Можно было бы посмеяться на этим, и никакой Дмитрий не сумел бы удержать Яшку от хохота, однако проблемы, как ни странно, начались и у самого Дмитрия. Через неделю после начала занятий, он заявил, что у него резко ухудшилось зрение. Притом настолько, что он вынужден был записаться на приём к глазному врачу.
А дальше уже началась полная мистика. Побывав на приёме у врача, Дмитрий печально доложил друзьям, что у него обнаружили отслоение сетчатки и назначил срочную операцию. Если операция закончится неудачей – а в этом Дмитрий был почему-то уверен, – то он даже полностью ослепшим разыщет Майю и убьёт её. Если для этого понадобится осиновый кол, чтобы истребить дьявольщину, то он и его найдёт. Ясное дело, что становиться вторым поэтом Асадовым, лишившимся зрения по вине какой-то куклы Барби, ему совершенно не хотелось.
Но операция прошла успешно, и через три недели Дмитрий появился как ни в чём не бывало, однако с Майей с тех пор никто, кроме Яшки, в группе не общался. Чем чёрт не шутит, осторожничал каждый, вдруг она и в самом деле ведьма. А осиновый кол в Израиле найти довольно трудно, потому что это дерево здесь не произрастает…
6. Волшебная Каббала
Так или иначе, но если человек изначально не планировал, получив все положенные выплаты от государства, малодушно слинять на сибирские просторы, наподобие Бориса, то волей-неволей обстановка заставляла переламывать себя и становиться настоящим израильтянином, какими бы необычными и странными ни казались поначалу местные жители и их нравы. Может быть, многие вещи, вполне привычные для коренного жителя, казались дикими и нелогичными репатрианту, но со временем становилась более понятна своеобразная философия средиземноморской восточной жизни со всеми её плюсами и минусами, а ещё спустя некоторое время уже начинало казаться, что это единственно возможный способ нормального выживания и комфортного существования. И, как ни странно, не только здесь, на Ближнем Востоке.
Постепенно и не без внутреннего сопротивления Яшка выводил для себя некоторые правила и закономерности, облегчающие жизнь в здешних реалиях. То, что поначалу казалось странным и диким, теперь уже просто веселило и вызывало улыбку. Но не отторжение.
Адаптацию бывших советских граждан к израильской действительности он для себя даже проиллюстрировал отношением новых израильтян к деньгам и покупкам.
Выглядело это примерно так:
Уровень 1 – цены переводятся в доллары, затем в денежные единицы своей прежней родины по курсу на момент приезда, в итоге ничего не покупается из-за кажущейся дороговизны. На горизонте начинает маячить та же пресловутая сосиска на семью в сутки, но, слава богу, до неё дело так и не доходит. А ведь в планах всё ещё стоит на первых позициях покупка квартиры, машины и поездки по европам. Короче говоря, выносится промежуточный вердикт: незачем пока размениваться на мелочи – набираемся терпения и выжидаем.
Уровень 2 – перевод цен заканчивается уже на долларовом эквиваленте, но серьёзные покупки по-прежнему не совершаются, потому что важней всего теперь не сама стоимость покупки, а рост или падения завтрашнего курса валют. На этом уровне каждый волей-неволей превращается в прошедшего огни и воды экономиста, мудро и печально поглядывающего с высоты своих несуществующих пьедесталов на копошащуюся у ног массу неразумных потребителей. Ну или проще говоря, наш человек превращается в прожжённого биржевого брокера-барыгу, старающегося не упустить перспективную маржу, но за неимением средств, взирающего на всё со стороны.
Уровень 3 – цены уже худо-бедно устраивают, потому что за долларом всё равно не угонишься, а хочется выглядеть не хуже соседа, приехавшего на пару лет раньше тебя и что-то уже успевшего. Пресловутая сосиска на семью в сутки забывается уже навсегда. Какие-то серьёзные покупки мало-помалу совершаются, а какие-то по-прежнему нет. Квартиры, машины и европы становятся чуть ближе, но всё равно пока недостижимы из-за отсутствия стабильной высокооплачиваемой работы, приносящей деньги в нужном количестве. На философский вопрос Остапа Бендера «Сколько вам, Шура, нужно для полного счастья?» ясного ответа пока нет, но циферки уже щёлкают во внутреннем калькуляторе.
Уровень 4, высший и почти финальный, – а вот теперь-то уже гребём всё подряд по-настоящему, потому что отыскивается более или менее приличная работа, а желание выглядеть не хуже других израильтян, даже тех, кто прожил здесь всю свою жизнь, оказывается важнее банковского курса и нередко затмевает здравый смысл и природную осторожность. Иногда неумеренный аппетит всё же тормозится нехваткой нулей в сумме на банковском счету, но и с этим наш человек начинает бороться весьма успешно. За неимением наличности покупает, покупает, покупает и покупает на кредитную карточку, пока неожиданно не выясняет, что она не резиновая. Однако финансовый крах пока не наступает, и всё рано или поздно устаканивается каким-то совершенно непонятным мистическим способом. Это вам, братцы, Израиль, а не какая-нибудь отсталая африканская страна… Сие долгожданное и немного запоздалое открытие подпитывало, подпитывает и будет подпитывать в дальнейшем наш неистребимый потребительский оптимизм!
