бы давно попал под раздачу с распитием спирта на рабочем месте…
Испытательная лаборатория представляла собой небольшую, наглухо закрытую и без окон комнату. Её стены сверху донизу были обшиты, как в звукозаписывающих студиях, мягкими пористыми листами. Вдоль стен на столах были установлены десятки проигрывателей для пластинок, и Сашка пояснил, что их тут гоняют часами для проверки работы двигателей. Если при этом ещё будет играть какая-то пластинка, то ничего плохого в том нет. Вот только слушателей сюда он приглашает не часто. Лишь избранных – тех, кого сам выберет.
То, что Яшка попал в число избранных, было, конечно, приятно, но расслабляться не стоило.
После того как Мартьяныч повесил на двери табличку «Тихо! Идут испытания!», захлопнул её за собой и даже закрыл на ключ, грозное начальственное выражение на его лице сразу сменилось на добродушную хозяйскую улыбку:
– Ты пока ставь пластинку на проигрыватель, а я накрою стол.
Из сейфа, стоящего в углу, от извлёк пузатую трёхлитровую реторту, наполовину заполненную спиртом, и потряс ею в воздухе:
– Хватит нам на сегодня?
Яшка лишь покачал головой и молча стал извлекать пластинку из конверта. Тем временем Сашка освободил от бумаг стоявший посередине лаборатории стол и водрузил на него пару обыкновенных гранёных стаканов, потом развернул пакет с бутербродами. Откуда-то появился графин с водой.
– Это чтобы разбавлять спирт, – коротко пояснил он, – ты же пил его раньше?
– Ну, да, – неуверенно пожал плечами Яшка, но Мартьяныч это заметил и усмехнулся:
– Значит, поступаем так. Будем учить студента правильному употреблению благородного напитка. Наполняем стакан на треть водой, доливаем столько же спирта и сразу затыкаем ладошкой.
– А затыкать зачем? – удивился Яшка.
– Он, сволочь, имеет свойство греться при разбавлении. Не будешь же ты пить его горячим как чай! Ладошкой накроешь – греться не будет. Через минуту реакция закончится, и получится нормальный напиток. Я его озверином называю.
– Почему озверином? – хмыкнул Яшка.
– Расслабляться не даёт. Звереешь от него и на людей бросаешься… Шучу, пей без опаски – напиток качественный…
В тот день к себе за кульман Яшка так и не попал. Несколько раз он порывался встать и вернуться в отдел, но Сашка его всё время останавливал, а потом взял и позвонил Сергею Петровичу:
– Я этого вашего конструктора не отпущу, пока не починит стенд так, чтобы он потом не ломался! Пускай сидит у меня и делает хоть до утра.
– Может, послать на помощь кого-то более опытного? – проблеял в ответ Яшкин начальник.
– Не надо! И этот сгодится. Толковый парень, – Сашка самодовольно подмигнул собутыльнику. – Если потребуется, сам тебя ещё раз наберу…
Двух прихваченных с собой пластинок явно не хватило, но друзья заводили их по нескольку раз, а потом, когда надоело, выключили вовсе.
Сперва Яшка сидел за столом довольно скованно и больше слушал Мартьяныча, чем рассказывал сам, но потом разошёлся и даже поведал о том, как был комсоргом завода и какие несправедливости с ним там происходили.
– Чепуха это всё! – отмахнулся Сашка, даже не дослушав рассказ. – Нашёл из-за чего убиваться! Всей этой тоскливой публике – парторгам, профоргам, комсоргам и прочей шушере – нужна лишь бумажка в отчёт, и лучше всего с печатью, а там хоть трава не расти. Они свои шабаши справляют, как им и положено по уставу, и ты им не мешай, не зли своими правильностями. Но если уж попал в их компанию, значит, дуди в их дудку. Не суетись больше положенного, но и на месте не стой. Поспешай, но медленно. При этом шаг влево, шаг вправо – побег, а они этого не любят. Но и к сердцу ничего не принимай… Бери с меня пример. И тогда они у тебя будут вот где! – он нетрезво потряс в воздухе сжатым кулаком. – Знаешь, я тебя познакомлю с нашим комсоргом. Жук ещё тот – у него-то и поучишься, как надо острые углы обходить и со всеми ладить, – заметив, как Яшка принялся отрицательно мотать головой, тут же прибавил: – Да не переживай! Это наш человек – и рюмку выпьет с друзьями, когда надо, и беседу поддержит. И до баб охочий. Женькой зовут, а фамилия у него как у поэта-похабника. Барков, слышал такого?.. Непременно познакомлю. Не с поэтом – с комсоргом. По питейной части он многим из нас фору даст.
– Ну, тогда ладно, – согласился Яшка и посмотрел на часы. – Нам ещё не пора по домам?
Ничего убирать за собой Сашка не позволил:
– Утром придёт Танечка, что работает у меня в лаборатории, и всё приберёт…
– Где же она сейчас? – удивился Яшка.
– Я её в цех отправил, у нас там тоже есть испытательные стенды. Когда я лично провожу здесь… испытания, то она мигом исчезает. Умная девочка – всё без слов понимает, дважды повторять не надо.
– Не заложит? – Яшка внимательно посмотрел на собутыльника.
