— Я очень устала и звоню уже из дома. Но этот уик-энд у меня свободен. Мы можем завтра что-нибудь предпринять.
— Давай куда-нибудь махнем. Может, в Хэмптон или на Файр-Айленд?
Лето уже вступило в свои права, и стояла жаркая погода. Уик-энд на природе обещал быть прекрасным.
— Доминик Монтень в воскресенье празднует свой день рождения. Я обещала быть и не могу его подвести. Мне очень жаль.
Балет, балерины, танцовщики, репетиции, спектакли. Этому не было конца.
— Ну ладно. Можем поехать на один день. Я мечтаю вырваться из города и полежать где-нибудь на пляже.
— Я тоже.
Но Джон знал, что она полежит ровно полчаса, а потом начнет делать упражнения и растягивать мышцы, чтобы, чего доброго, не потерять формы за время отдыха. Порой это его ужасно раздражало.
— Я за тобой заеду в девять, о'кей?
Саша согласилась, Джон положил трубку и вдруг почувствовал грусть и невероятное одиночество. Ее никогда не было рядом, когда он в ней нуждался. Джон обнаружил, что думает вовсе не о Саше, а о той незнакомой девушке, которая более двадцати лет назад в одиночку сражалась с жизнью в Джексонвилле.
Этого только не хватало. Джон чувствовал себя, словно Элоиза с ее вымышленными персонажами. Смысла в этих раздумьях было примерно столько же, но получилось так, что за последнюю неделю Хилари Уокер обрела в его представлении реальные черты. Даже более реальные, чем он бы того хотел.
На следующий день они с Сашей поехали на пляж. В конце концов решили отправиться просто в Монток, на Лонг-Айленде, там хорошо отдохнули и приятно провели время.
Джон бегал трусцой вдоль берега, пока Саша делала упражнения. На обратном пути заехали в ресторан и съели на ужин омара. Домой вернулись лишь в половине двенадцатого и повалились в постель, как усталые дети. Саша была в хорошем настроении, и на этот раз близость не сопровождалась ее жалобами на то, что он в пылу страсти может причинить ей какую-нибудь травму.
Обнявшись, они проспали до десяти часов утра. Проснувшись, Саша взглянула на часы, вскрикнула и вскочила с кровати.
— Что случилось?.. Куда ты?..
Щурясь от яркого солнечного света, заливавшего спальню, Джон увидел, что Саша скользнула в ванную, и затем услышал шум льющейся воды. Он сбросил с себя простыню и нехотя побрел посмотреть, чем занята любимая.
— Что ты тут делаешь?
Ванная была полна пара. Саша стояла с подобранными кверху волосами, подставив лицо под струи воды.
— А как ты думаешь?
— Почему ты так рано вскочила?
— Я обещала Доминику, что буду у него в полдвенадцатого.
— О господи, зачем так спешить?
— Я должна для всех приготовить ленч, — объявила она, выключила душ стала вытираться.
— Это интересно. Я даже не подозревал, что ты умеешь готовить.
Джон расстроился. Накануне они так замечательно провели день, а теперь она в спешке убегала. Ему снова хотелось очутиться с ней в постели, но у нее уже не было времени.
— Там другое дело, — объяснила Саша с серьезным видом. — Это артисты балета.
— Они что, едят как-то иначе?
— Не глупи…
Он не глупил. Он просто устал от того бесконечного напряжения, которое Саша создавала вокруг себя.
— Я вечером тебе позвоню, когда приду домой.
— Можешь не беспокоиться.
Джон вышел из ванной, взял со столика сигарету и закурил. Вообще-то он курил редко, только когда Саша его сильно огорчала, — это успокаивало нервы, а может, наоборот — Джон точно не знал. Во всяком случае, какое-то действие никотин оказывал.
— Джон, — сказала она с ангельской улыбкой, расчесывая волосы его щеткой, — не веди себя как ребенок. Я бы взяла тебя, но там же будут только балерины и танцовщики. На такие мероприятия никто не приводит посторонних. Знаешь, — усмехнулась она, и Джон впервые увидел что-то мстительное в выражении ее глаз, — это вроде твоих семейных торжеств в Бостоне.
Так вот в чем дело. Если не совсем, то по крайней мере отчасти. Ну и черт с этими ее играми и ее танцовщиками.
— А завтра вечером мы увидимся? Саша с сомнением протянула:
— Возможно. В понедельник у меня очень много работы. Она подошла к Джону, прильнула к нему своим сильным, гибким телом и крепко поцеловала в губы. Джон стоял в дверях спальни совершенно голый, и новый прилив возбуждения сразу дал о себе знать.
— Я люблю тебя.
Ее сарказм он иногда любил, иногда же просто ненавидел.
Не успел он ответить Саше, как она исчезла. От ощущения неудовлетворенности ему хотелось кричать.
За неимением ничего лучшего Джон позвонил младшему брату и провел день в Гринвиче, играя с ним, его женой и сыном в теннис и плавая в бассейне с дочерью Филипа. День в итоге прошел приятно, позволил расслабиться, но по дороге домой Джон опять со смущением вынужден был признаться себе, что в компании родственников ему безумно скучно. Но люди они были все равно хорошие, да и приятно было убежать из Нью-Йорка и от мыслей о Саше.
