ержала. Однако первой заговорила Мегана:
— Да, прошло много лет, но мы все-таки явились на эту встречу. Приехали отдать дань прошлому — но и с надеждой на будущее. Теперь у нас иные родители, друзья… Мы жили не на необитаемом острове — даже ты, Хилари, какой бы ты ни чувствовала себя одинокой. Ты не можешь так просто швырнуть в нас бомбу и убежать. Мы должны помочь друг другу залечить раны.
Она тоже плакала. Джону Чепмену страстно хотелось подбодрить ее. Если Хилари сейчас уйдет, это произведет страшное разрушение. Она сломает жизнь себе и другим.
Хилари бросила беспомощный взгляд на Александру. Та ответила утвердительным кивком.
— Останься, Хилли. Я так ждала этого момента!
Все они пошли на огромный риск, заплатили высокую цену. Александра взбунтовалась против Анри — только ради удовольствия увидеться с сестрами.
— Хилли, эта поездка потребовала от меня громадного мужества. Муж запретил мне… Не знаю, примет ли он меня обратно. А моя мать… женщина, которую я все эти годы звала матерью… поехала со мной, несмотря на страх… Она боится, что это ослабит мою дочернюю привязанность… что она меня потеряет.
В глазах Александры блестели слезы. Плакала и Мегана. Ребекка испытала такой же страх. Вчера вечером они целый час проговорили по телефону. Мегана обещала при первой возможности позвонить из Коннектикута.
Александра продолжила:
— Ты пострадала больше нас, Хилли, но ты не одинока. Мы тебя любим — после стольких лет разлуки! Ты не можешь от нас отвернуться. Я не позволю!
Хилари стояла как истукан — высокая и неестественно прямая. И вдруг заключила Александру в объятия. Конечно, откуда той знать, каким адом была ее жизнь? Но она не виновата — так же, как и Мегана… и, может быть, даже Артур. Как ни тяжело в этом признаться, но, возможно, он не такой уж и злодей. Чертов идиот… Но он с лихвой заплатил за свое сумасбродство…
— Сможете ли вы когда-нибудь простить меня — все вы? — но обращался он только к старшей. Хилари не сразу ответила:
— Не знаю, Артур. Не могу разобраться в своих чувствах…
При этом она крепко обнимала Александру, а взглядом искала поддержку у Меганы.
— Все равно я рад, что вы приехали. Вы имели право на эту встречу. Будь я другим человеком, взбунтовался бы против жены и взял вас к себе. Мне очень этого хотелось, но она была враждебно настроена, и я не посмел. Я раскаиваюсь, но теперь уже ничего не изменишь. — Он перевел взгляд с Хилари на ту, которая оказалась его родной дочерью. — Я совершил непоправимую ошибку — и расплатился сполна. Всю жизнь был одинок… с тех пор, как умерла ваша мама… — Артур не мог продолжать, только горестно покачал головой. Джон Чепмен и одна из сиделок помогли ему подняться. — Пойду лягу. Нам всем есть о чем поразмышлять…
Открытие Хилари потрясло всех, особенно Артура и Мегану. Девушке вдруг подумалось: уж не она ли повинна в смерти матери? Если бы она не появилась на свет, Сэм не совершил бы преступления. Но какой смысл оплакивать то, что произошло тридцать лет назад? Нужно смотреть вперед. Взять новый старт в жизни.
Прежде чем удалиться, Артур снова обвел их взглядом.
— Оставайтесь здесь, сколько сможете… и сколько хотите… Когда-нибудь это будет ваш общий дом. Я завещаю его вам, чтобы вы приезжали сюда с семьями. Я не помешаю. Останьтесь. Хорошенько познакомьтесь друг с другом.
Александра с Меганой выразили свою благодарность. Хилари промолчала, а после ухода Артура повернулась к средней сестре.
— Не знаю, Акси, смогу ли я преодолеть ненависть к этому человеку.
«Акси»… Это имя само слетело с губ, и они обе улыбнулись.
— Конечно, дорогая. Тебе больше некого ненавидеть. Он не жилец.
Хилари кивнула. Да, он долго не протянет.
— Хорошо, хоть у него хватило совести соединить нас перед смертью. — И они пошли в спальню Александры. Хилари вспомнила каморку в доме Эйлин и Джека, где они подолгу просиживали на одной кровати и она всеми силами старалась развлечь сестер, чтобы не плакали — а то тетя поколотит.
Хилари села в кресло-качалку. Уютная комната — но она еще не решила, останется ли на ночь. Ей хотелось просто поговорить с Александрой.
— Какие у тебя дети?
— Мари-Луиза очень похожа на тебя — те же глаза. А Аксель напоминает меня в детстве. Ей шесть лет, а Мари-Луизе двенадцать. Еще был мальчик, но мы его потеряли.
У Хилари сжалось сердце при воспоминании об аборте. С тех пор она всячески избегала любых контактов с детьми. И вдруг — две племянницы!
— Ты еще помнишь французский?
— Еле-еле.
— Мари-Луиза говорит по-английски. Мамина заслуга.
— А как твой муж?
Хилари все было интересно. Муж… родители… образ жизни Александры… привычки… Есть ли между ними хоть что-нибудь общее? Уж конечно, не семейные интересы — ведь Хилари так и не создала семью…
Александра не стала скрывать.
— У Анри тяжелый характер. Он очень умен. Очень властен. Деспотичен. Хочет, чтобы все было по его воле — и в офисе, и дома. Не признает отклонений от идеала.
— И ты это терпишь?
— Привыкла. Понимаешь, Хилари, под внешней суровой оболочкой у него доброе сердце, и он нас любит. Любил… — Александра вздохнула. Что-то ждет ее в Париже?