– Кого? Меня?! – Сашка приосанился и одёрнул пиджак. – Да ни в жизнь! Я себе кадры подбираю надёжные, чтобы на них положиться можно было. В прямом и переносном смысле…
На электричку, которой они возвращались домой каждый раз, Яшка с Мартьянычем безбожно опоздали. Но следом за ней, через час, была следующая.
И уже дома, укладываясь спать в крепком подпитии, Яшка подумал, что, наверное, нисколько не прогадал, перейдя на работу на этот завод полупроводниковых приборов. Здесь, конечно, правила строже, и нет такой вольницы, как прежде, зато немало интересных людей, с которыми наверняка будет приятно проводить время. А впереди ещё знакомство с местным комсоргом, который, по словам Мартьяныча, отличный парень, хоть и жук. Немного настораживало, что и на новом месте проскочить мимо комсомола никак не получится, но на сей раз Яшка будет осторожней – ни на какие авантюры больше не поведётся, как бы его ни уговаривали…
9. Комсорг Барков
У бывшего комсорга Яшки с его довольно щуплой комплекцией была и соответствующая худосочная комсомольская организация в тридцать два человека. В отличие от него, Женя Барков был громадным во всех измерениях парнем с комплекцией, в точности соответствующей численному составу комсомольской организации в двести с лишним архаровцев. Знакомству с Яшкой он обрадовался, словно встретил друга, которого давным-давно не видел. В этом было что-то противоестественное и наигранное, но выглядело со стороны довольно искренне и даже по-братски.
Он явился в Яшкин отдел, по-хозяйски прошёл между кульманов, кивая в ответ на приветствия конструкторов, без приглашения уселся на стул напротив Сергея Петровича и первым сунул ему свою пухлую ладонь с растопыренными короткими пальцами. Издалека было видно, что рукопожатие у него не такое крепкое, как у Мартьяныча.
– Как дела? Всё в порядке? – громко спросил он, и Яшка вдруг подумал, что на каждом заводе складывается своя особая манера общения между сотрудниками. Судя по Мартьянычу и Баркову, здесь в норме громкое и хамоватое обращение начальника к подчинённому. Хотя какой ему подчинённый начальник Яшкиного отдела?
– Да, спасибо, Евгений Николаевич! – пропищал Сергей Петрович. – А как ваше самочувствие? Как семья?
– Нормально! – Женя нахально подхватил какой-то листок на его столе и глянул в него краем глаза. – Мне сообщили, что у вас в отделе появился новый работник по имени Яков. Есть такой? Хотел бы на него взглянуть. Он же комсомолец? Нужно мне его в оборот брать по комсомольской линии.
– Наверное, комсомолец. Я этим вопросом не интересовался.
– Покажите мне его!
– Яков! – позвал начальник. – Подойдите к нам, пожалуйста!
Женя глянул в сторону Яшки своими на удивление маленькими розовыми детскими глазками и махнул рукой:
– Не надо! Я его заберу с собой ненадолго. Мне его надо… э-э… на учёт поставить. И вообще провести ознакомительную беседу.
Самоуверенность местного комсомольского вожака крайне не понравилась Яшке. Так бесцеремонно с ним ещё никто не обращался, даже Мартьяныч. После своего расставания с комсомолом ему хотелось так же, как некогда зловредная Нинка Филимонова, послать подальше каждого, кто обратится к нему от имени этого агонизирующего авангарда молодёжи. Но он решил раньше времени не обострять отношения, лишь молча встал и пошёл за Барковым.
Где находится комитет комсомола на заводе, он пока не знал, но наверняка у такого вальяжного и самоуверенного толстяка и кабинет будет соответствующий – с большим столом для совещаний, плакатами на стенах и какими-нибудь переходящими красными знамёнами за спиной.
Захлопнув за собой дверь отдела, комсорг неожиданно обернулся, хитро подмигнул Яшке, похлопал по плечу и рассмеялся:
– Чувствую, что ты подумал обо мне, – вон, какие глаза по полблюдца! Сразу говорю: я не такой, каким выгляжу, но с нашими людьми иначе общаться не получается. Необходимо надутого пузыря изображать. Статус такой.
Уважают только власть и силу, хоть и пищат о какой-то демократии… Пошли в курилку, поболтаем! Там нас уже Васильевич ждёт.
– Какой Васильевич? – удивился Яшка.
– Сашка Мартьянов. Вы же с ним вчера… познакомились. Он мне уже рассказал. Ты сегодня никаких дисков с собой не прихватил?
– Нет. Меня же никто не просил.
– Ладно, бог с ними, с дисками. Ещё будет время послушать. Пошли…
В курилке их и в самом деле ждал Мартьяныч.
– Ну, где вас черти носят? – закричал он, не обращая внимания на остальных курильщиков. – Я тут уже полчаса сижу… А работа стоит!
– Ну, давай теперь по-настоящему знакомиться, – Женя грузно опустился на лавку и достал пачку сигарет. – На, закуривай!
Яшка молча взял сигарету и присел с ним рядом.
– Мне сказали, что ты с крутым ансамблем сотрудничал, песни для них писал. Это так?
– Откуда вам это известно? – от удивления Яшка чуть не выронил только что прикуренную сигарету.
– Давай не на вы, а на ты, – рассмеялся Женя, – мы тут все свои… Правда, Васильевич?
– Правда, – Мартьяныч важно кивнул головой и поднял вверх палец. – Но это только между собой, а на людях – по имени-отчеству и на вы. Всё-таки я вам не пацан с улицы…