– Что-то я слышал об их строительстве, – начал припоминать Яшка. – Ну-ну…
– Фундамент заложили, стены возводить начали, а командовал всем, естественно, Полынников. Оказалось, он не только кузнец первоклассный, но и прораб будь здоров какой… Но долго такое самоуправство продолжаться, конечно, не могло. Петра и в райисполком приглашали на переговоры, и в милицию по повестке, только никуда он не ходил. А как пойти, если минуты нет свободной: весь день на заводе, а вечером и выходные на стройке. Потом комиссии разные повадились на эту «стройку века», чтобы нервы мотать ему и его рабочим. Говорят, Пётр от имени общины даже письмо американскому президенту Форду отправил, ведь тот тоже баптист. По «Голосу Америки» об этой стройке говорили и о тех палках, что им в колёса городские власти ставят.
– Теперь понимаю, почему его решили на собрании песочить, – наконец сообразил Яшка. – За «Голос Америки» можно вообще сесть за решётку. Не сомневаюсь, Галине Павловне в райкоме уже не один строгач вкатали…
– И это не всё. Сразу после майских праздников к баптистской стройке подкатило несколько нарядов милиции и давай в мегафон орать, чтобы люди расходились по домам. Никто их слушать, конечно, не стал, а когда милиция попробовала применить силу, то Пётр во всеуслышание скомандовал, чтобы люди пели гимны и с властями не пререкались. Тогда пригнали пожарные машины, народ брандспойтами шуганули, а Павла как зачинщика скрутили, увезли в участок, где так отходили, что бедняга потом неделю в больнице отлёживался. Ночью же того дня подогнали бульдозеры и разнесли всё по кирпичику. А ведь здание было почти готово, хоть внутреннюю отделку начинай, – Юрка уже не улыбался, а сидел, сгорбившись, и жадно тянул замусоленный окурок. – Жалко трудов людских, ведь столько баптисты сил на эту стройку положили, а с ними поступили как со скотами последними. Хуже, чем со скотами… Всё понимаю, а одного понять не могу: баптисты, атеисты – какая разница? Главное, чтобы человек свиньёй по жизни не был и соседу не пакостил, ведь все мы… – он слегка запнулся, – ходим под богом…
В другое время Яшка обязательно поддел бы его за последние слова, но сейчас и сказать-то было нечего.
– Ладно, пойду, – Шустрик с силой вдавил окурок в пепельницу и сдул с пальцев пепел. – Послушаем, что на собрании скажут. Но ничего хорошего, думаю, не услышим…
На заводе было только и разговоров о предстоящем разбирательстве Полынникова. Кто-то уже окрестил собрание «судилищем», и это тотчас подхватили в цехах. Яшкиного объявления, где он собирался сводить счёты с Нинкой Филимоновой, никто даже не заметил. Кому оно интересно, кроме комсомольцев? Да и тех придётся собирать силой, потому что по доброй воле никто не придёт. Впрочем, Яшка это предусмотрел: заберёт к концу дня из табельной пропуска, и никого из его архаровцев до окончания собрания за проходные не выпустят.
Но пока отношения с Галиной Павловной окончательно не испортились, Яшке нужно было провернуть ещё одно немаловажное дельце – успеть подать заявление на вступление в партию. Он давно подумывал об этом, но откладывал, а сейчас откладывать было уже некуда. Пока он комсорг, это можно успеть. А как без этого двигаться дальше по карьерной лестнице? Ох, права была мама, когда говорила о пользе вступления в партию… Не вечно же в конце концов быть мальчиком на побегушках или корпеть над чертежами в конструкторском бюро.
О подаче заявления Яшка заговаривал с Галиной Павловной и раньше, но ничего конкретного она не обещала. Как парторг, она формально была заинтересована в росте своих рядов, однако особого энтузиазма почему-то не проявляла. Неужели Шустрик был прав, и тут вступал в силу какой-то неведомый второй слой, а следом за ним и глубинный третий «абы чего не вышло»?
Но недавно Яшка всё-таки добился от неё конкретного ответа. Оказывается, приём инженерно-технической белой кости в отличие от победившего пролетариата строго ограничивался. Рост рядов должен происходить за счёт рабочих, а им-то, рабочим, этого роста как раз и не надо. В строительной индустрии ещё по-божески – на одного инженера должно приходиться двое рабочих. В других отраслях – другие пропорции. Подготовь для вступления пару работяг, подсказала Галина Павловна, тогда и о тебе подумаем.
Но как это сделать? Рабочего нынче в партию и на аркане не затянешь. Это Яшке требовалось расти, а простому работяге-то куда? Льгот для рядового коммуниста никаких, а взносы плати регулярно да на собрания время трать. Короче, вербовка перспективных кандидатов, как, вероятней всего, решила Галина Павловна, окажется комсоргу не по силам. И не такие зубры обламывались.
Но она просчиталась. У Яшки на учёте было всё-таки тридцать два бойца, и он был для них каким-никаким авторитетом. Побеседовал с людьми понапористей, пообещал выколотить отпуск летом и под него путёвки в крымский санаторий – и два вполне реальных рекрута оказались в кармане. Правда, пришлось заполнить за них все необходимые документы и проштудировать вместе Программу и Устав партии, но без этого никуда не денешься. Таковы правила игры.
Сегодня, когда всё готово и документы аккуратно уложены в папочку, можно было брать Галину Павловну за жабры. Никуда не отвертится: соотношение рабочих и служащих не нарушено, а рост рядов – вот он, налицо…
В парткоме была тишь и благодать, никого из посторонних. Самое время для переговоров.
– Я по личному вопросу, – вежливо пропел Яшка, заранее прикидывая, как выкручиваться, если снова зайдёт разговор о Филимоновой. – Вот, заявления принёс. В партию. Своё и двоих рабочих.
