Первая практика – на вагоностроительном заводе в славном городке Новоалтайске, что притулился бочком к алтайской столице Барнаулу. Цель этой практики, по задумке высокомудрых наставников, состояла в том, чтобы будущий инженер-вагоностроитель хлебнул жизни, поглубже погрузившись непосредственно в производство, то есть поишачил простым работягой в цеху, понюхал горячей окалины, разлетающейся от токарных станков и визжащих фрез, восхитился уханьем многотонных прессов, ощутил красоту и образность рабочего мата. Всем этим Яшка насытился на Алтае по горло, вернувшись с практики с твёрдым убеждением, что вагоностроение едва ли станет любовью всей его жизни, даже если ничем другим ему не суждено будет заниматься. Если же по окончании института ему всё-таки придётся работать какое-то время на подобном предприятии, то он будет искать способ всеми правдами и неправдами с него смыться. Единственный положительный момент алтайской практики – это знакомство с замечательными людьми, простыми и добросердечными, отчаянными сквернословами, но верными, прямыми и чистыми. Очень немного подобных светлых людей ему встретится впоследствии. А жаль, очень хотелось бы, и Яшка не переставал об этом мечтать…
Вторая практика была в украинском городе Днепродзержинске, что притулился бочком уже к большому промышленному Днепропетровску. Единственное, что запомнилось с той практики, это жуткая простуда, когда он слёг с высокой температурой почти на неделю в комнате общежития, и друзья отпаивали его суровыми народными средствами – водкой с малиновым сиропом. Купленные таблетки, увы, не помогали…
Итак, диплом. Оценив свои успехи на протяжении пяти лет обучения, Яшка сделал пренеприятнейшее открытие: если судить по оценкам в зачётной книжке и по тому количеству экзаменационных пересдач, которые он прошёл, то можно сразу делать однозначный вывод: новоиспечённый инженер – тупица и незнайка, которому любая наука даётся с великим трудом, и никакого толка в будущем для народного хозяйства от него не будет. Вагоностроение сильно просчиталось, сделав на него ставку как на будущего творца современного подвижного состава.
Но так ли это в действительности? Всё-таки он уважать себя перестал бы, если бы смирился с существующим положением дел и опустил крылышки. Сделаю-ка я что-то самостоятельно без перекатывания чужих чертежей и лабораторных работ и при этом постараюсь, чтобы это самостоятельное творение выглядело классно, решил Яшка и принялся за дипломный проект с неожиданным для него рвением и интересом.
Сейчас уже нет смысла вдаваться в подробности, чем он так растопил лёд в сердцах суровых экзаменаторов и заставил их чуть ли не рукоплескать, когда, прокомментировав последний лист ватмана из проекта и захлопнув пояснительную записку, по-шутовски (всё-таки не смог сдержаться!) раскланялся перед ними оперным певцом, допевшим трудную сольную партию.
В итоге ему поставили пятёрку – первую и последнюю за все пять лет обучения. Для его приятелей и коллег это было чем-то совершенно невероятным и фантастическим, а для него… для него это было в принципе вполне ожидаемым результатом. Просто он сделал очередное открытие для себя: чтобы чего-то добиться, вовсе не обязательно долго и нудно пыхтеть и потеть, а нужно лишь жгучее желание победить. Такое, чтобы сдержать себя не мог и рвался в бой со своими и чужими ветряными мельницами. Ну, и, конечно, требуется немалый кураж, без которого никакая победа сама не придёт.
Студенческий период в его жизни заканчивался. И не только студенческий – вместе с ним заканчивалась пора беспочвенных юношеских мечтаний и напрасных иллюзий. Кураж и гусарский наскок, конечно, хороши, и порой без них никуда не деться, но начиналась совсем другая жизнь, где от тебя потребуются иные качества и способности, и это немного волновало…
Хотя – и он не был бы Яшкой Рабиновичем, если бы не был уверен! – удача пока на его стороне, и всегда будет на его стороне, а значит, все в порядке, жизнь продолжается!
Только теперь по-настоящему начинались гонки наперегонки. С кем? Пока не ясно, но там разберёмся. На бегу…
Часть 2Наперегонки с комсомолом
1. Комсорг завода
В одной из книжек, попавших Яшке в руки, он однажды прочёл некую философскую миниатюру, в которой не было, по сути дела, ничего особенного, но она отчего-то надолго врезалась ему в память. Гласила эта миниатюра следующее:
«Счастье – оно как зубы. В течение жизни трижды кардинально меняется.
Сперва оно молочное и недолговечное. Им лишь пробуешь, какие они на вкус, эти жизненные яства, годятся ли тебе для последующего длительного употребления. Может, и сгодились бы, да только не получается ими долго питаться. Несытно всё это, и хочется чего-то посерьёзней.
Далее – крепкое и прочное. Чтобы им, этим счастьем, можно было перемалывать, как жерновами, всевозможные жизненные коллизии, то и дело случающиеся с тобой, и делать тем самым свою жизнь по-настоящему полноценной и насыщенной. Жаль, что такое счастье со временем – как бы сказать поточнее? – изнашивается и превращает твоё существование в сущий ад. Можно, конечно, ставить на него искусственные пломбы, которые продлят срок, но… сам скоро начинаешь понимать, что это уже нечто вторичное, чужеродное, не своё.
