– Пока не задумывались. Если дело пошло бы на лад, рано или поздно потребовали бы. А у директора лишних ставок нет. Место руководителя ансамбля уже занято.
– Кем?
Толян хитро прищурился и ткнул себя пальцем в грудь:
– Так я и сказал, кем!
– Значит, руководитель ансамбля есть, а самого ансамбля нет, – разочарованно протянул Яшка, – и аппаратуры фактически нет, хоть она и числится по документам. Абсурд какой-то, честное слово! Мёртвые души…
– Потому аппаратуру и не списывают в бухгалтерии, чтобы лишних вопросов не возникало. Хотя могли бы возникнуть, если бы кто-то очень захотел… Никому это не надо. Теперь вам понятен расклад?
– Как же вы, не имея никакого касательства к музыке, можете числиться в училище руководителем ансамбля?
Толян оскалился и жизнерадостно пропел:
– Цыганский принцип: кто первый встал, того и тапочки!.. Никто и не возражал против того, чтобы отдать эту ставку мне… А как вы хотели? Часов у физкультурника мало, вот и придумывают разные способы зарплату поднять… Да вы не переживайте, у нас многих оформляют чёрт те знает кем, лишь бы человека удержать. А иначе кто сюда пойдёт работать на голую ставку? Профтехобразование – это вам не Клондайк, где можно озолотиться…
После разговора с физруком Яшке стало по-настоящему тошно. Выходило, что всё происходящее – это не более чем глупый, но тщательно отработанный розыгрыш, один большой, бесконечно длящийся спектакль, где все играют свои не особо героические роли, при этом без зазрения совести и с удовольствием обманывают друг друга и самих себя, ничего ни от кого не скрывая. Зато всех новичков, попадающих в их круг, заставляют безоговорочно принимать правила этой гадкой и нечистой игры. И наверняка горе тому, кто ослушается…
Как никогда раньше, Яшка почувствовал сейчас, насколько всё, что его окружает, пропитано ложью – неприкрытой и самодовольной. Она абсолютно во всём – и в надоевших плакатных лозунгах в коридорах училища, и в обязательных словах, произносимых не только на уроках, но и на педсоветах… А если эта ложь каким-то чудом вдруг исчезнет, что останется вместо неё? Хлам, разломанные коробки без динамиков и гитары без струн, записанные в ведомостях спортинвентарём. Даже от нормального человеческого общения друг с другом здесь отвыкли…
Ну, ладно, пускай он не профессиональный учитель математики, но ведь материал-то худо-бедно объяснял, и его подопечные слушали и понимали. Он даже научился обуздывать тех, кто вёл себя отвратительно и мешал на уроке. Высмеивал при всех, и эти потраченные впустую пять минут, давали свои плоды – остальные опасались его острого язычка и волей-неволей замолкали, слушая, что он рассказывает дальше. Но ведь самое-то ужасное, что не только у него, но и у других учителей – и он это не раз слышал на педсоветах! – происходило то же самое, вот только усмиряли разбушевавшихся хулиганов уже не с помощью шутки и высмеивания, как он, а с помощью мастеров производственного обучения и итоговым походом в кабинет старшего мастера для получения уже совсем другой науки… Может, такое иногда и было необходимо, но не каждый же раз!
Обидней всего оказалось то, что он, по наивности решивший – нет, не изменить этот несправедливый мир! – а всего лишь помочь заблудившимся пацанам стать лучше, чем им уготовано, натолкнулся на бетонную стену равнодушия и безразличия, когда, по сути дела, уже не он, а его высмеивает тот же самый мир, привыкший жить по волчьим законам – неписанным и безжалостным. Всяких правдолюбцев и бунтарей очень быстро тут вычисляют и отбрасывают в сторону… Вероятно, и Яшку ждёт такая незавидная участь, он в этом почти уже не сомневался. Единственное, во что пока верил, это в то, что прогибаться ни перед кем не станет. Хотя это было делать всё труднее и труднее…
На очередной урок в свою группу Яшка пришёл с тяжёлым сердцем. Ему непременно зададут вопрос о том, когда он наконец начнёт создавать рок-группу в училище, а что он ответит? Мол, привести ребят во Дворец, чтобы позаниматься на профессиональной аппаратуре, ему не позволили, а своей аппаратуры в училище нет и не будет, зато его уже авансом заподозрили в желании получать за это деньги, да и вообще мало кто из преподавателей верит в то, что занятие музыкой – хорошая идея в сложившихся условиях… Конечно, всего этого ребятам он не скажет, но ведь что-то нужно же будет сказать…
Весь урок он напряжённо ожидал этого вопроса, но услышал уже на перемене, когда все разбежались и в пустом классе остались двое ребят. Это были закадычные друзья Сашка и Антон, которые учились довольно неплохо и были по сравнению с остальными довольно тихими и прилежными учениками.
– Скажите, пожалуйста, – спросил высокий сухощавый Сашка, – когда вы будете собирать ребят в ансамбль? Мы всё время ждали, что вы скажете об этом на уроке, а вы так и не сказали…
– Понимаете, – смутился Яшка и отложил в сторону ручку, которой заполнял журнал, – в училище возникли некоторые проблемы. Во-первых, совершенно неисправна аппаратура…
– Ну, это мы знаем! – махнул рукой маленький круглолицый Антон. – Её ещё в прошлом году доломали. Ведь мы и тогда ходили к директору и говорили про ансамбль…
– И что вам директор ответил? – заинтересовался Яшка.