– Что ты за них носишь? Сами прийти не могли? – подозрительно поинтересовалась Галина Павловна и принялась исследовать заявления, будто они были поддельные.
– Люди посменно работают и заняты, – начал изворачиваться Яшка, хотя всё и так было понятно. – Попросили меня занести. Но если надо, сами подойдут, я им передам.
– Ладно, чего уж там! – великодушно махнула рукой Галина Павловна. – Подумаем, обсудим на парткоме, тем более разнарядка сейчас пришла… Кстати, очень хорошо, что ты зашёл, к тебе есть первое партийное поручение. Ты объявление об общем собрании читал?
– Конечно.
– Будем обсуждать аморальное поведение Полынникова. То, что произошло, надо не только осудить всем коллективом, но и дать этому принципиальную партийную оценку.
– Ну, по части оценки будет всё в порядке, ведь солирует ваш зам Ромашкин, – усмехнулся Яшка, всегда подтрунивавший над простоватым Ромашкиным за его дубовость и косноязычие. – Уж он-то даст стране угля…
– Ты что-то против него имеешь? – ухмыльнулась в ответ Галина Павловна, но тотчас сдвинула брови домиком. – Он мужик неплохой, хоть и может иногда ляпнуть лишнее, что потом не расхлебаешь. А на собрании, между прочим, будет присутствовать представитель райкома. Речь Ромашкину мы уже подготовили, он её вызубрит наизусть, но лучше подстраховаться, – она величественным жестом налила из графина воды в хрустальный стакан и стала отхлёбывать маленькими глоточками, как коньяк. – Вот мы и решили подключить нашу молодую смену. Язык у тебя подвешен будь здоров, можешь час без передышки говорить. Так что давай, комсомол, включайся в работу. Тезисы доклада я тебе дам. Считай, что это первое твоё партийное поручение.
Яшка пожал плечами и неуверенно ответил:
– Что ж, раз надо…
А на душе сразу кошки заскребли, будто он кого-то собрался обмануть или предать. Хотя кто ему этот Полынников – сват или брат?.. Господи, почему им одного Ромашкина в качестве обвинителя мало?!
– Не узнаю тебя сегодня – физиономия у тебя какая-то одухотворённая! – вместо приветствия прокричал Шустрик, вваливаясь без спроса в комитет комсомола и нахально уже в дверях дымя «Примой». С некоторых пор он считал себя Яшкиным духовным наставником, которому дозволено говорить всякие гадости. – Не иначе как перед судилищем по поручению парткома проходил стажировку в баптистской общине и заразился тамошней библейской мудростью. Хотя мудрость – такая категория, которая партийным и комсомольским работникам строго противопоказана.
Заметив лежащую на столе учётную карточку Нинки Филимоновой, Шустрик, криво ухмыляясь, без остановки принялся гнусавить:
– Как на наши именины испекли мы каравай…
– Не понял?
– Печёте с ГэПэ нового народного депутата? Филимонова – бабёнка строптивая, но покладистая, именно такая им и нужна, – Юрка хитро подмигнул, словно разоблачал чьи-то тщательно охраняемые секреты. – Такую только допусти в депутаты – далеко пойдёт, по команде будет налево и направо крыть правду-матку, но поперёк дороги никому не встанет. Неуплата взносов – это, брат, не её, а твоя тактическая ошибка. Ты Нинку просто не раскусил, и это тебе ещё не раз аукнется. Недаром ГэПэ в последнее время всем её в пример ставит, мол, активистка, передовик, и бригада у неё самая лучшая. На ближайшем партсобрании её в кандидаты принимать будут. Одновременно станет и кандидатом, и депутатом. Ловко?
– Откуда знаешь? – от удивления у Яшки отвисла челюсть.
– Нинка хвасталась. И с ней ещё двоих принимать будут. Твоих комсомольцев, кстати.
– А как же я?
– Ты тоже в партию захотел? Не-е, про тебя разговора не было. Разнарядка только на троих.
– Но ей же характеристика комсомольская понадобится, – мгновенно вскипел Яшка, – кто ей подпишет? Опять ГэПэ вместо меня?
– Ты всерьёз считаешь, что кому-то нужна твоя драгоценная подпись? – продолжал издеваться Шустрик. – Конечно же, ГэПэ сама подпишет и глазом не моргнёт. Кто ты такой, чтобы палки в колёса ставить? Адъютант её превосходительства, манекен витринный, груша для битья. Чего перед тобой расшаркиваться?
– Но это же свинство! Разве так можно?! – бессильная ярость неожиданно сменилась в Яшке смертной тоской. На глаза навернулись слёзы, и ехидная Юркина рожа начала двоиться.
– Им, Яшенька, всё можно, – улыбка исчезла с его лица, и на Яшку уже глядел не прежний балабол и весельчак, а какой-то чужой, угрюмый и усталый человек. – Одному тебе тяжело, что ли? А той же Нинке Филимоновой легче? Не такая уж она примитивная, как с первого взгляда кажется. Многие думают, что подфартило девчонке, попал выигрышный билет, так она и рада стараться, стелется дорожкой перед начальством. А она такая же пешка, как все мы. У пешек никто мнения не спрашивает. Двигайся, пока двигают, а понадобится тобой пожертвовать, пожертвуют и ни у кого капли сожаления не будет. Потому своим бабьим хитрым чутьём она и уловила, что нужно плыть по течению, пока дают. Начнёт артачиться и правду качать – пинком под зад и даже из бригадирш попрут… А ты, вчерашний студент, признайся, что втайне ей позавидовал и потому решил наказать? Ну, не глупо ли, когда одна пешка завидует другой?!