— Это покажется смешным, но, по-моему, вам пошел бы рыжий цвет волос.
Она смущенно-женственно улыбнулась, и Джона вновь поразило, до чего же она хороша — особой, изысканной красотой, которую словно нарочно прятала за прической солидной матроны и неброским туалетом. Вот бы посмотреть на нее в те минуты, когда она дает себе волю. Должно быть, вылитая мать.
— У меня действительно рыжие волосы. — Улыбка погасла. — Мужу не нравится, поэтому я крашусь. Моя младшая дочь, Аксель, тоже рыженькая. А я уже много лет не видела себя с рыжими волосами. Анри считает этот цвет вульгарным.
Она произнесла это без горечи, как нечто само собой разумеющееся, и Джон мысленно обозвал Анри кретином.
Обед в «Ритце» проходил непринужденно. Они беседовали о Бостоне, Нью-Йорке, Кейп-Коде и местечке Сен-Жан-Кап-Феррат, где семья Александры отдыхала летом. А Джон рассказал ей о своем увлечении парусным спортом, и как он основал сыскное агентство — вместо того чтобы, как все ожидали, посвятить себя чистой юриспруденции. Оба чувствовали себя так, словно были старинными друзьями и жалели, что приходится расставаться.
По возвращении в «Бристоль» Александра попросила швейцара подать ее машину.
— Позвоните, когда что-то узнаете, ладно, Джон?
— Обещаю. — Он потрепал ее по обосновавшейся на рулевом колесе руке и чмокнул в щеку. — Берегите себя. Надеюсь в следующий раз увидеть вас с роскошной огненно-рыжей гривой.
Александра махнула рукой и тронулась с места, чтобы очень скоро влиться в поток машин. У нее появился друг! Красивый, обаятельный и очень умный. Интересно, почему он не женат? Джон сообщил о себе, что находится в разводе и что его привлекают умные женщины. И все-таки ей казалось невероятным, что его не заарканили на другой день после развода.
С Джона ее мысли перекинулись на то, что стало поводом к его приезду в Париж. Все это просто поразительно!
Войдя в гостиную, Александра глянула на часы и ужаснулась. Уже четыре! Вечером у них званый ужин. Она быстро все проверила. Вина, цветы… Окинула критическим взглядом убранство гостиной и, поговорив с кухаркой, убедилась: все в порядке. Потом наведалась в сад, где дочери играли с подружкой. Девочки ликовали: на носу каникулы! Еще день-другой, и они отправятся в Кап-Феррат.
В половине седьмого Александра пошла одеваться. Анри был у себя в кабинете, и ей не хотелось его беспокоить. Она приняла ванну, достала свой вечерний наряд: длинное, до пола, платье. Обычно она надевала к нему оставшиеся после свекрови бриллиантовые сережки.
Она как раз вынимала их из шкатулки, когда в ее спальню ворвался Анри.
— Здравствуй, дорогой, — начала было Александра, но при взгляде на него похолодела. — Что-нибудь стряслось? Я проверила — вроде все готово к приему гостей.
Неужели в ее отсутствие случилось что-то ужасное?
— Что ты себе позволяешь?! Выставила меня на посмешище перед всем Парижем!
— Господи, Анри, о чем ты?
— Тебя видели в «Ритце» — с мужчиной! Думала, никто не узнает? Прячешься по углам!
У Александры кровь отхлынула от щек.
— Если бы я хотела прятаться, уж, конечно, не поехала бы в «Ритц». Это была деловая встреча. Он приехал из Нью-Йорка по делу, касающемуся моей матери.
— Это я уже слышал, Александра. Во второй раз этот номер не пройдет. Но теперь я понимаю твое вчерашнее поведение. Ты была как на иголках. Я не потерплю позора! Ты завтра же едешь в Кап-Феррат!
Ее отсылают как нашкодившего ребенка! К глазам молодой женщины подступили слезы.
— Анри, я никогда тебя не обманывала. Ты должен мне верить.
Она не смела приблизиться к мужу. Они так и стояли в разных концах комнаты: Александра — в тоске, Анри — во гневе.
— До сих пор я тебе верил. Но сейчас — нет.
— Я говорю правду!
— Ха! Не сомневайся, я выскажу твоей мамочке все, что о ней думаю! Служит ширмой для твоих похождений… Этим летом ноги ее не будет в Кап-Феррате!
— Анри, ты несправедлив. Она любит бывать с внучками.
— Раньше надо было об этом думать. А не покрывать тебя и твоих любовников…
— У меня нет любовников! Мама совершенно ни при чем.
— Ага! А говорила — деловая встреча, касающаяся твоей матери!
Он надвигался на нее с победным блеском в глазах. Александра опустилась в кресло — раздавленная, униженная.
— Просто…
— Расскажи, расскажи мне, какого рода это дело!
Он грубо приподнял ее лицо за подбородок. Их взгляды встретились. Александра поняла: муж видит, что она не говорит ему всей правды. Но что она может поделать? Правда покажется ему чудовищней.
— Сейчас я не могу тебе объяснить. Это конфиденциальное дело, затрагивающее интересы моих родителей.
Ее била дрожь. Анри выскочил пулей из ее будуара, но снова вернулся, чтобы бросить ей в лицо:
— Ни за что не ожидал от тебя, Александра! Смотри, чтобы это не повторилось, иначе отправишься к своей мамочке — без детей! Будь добра, уложи завтра к вечеру вещи. Ты едешь на Ривьеру.
