишки зароготали.
— Ты что, больна? — раздраженно спросила Луиза. — Меня не предупредили.
Хилари вспомнила рассказы Мейды об исправительной колонии и испугалась, как бы ее не отправили в эту тюрьму для несовершеннолетних. А куда ей еще податься? Уж, конечно, не к Джеку; ясно, что он с ней сделает. Выбор невелик: Луиза или колония.
— Нет-нет, я здорова. Просто перегрелась на солнце. Было очень душно…
— Ах-ах! — послышалось со всех сторон.
А когда после ужина Хилари стала помогать Мейде мыть посуду, та больно ущипнула ее. Все понятно. Здесь и не пахнет ни семьей, ни хотя бы дружбой. В отсутствие соцслужащей Луиза не собирается корчить из себя добрую мамочку. Они всего-навсего дармовая сила и должны знать свое место.