Хилари покачала головой.
— Нет, не была замужем. Мне всего двадцать пять. Некуда торопиться.
— Сейчас — да… Сам-то я женился в двадцатитрехлетнем возрасте. Моей жене был двадцать один год. Наши отношения казались нам важнее всего на свете. А через пятнадцать лет все изменилось… Сейчас семьдесят четвертый, а поженились мы в пятьдесят девятом. Что ты делала в пятьдесят девятом году? Была совсем крошкой…
Глаза девушки затуманились. Пятьдесят девятый год… Она жила с Эйлин и Джеком в Бостоне. Или уже в Джексонвилле? Ей чуть не стало дурно. Акси с Меганой уже исчезли…
— В пятьдесят девятом году в моей жизни не было ничего особенного. Я жила у тети в Бостоне.
Хилари постаралась произнести это легко, даже с улыбкой.
— А твои родители?
— Умерли, когда мне было восемь… и девять лет.
— Порознь?
Она кивнула. Нужно сменить пластинку. Незачем касаться этой темы!
— Какой ужас! — пробормотал Адам. — Это был несчастный случай? Ты была единственным ребенком?
Хилари впилась в него холодными, как льдинки, зелеными глазами.
— Да.
— Веселого мало.
Он проникся сочувствием, и Хилари стало не по себе. Не нужна ей ничья жалость. Она хотела улыбнуться, но занервничала под пристальным взглядом Адама.
— Может, поэтому я и люблю свою работу. Студия для меня — как дом родной.
Нельзя сказать, чтобы это убедило Адама, но он ничего не возразил.
— Где ты училась?
— В Нью-Йорке, в университете, — она умолчала о том, что занималась по вечерам, а днем работала.
— А мы с Барбарой кончали «Беркли».
— Интересно.
Хилари выдавила из себя улыбку. Адам протянул к ней руку. Ему расхотелось говорить о своей бывшей жене. Сейчас его интересовала только Хилари.
— Я рад, что ты приняла мое приглашение. Давно об этом мечтал. Ты отличный работник.
— Стараюсь. Все-таки семь лет проработала в Си-Би-Эй.
Семь лет. Семь окаянных лет она расталкивала локтями конкурентов, прокладывая себе путь наверх — и наконец стала режиссером. У нее есть полное право гордиться собой. Она прошла длинный путь от исправительной колонии в Джексонвилле, еще более долгий — от семейных детских домов и уж совсем длиннющий — от жизни с Джеком и Эйлин в Бостоне.
— Ты рассчитываешь здесь задержаться? — полюбопытствовал Адам.
— На Си-Би-Эй? Конечно. Какой резон уходить?
— Работа в этой системе связана с частыми разъездами.
— Нет, друг мой, я никуда не собираюсь уходить. Я положила глаз на одну должность почище этой.
Адам почувствовал, что для нее это очень важно — важнее всего остального, о чем они говорили в этот вечер. Такое непомерное честолюбие казалось ему ненормальным. Он сам добился успеха и любил свою работу, однако не замахивался на сверкающие, неприступные вершины и не мог представить себе такой всепоглощающей жажды — особенно у привлекательной молодой женщины.
— Но зачем?
— Так нужно. — Что-то побуждало Хилари к полной откровенности. — Успешная карьера дает уверенность в завтрашнем дне. Чувствуешь себя в безопасности. И — полноценной личностью. Это нечто ощутимое, неотъемлемое от меня. Чему я могу радоваться одинокими вечерами.
У Адама было свое мнение на этот счет.
— Безопасность? Да. Пока тебя не уволили и не взяли на твое место другого человека. Хилари, нельзя делать ставку на одну работу. В один прекрасный день можно остаться в одиночестве.
— Неважно.
Кому-кому, а ей к одиночеству не привыкать. Оно сопровождало ее всю жизнь. Ничего! По крайней мере никто не ранит в самое сердце и не предаст.
Странная девушка, подумал Адам. Но он еще не встречал ни в ком столь сильно развитого чувства независимости. В тот вечер он проводил Хилари домой в надежде, что она пригласит его к себе, но она лишь пожала ему руку и тепло поблагодарила. Он вернулся домой, охваченный страстью, и сразу же позвонил, не подумав о том, что она уже могла лечь спать.
Хилари ответила чуточку хрипловатым голосом; Адам прикрыл глаза. Он был хорошим парнем, не созданным для холостой жизни. А она так чертовски хороша… Мальчики ее полюбят…
— Алло.
— Привет, Хилари. Я только хотел поблагодарить тебя за изумительный вечер.
Хилари засмеялась.
— Мне тоже было приятно. Только постарайтесь не отвлекать меня от работы, мистер Кейн. Я не хочу терять свою должность. Даже из-за вас.
— Понял. Пообедаем как-нибудь на этой неделе?
— Конечно. Если я не буду слишком занята.
— Как насчет завтра?
Хилари снова засмеялась — тепло и в то же время отчужденно.
— Успокойтесь, Адам. Я никуда не денусь.
— Вот и отлично. Я зайду за тобой в четверть первого. О'кей?