Он захлопнул на собой дверь. Александра обмякла в кресле и тихо всхлипывала. Она чудесно провела время с Джоном; все было так невинно… а муж обвиняет ее в измене! Нужно позвонить Джону. Она бросилась к телефонному аппарату. К счастью, Джон оказался на месте. Александра поведала о предстоящем отъезде и дала телефонный номер их летней резиденции. На этот раз она ничем не выдала своей боли и отчаяния.
— Надеюсь, мы еще увидимся.
— Я тоже надеюсь.
Ей было стыдно. Джон — чуткий и деликатный. Но у него своя жизнь, а у нее — своя. Хватает реальных бед, чтобы давать волю пустым фантазиям.
— Как только что-нибудь узнаю, сразу позвоню.
— Спасибо, Джон. Счастливого пути. Когда вы едете?
— Завтра утром.
Он планировал улететь вечером, но вернулся в отель слишком поздно, чтобы в пожарном порядке укладывать вещи и мчаться в аэропорт. Лишняя ночь в Париже ничего не изменит. На душе было легко и радостно. Чуть раньше он звонил Саше, и, как обычно, она оказалась не в духе. Джон почувствовал, что вовсе не рвется обратно. Лучше поужинать в ближайшем бистро и прогуляться по городу.
Александра положила трубку на рычаг и поплелась в ванную. Как Анри мог предположить худшее? И во что превратятся каникулы?
Этот вечер помог ей составить представление о том, что ее ожидает. Анри говорил с ней ледяным тоном. Утром, когда девочки ушли в школу, третировал ее, словно парию.
— До моего приезда — никаких развлечений! Ни шагу с виллы!
Как будто она осужденная преступница, только что покушавшаяся на побег… Александра почувствовала, как в ней самой нарастает чувство протеста.
— Можно ходить на пляж, или меня запрут в одиночной камере, предварительно надев власяницу и привязав к ногам чугунные ядра?
— Мне очень жаль, Александра, что наш брак стал для тебя обузой. Вот уж никогда не думал!
Что бы она ни говорила, на все у него был готов ответ, и пока они добирались до аэропорта, она его чуть не возненавидела. Их сопровождали шофер и две служанки. В багажном отделении разместили их «ситроен» и фургон «пежо».
— Почему у папы плохое настроение? — спросила маленькая Аксель. — Он на тебя злится?
— Немножко.
Александра погладила медные кудряшки дочери — совсем как это делала Хилари много лет назад. Увидеть бы ее! Скорее бы Чепмен нашел сестер — Александра в ту же минуту отправится в Америку.
Аксель снова нарушила ход ее мыслей.
— Нет, не немножко. Папа очень сильно злится. Мамочка, ты сделала что-нибудь ужасное?
Александра улыбнулась и взяла ручонку младшей дочери. Ничего! На Ривьере, в обществе дочерей, она вздохнет полной грудью. Несколько недель без Анри!
— Не ужасное, а… глупое.
— Как когда ты купила ту шляпу — с перьями и вуалеткой?
Аксель пришла от шляпы в восторг, а Анри заставил Александру в тот же день вернуть ее в магазин.
— Что-то в этом роде.
— Ты купила новую шляпу?
— Ну… да…
— Красивую?
— Да, — твердо заявила Александра и улыбнулась. — Очень!
Аксель была довольна.
Глава 23
Сведения, которые в отсутствие Джона добыли его помощники, оказались в высшей степени удовлетворительными. На вечернем отделении колледжа, потом на бывшей работе Хилари в бюро по найму был прослежен ее путь до Си-Би-Эй. Великолепная работа! Просматривая досье, Чепмен убедился: первоначальная версия была верна. Это та самая Хилари Уолкер. Это с ней он разговаривал по телефону. Она не пожелала быть узнанной. Да будет так, решил Джон. Сначала он разыщет Мегану, а уж затем лично предстанет перед Хилари. Пока же пусть считает, что ее след не обнаружен.
Думая о ней, Джон всякий раз чувствовал, как у него сжимается сердце. Ему очень хотелось сказать ей: все хорошо, Хилари, на свете есть люди, которые вас помнят и любят. Хватит спасаться бегством. Как больно думать о ней — ожесточившейся, одинокой…
А впрочем… Может, ее настоящая жизнь полнее, чем он воображает. Джон поручил ассистенту разведать о ней все, что только можно. Вдруг она замужем? Или разведена? Мать шестерых детей?.. Затравленная девочка, чей путь он проследил от Бостона до Джексонвилла и далее — до Нью-Йорка, вполне может вести благополучную жизнь. Во всяком случае, на это хотелось надеяться. Он не успокоится, пока не поговорит с ней. Чистое безумие — он просто одержим этими тремя женщинами, их судьбами, радостями и страданиями. Дошло до того, что он позвонил своей бывшей жене и пригласил пообедать вместе. Пусть Элоиза объяснит свои ощущения, когда перед ее воображением предстают литературные персонажи.
— Скажи, Элли, тебе случается в них влюбляться?
Они сидели в ресторане «Четыре времени года». Здесь обычно кантовалась пишущая публика. Джон знал, что это любимое Элоизино место. Сам-то он предпочел бы богемную суматоху «Русской чайной», но Элоизе там не место. Она холодна и уравновешенна, сделала замечательную карьеру… Вполне гармонирует со строгими мраморными колоннами и фонтанами «Четырех времен года».