– Сказал, чтобы не морочили голову. Лучше, мол, подтянули бы оценки по предметам, а музыки и без вас сколько угодно по радио и телевизору.
– Прямо так и сказал? – не поверил Яшка.
– Так и сказал… Вот мы и обрадовались, когда вы про ансамбль начали говорить. Наконец-то хоть один нормальный человек среди учителей нашёлся…
– Ну, ты, брат, палку не перегибай! – смутился Яшка. – У нас все учителя хорошие, просто не у всех железные нервы. И не все, наверное, в музыке разбираются… Ты меня понимаешь?
– Так что всё-таки с ансамблем будем делать? – напомнил Сашка.
Яшка минуту помолчал и проговорил:
– Знаете, тут такая непростая ситуация. Пока нам не разрешают, тем более нет аппаратуры. Во дворце же, где я работаю, тоже не получится. Туда не пустят посторонних…
Здесь он немного приврал, потому что никто ему не запрещал приводить новый коллектив, но главными противниками стали свои музыканты из ансамбля. Однако Сашка с Антоном ничего, кажется, не заподозрили.
– Короче говоря, – Яшка виновато опустил глаза, – даже не знаю, что пока делать. Честное слово, мне и самому очень хотелось бы создать ансамбль в училище, но не всё в моих силах…
– Давайте поступим так, – подал голос Антон. – Мы пока начнём репетировать, а потом что-нибудь придумаем. Вместе с вами. Хорошо? И вы нам подскажете, что нужно делать.
– Репетировать – на чём? – на сердце у Яшки потеплело от его слов, и он уже другими глазами посмотрел на этих парнишек, стоявших перед ним и… вдруг поверивших в него.
Пока что все подряд его коллеги, от завуча и до последнего мастера производственного обучения, проработавшие с подобными ребятами длительное время, убеждали, что общего языка с пэтэушниками никогда не найти. С ними можно общаться только с позиции силы и запугивания. Даже хороший парень Ринат, и тот укорял его в панибратстве…
Но выходило, что это совсем не так. Он в этом только что убедился.
– Если не возражаете, – сказал Сашка, – мы завтра принесём в училище простую гитару и останемся после уроков. Вы не против?
– Конечно, не против…
– А вы нам сумеете гитарные аккорды показать? Не блатные, а нормальные?
– Конечно, покажу…
После того как они ушли, в класс зашёл Ринат.
– Что им от вас надо было? – подозрительно спросил он. – Нашкодили, небось, и пришли к вам защиту искать? И ещё, небось, клялись, что исправятся и больше так делать не будут, да?
– Глупости говоришь! – нахмурился Яшка. – Они вполне нормальные ребята, и хотели бы заниматься музыкой. Да только возможности пока такой нет.
– Кто хотел заниматься музыкой? – не поверил мастер. – Эти разгильдяи?!
– Перестань! Почему ты думаешь о них только плохое?
– Да на них клейма ставить негде! Вы их плохо знаете! У обоих отсрочки от приговора – вам это известно? Вы их личные дела просматривали?
Яшка отрицательно покачал головой, а Ринат высокомерно глянул на него и процедил сквозь зубы:
– Между прочим, вам как классному руководителю с личными делами своих подопечных неплохо было бы ознакомиться поближе… Так вот, этих двоих задержали, когда они проникли на территорию хлебокомбината и пытались совершить кражу…
– На хлебокомбинате? – не смог сдержать улыбку Яшка.
– Да. А когда их доставили в милицию, то заявили, что им всего лишь захотелось свежих булочек. Прямо-таки ангелочки с крылышками.
– И это серьёзное правонарушение?!
– Это уголовное дело, как над этим ни смейся! – Ринат развёл руками. – Не повезло им, если говорить честно. Вовремя подвернулись под руку, и руководство комбината списало на них кражи, которые совершались там уже довольно длительное время. А пацаны настолько были подавлены, что послушно признались даже в том, чего никогда не делали. Ну, и на суде вкатали им срок, правда, по малолетке условный…
– Но это же полный абсурд! Неужели судьи оказались такими идиотами, что не смогли во всём разобраться?!
– Наверное, могли, но не захотели. Кого, спрашивается, судья слушать будет – этих косноязыких затравленных пацанят или уважаемое в городе руководство хлебокомбината?
Ринат замолчал и мрачно отвернулся, а Яшка вдруг спросил:
– Скажи, а тебе самому их не жалко? Ну, хоть чуть-чуть…
– Кому интересно моё мнение? Думаете, у нас с вами, по большому счёту, больше прав, чем у них? – Ринат глубоко вздохнул и глянул на часы. – Мне идти надо, совещание у старшего мастера… Вы, Яков, хороший человек, только жаль мне вас. Искренне жаль. Трудно вам придётся – и с пацанами, и с учителями…
– А ты? Ты мне не поможешь?
– Конечно, помогу. Но что я могу? Я такой же маленький человек – от меня тут ничего не зависит. А что-нибудь скажу не по делу, мне сразу в морду плюнут, мол, не лезь, куда тебя не просят, татарин…