Упрашивает как мальчишка! Хилари улыбнулась в темноте спальни. Отрицай не отрицай, а с Адамом ей было хорошо — лучше, чем с кем бы то ни было. Главное, она почувствовала, что ему можно верить. Может, в этом и впрямь нет ничего такого… если они отобедают вместе… Какой ей от этого вред? С тех пор, как Хилари вернулась в Нью-Йорк, она не позволяла себе ничего подобного — и, как ни странно, не испытывала потребности. Поклонники, романы, разбитые сердца — все это для других. Сама Хилари жаждала только одного — дальнейшего продвижения по службе. Чтобы у нее было много работы и много денег. Работа — ее единственная любовь, конечно, пока отвечает взаимностью.
— Тебя устраивает это время?
— Вполне.
Одно слово, а у Адама Кейна появилось такое чувство, словно он плывет по волнам. Он положил трубку.
На другой день Хилари обнаружила у себя на столе розу. Они с Адамом пообедали в «Золотом тельце». Хилари вернулась в офис только к трем часам.
— Адам, какой ужас! Я никогда не опаздывала! — Она отбросила длинные черные волосы и закатала рукава рубашки мужского покроя, которая была на ней в тот день.
Стояла теплая погода, и Хилари не хотелось приниматься за работу.
— Ты оказываешь на меня дурное влияние. Я только что получила повышение, но если так дальше пойдет, навсегда застряну на этой должности.
— Может, тогда ты согласишься выйти за меня замуж? Уедем в Нью-Джерси, нарожаем десяток сорванцов…
— Кошмарная перспектива!
Она устремила на Адама зеленые льдинки глаз, и он почувствовал, что никогда еще не испытывал ничего подобного. Эта девушка как будто бросала вызов. Чего бы он не отдал, чтобы только проникнуть за высоченную стену, которой она окружила свой внутренний мир! Но как далеко ему будет позволено зайти? Пока они осторожно кружили друг вокруг друга. Ему так много нужно было ей сказать! Она так умна, так интеллигентна!
Но и он вызывает в Хилари неизведанные чувства. Опасное сочетание! Временами она пугалась, особенно когда отношения с Адамом начинали мешать работе. Ведь он — босс ее.
В субботу он пригласил ее поужинать. Она отказалась, так же, как и от двух последующих приглашений. После этого Адам ходил с таким огорченным видом, что Хилари сжалилась и согласилась встретиться в пятницу. Они поели гамбургеров у «Кларка» и пешком прогулялись до ее новой квартиры на Пятьдесят девятой улице.
— Почему ты упорно держишь дистанцию? — с искренней печалью спросил Адам. Он сходил по ней с ума, умирал от желания сблизиться с этой женщиной.
— Не думаю, что так будет лучше. Ты все-таки мой босс.
Он с сожалением улыбнулся.
— Мне недолго им оставаться. Раз это имеет для тебя такое значение… Через пару недель меня переводят в отдел рекламы. Я только что узнал.
— И как ты к этому отнесся? — с неподдельной заботой осведомилась Хилари.
Этот перевод не был повышением, хотя и понижением тоже. На его месте она бы встревожилась. Но Адам только улыбнулся.
— Не вижу повода для беспокойства. Может, там будет интереснее. Тогда мы сможем чаще встречаться?
Конечно, это упрощало дело, но Хилари все еще не была уверена, что хочет вступить с ним в близкие отношения. Соблюдая целомудрие, не так рискуешь. Целомудрие стало для Хилари образом жизни.
Адам бережно взял ее руку.
— Я хочу быть с тобой, Хилари. Ты для меня очень много значишь.
— Адам, ты же не знаешь, кто я и что я. Мало ли кем я могу оказаться. La femme aux yeux verts, — эти слова как-то сами собой сорвались у нее с языка, и Хилари засмеялась.
— Что это значит?
— Это по-французски. — В колледже ей довелось учить французский, и Хилари была удивлена, что, оказывается, еще что-то помнит. — «Женщина с зелеными глазами».
— Ты говоришь по-французски?
Адам хотел знать о ней решительно все, но много ли было нейтральных тем, на которые она могла говорить без опаски?
— Говорила, когда была маленькой. А потом обновила свои познания в колледже.
— Может быть, его знали твои родители?
Удобный случай рассказать о Соланж… Нет, не стоит рисковать.
— Нет. Я учила его в школе.
Адам счел ответ удовлетворительным. В это время они как-то раз дошли до ее дома, и после небольшого колебания Хилари пригласила его зайти. Они послушали стереозаписи Роберты Флак, поболтали о том о сем за бутылочкой вина — так незаметно пролетело несколько часов. Около часу ночи Адам встал и грустно посмотрел на Хилари.
— Я с удовольствием провел бы с тобой ночь, но ты, кажется, к этому не готова — да, Хилари?
Она покачала головой. Трудно сказать, будет ли она вообще когда-либо «готова». С ней многие пытались сблизиться, но у самой Хилари не возникало встречного желания.
— У тебя кто-нибудь есть?
Он давно хотел задать ей этот вопрос, да все откладывал. Она опять сделала отрицательный жест и как-то странно посмотрела на Адама.
— Нет. И не было. Очень, очень давно.
— Тому есть особая причина?
— Много причин. Это сложно объяснить.
Адам снова опустился на диван.
— Почему бы не попытаться?
Хилари пожала плечами. У нее не было ни малейшего желания откровенничать. Кому какое дело? Она начала новую жизнь — в другом городе, другом мире, и незачем вытаскивать на свет прошлый ужас. В то же время она впервые за все годы ощутила потребность выговориться.