— Не очень-то красиво получилось…
— Особенно для Меганы, — мягко добавила Александра, а та как раз появилась в дверях. Она укладывала Артура — он страдал от раздирающей внутренности боли. Мегана сделала ему инъекцию.
— Он умирает. Метастазы распространились по всему телу. Но он сохранил ясность ума и живость реакции.
— Старый ублюдок, — пробормотала Хилари. В глазах Меганы сверкнули искры.
— Не нужно так о нем говорить. Он искупил свои грехи, соединив нас. Чего еще можно требовать?
— Того, что он не в силах нам дать. Приличного прошлого… вместе…
— Мы все-таки выжили, Хилари… Даже ты. Смотри, какого ты добилась успеха! У тебя фантастическая работа, обеспеченная жизнь…
И одиночество… Об этом знала только Хилари, да Александра что-то подозревала. Она никого не любит… и ее — никто…
В это время вошел Джон Чепмен. В начале их разговора он тихонько испарился, чтобы дать им выговориться. И вообще — задание выполнено…
Александра первая спросила:
— Джон, мы с тобой еще увидимся? Теперь ты как родной.
Он горько улыбнулся.
— Нет. Разве что вам снова понадобится кого-нибудь искать… Надеюсь, этого не случится. Мавр сделал свое дело… Мне будет не хватать вас троих… — Он сжился с ними. Шаг за шагом проследил их жизненный путь, узнал их изнутри. И вдруг понял, что больше всего он будет скучать по Хилари. Сколько раз его сердце сжималось от жалости к ней. — Удачи вам!
— Спасибо.
Они поднялись и обменялись с ним рукопожатием, а Мегана смущенно чмокнула в щеку.
— Заезжай, если будешь в Кентукки.
— Те еще долго там пробудешь?
Он тянул время, не желая расставаться.
— В декабре у меня кончается стажировка, но я наверняка останусь. Родителям еще не говорила, но папа вроде догадывается.
Александра обняла Джона.
— Береги себя, Джон, — в ее голосе зазвучали материнские нотки. — Спасибо за все.
— Не позволяй больше никому уговорить тебя красить волосы. Так гораздо лучше.
— Спасибо. — Александра покраснела.
Настала очередь Хилари.
— Извини, что я набросилась на тебя тогда… у себя в офисе. Я боролась… сама с собой… Но я рада, что приехала.
Она перевела взгляд на сестер, к ее глазам подступили слезы. Когда Хилари снова повернулась к Джону, тот, не дожидаясь приглашения, сгреб ее в охапку, и ей стало хорошо-хорошо… Пусть бы он держал ее так вечно. В сущности ведь она еще и не начинала жить.
— Все будет в порядке, Хилари. Обязательно!
Голос Джона проникал до глубины ее души, и когда пришло время отстраниться, Хилари стало чего-то очень жаль. Она застенчиво улыбнулась Джону.
— Может, навестишь меня как-нибудь в офисе?
— С удовольствием. Пообедаем вместе?
Хилари, не в силах говорить, отвернулась, чтобы не увидели, что она плачет. После стольких лет одиночества она вдруг окружена родными, любящими людьми!
Теперь уже Александра обняла ее и погладила по голове. Джон уехал — они все вместе проводили его и долго махали вслед. Потом Хилари поднялась к себе и, переодевшись на ночь, пошла в смежную комнату с Александрой. Та уже вовсю болтала с Меганой — о Париже, Кентукки, юге Франции и хочет ли Мегана со временем обзавестись детьми. Мегана боялась, как бы это не помешало ее работе, но Александра села на любимого конька: дети — высшая радость и смысл жизни. Хилари сидела в кресле-качалке и уговаривала себя: это не сон, она и вправду вновь обрела сестер и они ведут себя так, словно никогда не разлучались.
— А я вот никогда не хотела иметь детей — и ничуть не жалею, что у меня их нет, — солгала Хилари. — Ну, может быть, жалела… когда была помоложе… Теперь уже поздно.
— Сколько тебе? — Мегана наморщила лоб. Ей самой тридцать один год, Хилари на восемь лет старше, значит…
— Тридцать девять.
— Многие женщины в этом возрасте только-только заводят первенца. Во всяком случае, в этой части земного шара. — Мегана усмехнулась. — Правда, там, где я работаю, рожают и в двенадцать, и даже раньше. Просто поразительно!
Да, поразительно… Этот особняк в Кентукки и жизнь, которую вели ее сестры — одна в Париже, а другая в Нью-Йорке, — небо и земля по сравнению с нищетой, окружающей Мегану в Кентукки, и она не переставала изумляться.
— Между нами так мало общего — и все же мы не чужие. Я живу в бедной хижине в горах, а ты, — она посмотрела на Александру, — в роскошном особняке, к тому же владеешь дворцом плюс вилла на юге Франции. — Она повернулась к Хилари. — А ты — важная шишка в телекомпании. Разве не удивительно?
— Ты бы еще больше удивилась, — тихо произнесла Хилари, — если бы посмотрела на меня двадцать пять лет назад. Вряд ли в то время мне можно было позавидовать.
— Расскажи, — попросила Мегана, и мало-помалу, слово за слово, обливаясь слезами, Хилари им все рассказала. Выплеснула всю боль, всю трагедию своей жизни и ту звериную жестокость, с которой ей пришлось столкнуться. Выплеснула — и ей стало легче. Когда-то она была им единственной защитой, а теперь сестры утешали ее: Александра держала за руку, а Мегана рассказывала об отсидках своих родителей по политическим мотивам в штате Миссисипи, и как отца ранили в Восточной Джорджии, и какие они замечательные люди, и как она их любит. Потом настала очередь Александры поведать о Маргарет и Пьере, и о своей жизни с Анри, и поделиться своими страхами, что муж потребует развода.