И, наконец, последнее счастье – уже по-настоящему и без украшательств искусственное. Фарфоровое, металлическое или даже золотое, которому, кажется, сносу до скончания веков не будет. Ан нет, чтобы протянуть подольше, одного такого искусственного заменителя счастья явно недостаточно. Нужно что-то ещё кроме него, о чём мы не позаботились заранее, хотя должны были бы, окажись чуть прозорливей. Но что это – до сих пор не знаем… Однако время упущено, и остаётся лишь печально разводить руками…»
Хорошо, конечно, сравнивать счастье с зубами – красочные сравнения получаются. Много ещё можно было бы нафантазировать чего-нибудь подобного, если уж приходят на ум этакие красочные метафоры. Да только не всегда руки до них доходят, и – нужны ли такие красивости по большому счёту?
Эх, если бы всё в жизни было так просто и однозначно, как зубы, а ограничивалось лишь подобными сравнениями…
После защиты дипломов, торжественного вручения новоиспечённым инженерам вожделенных «поплавков» и хмельных речей на прощальных застольях пришло время выбирать, чем заниматься дальше. Предстояло паковать чемоданчик и ехать по распределению, и тут почти ни у кого вопросов не возникало, за исключением, естественно, нашего героя. Для Яшки было ясно, что и дальше эксплуатировать своё «молочное и недолговечное счастье», как это было до последнего времени, нельзя. Нужно искать работу, не сидеть же и дальше на шее у родителей. Они-то молчат и вряд ли попрекнут бездельем, но ведь и совесть надо иметь!
На комиссии по распределению Яшке предложили отправляться молодым специалистом по уже знакомому адресу – на Алтайский вагоностроительный завод, куда он совершенно не стремился попасть вторично. Ему до сих пор иногда по ночам снились тяжёлые ухающие прессы, привезённые сюда ещё во время войны, когда эвакуировали заводы из европейской части страны… Нет, что угодно – только не сюда! Туристические поездки хоть на край света – с превеликим удовольствием, но на постоянку, как декабристы в глухие сибирские углы, – нет, к этому патриотическому поступку Яшка был не готов.
Выход нашёлся после долгих размышлений и маминых советов. Он отправился за помощью к своему дядьке, знатному сталевару, одному из создателей танковой брони для легендарных фронтовых тридцатьчетвёрок. У того были какие-то давние связи в министерстве, и дядька кому-то в самом деле позвонил, с кем-то договорился, и в итоге Яшке было разрешено в порядке исключения свободное трудоустройство без необходимых трёх лет обязательной отработки по распределению. В то время это было неслыханным везением, которому завидовали многие его сокурсники, разъезжающиеся по городам и весям. Обладателями такого свободного трудоустройства могли стать лишь беременные или кормящие мамаши, инвалиды и дети высокопоставленных начальников. Ни к одной из этих категорий Яшка не принадлежал.
Было, конечно, немного стыдно перед товарищами, которым не хотелось уезжать от родимого очага не меньше, чем ему, но тут уже каждый устраивался, как мог. Впервые Яшка почувствовал, как много в нашей судьбе решают связи и знакомства, и хоть этим пользоваться было немного противно и стыдно, но никуда не денешься – такая уж наша жизнь… А сегодня – сегодня жизнь стала иной?!
Даже Лобзику не помог открутиться от далёкого уральского городка его хвалёный влиятельный отец, подполковник с институтской военной кафедры. Галка ехать со своим избранником категорически отказалась, на чём и закончилась их долговечная, почти четырёхлетняя любовь. Видно, не годилась она в декабристские жёны, бросавшие всё и отправляющиеся вслед за своими любимыми в сибирскую глухомань. Правда, и Лобзик не сильно рвался в декабристы, но потерей возлюбленной почти не опечалился, здраво рассудив, что везде, в любой глуши, есть молодые и красивые девушки, на которых можно положить глаз. Главное, погромче исполнять для них своё любимое бронебойное «Кант бай ми ло», чтобы они тут же стали укладываться под него штабелями.
Аноха в этом году не защищался, потому что, как и Петя Булкин, взял академический отпуск, сославшись на тяжёлые семейные обстоятельства и неизлечимую болезнь батюшки-алкоголика. Поэтому сия напасть с распределением его пока не коснулась. Триха неожиданно женился на молчаливой черноглазой молдаванке и сразу же сварганил к распределению пару прелестных малышей, посему его как многодетного папашу тоже не стали трогать. Последнему участнику их компании Пете, как и Анохе, распределение предстояло лишь на будущий год. Короче говоря, их сплочённая с самого первого курса, но так и не состоявшаяся рок-группа в одно мгновение развалилась, так и не исполнив по-настоящему ни одной песни.
Одно время Яшке было крайне не по себе, потому что внешне выходило, будто он как бы бросил друзей, которые разъедутся в другие города, хотя могли бы оставаться дома и работать по специальности на схожих предприятиях. Зато вместо них приедут молодые специалисты из тех же самых городов и займут места, которые могли по праву принадлежать им. Что это за дурацкое перемешивание людей в громадном закипающем котле трещавшего по швам Советского Союза? Кому понадобилось, чтобы люди срывались с обжитых мест,