И никаких других уровней больше не надо…
С первого дня Яшка понял, что чем активней он станет внедряться в здешнюю жизнь, тем легче ему будет искать в ней своё место – беседовать с людьми, предугадывать ход их мыслей, рассчитывать поступки. И если он на чём-то прокалывался по незнанию или по неумению, – кого, спрашивается, миновала сия скорбная чаша? – то последствия будут всё-таки не такими катастрофическими и трагическими. А со временем и проколов почти не случится.
Руководителем местного музыкального коллектива ему, безусловно, не стать. Сколотить группу из приехавших, как и он, музыкантов, ему, может, и удалось бы, – благо, желающих вернуться к своей музыкальной профессии немало, – но нужна ли кому-то в Израиле музыка российских танцплощадок, если даже местные музыканты, исполняющие востребованную восточную музыку, называемую «мизрахи», не очень-то сильно жируют на немногочисленных концертных площадках маленькой страны?
Нет, к музыке он точно не вернётся. Больше это не его стезя. Мог бы, наверное, ещё писать тексты для песенок на иврите, но – увы, для этого нужно иврит выучить хотя бы до свободного им владения, а этого всё ещё нет…
Искать работу инженера? В этой сфере шансов у него наверняка больше, только стоит ли менять шило на мыло? Инженером он поработал на прежней родине, и ещё там понял, что это тоже не его стихия. Если говорить положа руку на сердце, ему ещё тогда показалось, что ступеньки, по которым он поднимался или его автоматически поднимали в конструкторских бюро, совсем не для него, ведь нельзя быть успешным в чём-то и одновременно относиться к этому с прохладцей, как к чему-то вынужденному и необязательному. А ведь именно так оно и было. Дело, которому себя посвящаешь, обязательно должно стать любимым, и лишь тогда оно начинает приносить радость и настоящую пользу…
Литература? Может быть, литература… Вот только бы поднакопить побольше сюжетов на местном материале, которые пригодятся для будущей книги. А их, этих сюжетов, вон сколько вокруг, только успевай записывать и не пропускай их мимо внимания. Поэтому Яшка в последнее время стал носить с собой блокнот, который доставал в самые, казалось бы, неподходящие, но интересные, по его мнению, моменты и записывал мысли, мелькнувшие в голове. И пускай окружающие недоумевают, а порой даже вертят пальцем у виска. Он-то прекрасно знал, что стоит отложить фиксацию этой мелькнувшей мысли на более удобное время, и она меркнет, забывается, а хуже всего, если не забывается, но интерес к ней попросту ослабевает. Сочинение будущего текста невозможно без куража, без подъёма. Вялое и неторопливое записывание – и он это не раз проверил на практике! – всегда приводит к многословной и скучной словесной жвачке, читать которую никто не станет…
Это была интересная и захватывающая игра, которая его увлекала. Он так и называл записывание мыслей – игрой, в которой не всегда оказываешься победителем, но и не терпишь сокрушительного поражения. А кроме того, уже чувствуешь, что с каждым разом мысли приходят всё интересней и интересней, а излагать их и править для будущего текста всё проще и занимательней. Эта «игра» затягивала как наркотик, и отказаться от неё он уже не мог…
И всё равно он не переставал постоянно ощущать какой-то непонятный внутренний дискомфорт. Не были ему до конца понятны все тонкости и повороты новой жизни, и не считал он себя полным хозяином самому себе, каким должен быть человек, свободный и независимый, посвятивший жизнь творчеству. Раньше в России этого чувства почему-то не возникало, хоть он и не работал над текстами так напряжённо, как здесь. При всей тамошней неустроенности и постоянно подстерегающей, как казалось, какой-то неведомой опасности, он был всё-таки более уверенным в своих силах и раскованным. Отчего – тоже совершенно непонятно. Может, от того, что там он находился в привычной языковой среде? Иврит же, каким бы родным и исконным ни казался, всё равно оставался языком, в котором он не чувствовал себя свободно. Общение общением, но творчество – это совсем другое…
Впрочем, тот же мохнатый философ Борис очень быстро объяснил этот дискомфорт как неизменное состояние ностальгии. Хорошо это или плохо, трудно сказать, но любой приехавший сюда непременно проходит сквозь такую ломку, и у каждого она протекает по-своему. У одних проходит стремительно и безболезненно, а других мучит и грызёт годами. А есть и те, кто от неё до конца не избавляется.
И вообще, как на неё ни посмотри, ностальгия – жуткая штука. С ней трудно бороться, но излечиваться от неё всё же необходимо. Даже вышибать клин клином, если добром не получается. Как? Искать позитив в том, чего твоя душа до поры до времени не принимает. И непременно такой позитив обнаруживается, если искренне его ищешь. Не сумеешь себя перебороть, значит, дальше жить в этой стране и становиться в ней сво