Когда он вошел к себе, в квартире трезвонил телефон, но Джон не снял трубки. Он не хотел слышать о Доминике, Паскале, Пьере, Андре, Джозефе, Иване и прочих. Его мутило от них всех, и даже мысли о Саше не вызывали прежнего энтузиазма.
Утром он отправился в юридическую фирму Артура, просмотрел наследственные дела Джорджа Горама и нашел именно то, что хотел. Артур сам давно мог бы это найти, если бы поинтересовался.
Последний контакт с Маргарет Миллингтон Горам был в 1962 году, когда она являлась уже графиней де Борне и жила в Париже на рю де Варенн. С тех пор фирма с ней не контактировала, но поиск ее теперь не должен был вызвать затруднений.
Во второй половине дня Джон, полистав телефонную книгу Парижа, обнаружил в ней де Берне Маргарет с указанием того же адреса. «Если только она сейчас жива, — думал Джон, — и знает, где находится Александра, тогда дело в шляпе».
Глава 19
— Что? Ты опять уезжаешь?
На этот раз Джон спокойно воспринял Сашино возмущение. Работа есть работа.
— Слушай, может, тебя завербовали авиалинии? Саша негодовала. Это была его третья командировка на протяжении последних трех недель.
— Я ненадолго.
— А куда теперь?
Джон улыбнулся. Целью командировки было нечто более привлекательное, чем Джексонвилл.
— В Париж. Хоть в приличных условиях поработаю. Саша не ответила, только пожала плечами. Она полагала, что он врет и мотается куда-то с подругами. Ведь раньше он никогда не ездил в командировки. Ей казалось странным, что он вдруг стал сам выполнять работу сыщика.
— Вернусь в четверг, самое позднее — в воскресенье.
— Ты что, забыл? На следующей неделе я уезжаю в двадцатидневное турне. Получается, что до моего возвращения мы не увидимся. Если только ты не захочешь прилететь на один из спектаклей.
Но Джон знал, что это такое, — вся труппа в истерике, на грани нервного срыва, а Саша тоже сама не своя — едва реагирует на его присутствие.
— Ну и ладно. Я тоже буду занят.
Еще год назад его бы расстроила невозможность видеть ее в течение целого месяца. Теперь он воспринимал это как облегчение. Сашина одержимость работой начинала его угнетать.
Ночь они провели вместе, но любовью не занимались, а утром Джон по пути в аэропорт подбросил Сашу до ее дома.
— Увидимся, когда ты вернешься. Он поцеловал ее в губы, а она подарила ему милую, невинную улыбку.
— Счастливого пути. Я буду по тебе скучать.
Для нее это были необычно нежные слова. Саша чаще жаловалась на погоду и ломоту в ногах. Джону вдруг стало жаль с ней расставаться. Основной проблемой в отношениях с ней было то, что она не сознавала своего крайнего эгоцентризма. Ей это казалось в порядке вещей.
Джон помахал ей из такси и крикнул, что позвонит из Франции. Машина повернула за угол, и в следующую минуту он уже думал о том, что ждет его в Париже. Замужество Маргарет Горам с французским графом давало основания надеяться, что судьба Александры разительно отличалась от жизни Хилари.
Артур отплатил ему полет первым классом. Самолет совершил посадку в Париже в полночь. Пройдя таможенный досмотр, Джон поехал прямиком в отель «Бристоль», в два часа был уже в кровати, но из-за переутомления уснул лишь в пять утра и, к своему ужасу, проснулся лишь в одиннадцать. Он моментально вскочил, заказал в номер кофе и рогалики и, перед тем как принять душ, позвонил Маргарет.
Ответил мужской голос. Джон, коверкая французский, попросил графиню де Борне.
— De la pan de qui, monsieu? — раздался вопрос.
Джон назвал себя, но не смог перевести фразу «она меня не знает».
Через мгновение Маргарет подошла к телефону.
— Месье Шапот? — спросила она по-французски с заметным американским акцентом, не скрывая удивления.
— Простите… — Джон улыбнулся. Ему понравился ее голос. — Меня зовут Джон Чепмен. Я из Нью-Йорка.
— Господи боже! Андре совершенно не воспринимает американских фамилий. А я вас знаю?
Она говорила очень непосредственно, в ее голосе, казалось, звучал сдержанный смех.
— Нет, мадам. Я здесь по делу и хотел бы поговорить с вами, как только вы сочтете это для себя возможным. Джон не хотел излагать суть дела по телефону.
— Вообще-то… — Похоже, она была несколько растеряна. — Все мои дела ведет нью-йоркская фирма. — Маргарет сказала ее название. — Кроме дел мужа, конечно. Речь идет о капиталовложениях?
— Нет…
Пугать ее Джону не хотелось, но что-то сказать было необходимо.
— Знаете ли, это вопрос более личного свойства. Он касается расследования, которым я занимаюсь по просьбе компаньона вашего покойного мужа.
— Пьера? Но у него не было никаких компаньонов.
— Извините. Я имел в виду мистера Горама.
— О, бедный Джордж… но это было так давно. Он умер в пятьдесят восьмом, тридцать лет назад, мистер… э-э… Чепмен.
— Я понимаю, но меня интересует именно то далекое время.
— Вы обнаружили какие-то нарушения? Маргарет, видимо, была заинтригована и немного испугана.