им просто невозможно, как ни насилуй себя. Остаётся лишь бежать в Сибирь на заимку пить молоко и читать книги.
Других вариантов категоричный Борис Яшке не предлагал, потому что и сам не знал. В мудрых философских трудах об этом, ясное дело, пока не написали… Но эту свою теорию он очень ловко подгонял под оправдание своего будущего отъезда.
Как-то топал Яшка по улице без цели, очередной раз печально раздумывая о прежней родине, и навстречу ему попался пьяный в доску небритый и неряшливый мужик с разбитой рожей и с ярко выраженными первичными половыми признаками, выглядывающими из расстёгнутых штанов. И такие кренделя этот нетрезвый дядька выписывал, что невольно вызывал улыбку. Все препятствия на пути оставляли на нём неизгладимые отпечатки. Через каждые два шага – трёхэтажный мат, через каждые три шага – четырёхэтажный, и далее по нарастающей. Люди шарахались от него, но… не осуждали, а лишь посмеивались. Настолько это выглядело комично на фоне окружающих его трезвых и благообразных прохожих.
Сперва Яшка прошёл мимо, отвернувшись, потом притормозил и оглянулся. Стыдно в этом признаваться, но от созерцания алкаша ему неожиданно так похорошело и так от души отлегло, что показалось, будто он на мгновенье в родной сторонке побывал, воздухом необъятных просторов подышал, к животворным источникам и к самому себе прежнему прикоснулся…
И никакой после этого ностальгии больше не осталось. Как рукой сняло. Вот какой простой способ борьбы с ностальгией отыскался.
Неправ оказался самодеятельный философ Борис со своей премудрой философией, ох как неправ. Излечивается ностальгия – притом гораздо проще, чем кажется…
Так или иначе, при размышлениях о своём месте в современной израильской жизни всё чаще в Яшкиной голове возникали мысли об иудаизме, о котором с самого приземления в аэропорту он почти не вспоминал. Даже несмотря на то, что жить среди религиозного населения Яшка не мог и не собирался. Тем не менее обойти стороной этот вопрос было невозможно. Неполным и обеднённым было бы его существование в стране, если бы он, по примеру некоторых недальновидных соплеменников, резко противился даже мыслям о своих религиозных собратьях. Прежде-то он уже пробовал изучать Тору с рыжебородым раввином Ициком, но очень многое из выученного им вызывало уже тогда если не внутренний протест, то по крайней мере некоторое неприятие. Не на все вопросы готов был ответить Ицик, а может, что-то и недоговаривал. А вероятней всего, просто не знал, что ответить…
Избранный народ? Почему избранный и почему именно евреи? Первое, что отвечают: так повелел Всевышний. Странный аргумент, которому нет доказательств, кроме разве что указаний на священную книгу и авторитет наставников. Между прочим, каждый народ в своей мифологии считает себя таковым. Даже какое-нибудь крохотное племя с островов Океании, живущее в каменном веке, уверено, что именно ему высшее божество предопределило быть первым среди народов… Ицик возмущался крамольным Яшкиным сравнениям, приводил неоспоримые аргументы – но таковыми они были только в его глазах, не более! Яшка же старался с некоторых пор его не дразнить, поэтому формально соглашался или отмалчивался, а в душе… Единственный не совсем понятный намёк, который дал раввин, заключался в том, что избранность – это вовсе не подарок свыше какому-то определённому народу, а обязанность неустанно и безостановочно совершенствоваться и расти в духовном плане. Подавать пример верного служения и нести свет в этот мир. Как это делать и какими качествами для этого необходимо обладать, оставалось для Яшки пока загадкой…
Здесь в Израиле, когда Ицика рядом уже не было, а вопросы всё равно оставались, и число их росло не по дням, а по часам, Яшка решил наконец сесть и самостоятельно во всём разобраться. Найти для себя мудрого наставника, наверное, здесь это было бы несложно, но пришлось бы снова спорить и не соглашаться, а этого он не хотел. Для него самый спокойный и короткий путь – самостоятельно сесть за книги и неторопливо, без шума и нажима, искать ответы. До всего доходить собственным разумом. Меньше всего ему хотелось сейчас тратить время на споры и препирательства…
В одном из книжных магазинов ему попалась популярная книга по Каббале. Он уже знал, что есть немало людей, серьёзно занимающихся этой странной и таинственной наукой, о которой ходит много разговоров. И даже знал, что традиционные чёрные шляпы из многочисленных иешив не сильно её жалуют. У этих-то ребятишек круг интересов ограничивался бесконечным заучиванием Торы и Талмуда, а всё, что выходило за рамки традиционного многовекового изучения и толкования первоисточников, считалось ненужным и даже вредным. Может быть, то, чем занимается эта бодрая гвардия чёрных шляп, и было на самом деле интересным и поучительным, но учёба ради учёбы Яшку явно не устраивала, а вот Каббала, судя по отзывам, подводила человека к таким неимоверным глубинам познания, что даже сознание у него менялось. И, что важнее всего, не было в Каббале никакого колдовства и чародейства, о которых ходило множество слухов и легенд среди людей неискушённых, а была она сродни точным наукам – математике, физике, химии. Это было ещё более загадочно, чем всё, что он уже знал об иудаизме.
Понятно, что с наскока Каббалу изучать не начнёшь, но этого в планах Яшки пока не было. Ему достаточно было лишь приоткрыть дверцу, чтобы выяснить: стоит ли этим заниматься в будущем, когда он дозреет до необходимости спокойного и неторопливого изучения. При всём своём авантюрном складе характера он всё-таки не спешил с головой бросаться в этот – как бы поточней сказать? – омут…
Купленную книгу он прочёл запоем, почти не отрываясь. Прочёл, а потом надолго задумался. Может, и не всё ему было понятно в ней с первого прочтения, но образность языка Каббалы поразила его в самое сердце. Мысли, выдаваемые в книге простым, почти разговорным языком, были современны и актуальны, а главное, не нуждались в разъяснениях и многочисленных ссылках на первоисточники. Логика и здравый смысл были тут главным аргументом.
Яшка ходил из угла в угол и почти вслух проговаривал про себя отдельные фразы, врезавшиеся в память. Такого раньше с ним не случалось. Это была не поэзия, хотя столько здесь было образного и поэтического…
Ему сразу понравилось, что Каббала сравнивает человека с неким виртуальным сосудом. С этого и начинала выстраиваться мудрая и глубокая аллегория мироустройства. Поначалу человек как бы представляет собой совершенно пустой сосуд. Ну нет в нём ничего изначально – ни разума, ни понимания ближнего, ни опыта существования в этом мире! Всему предстоит научиться, всего предстоит набраться. Грубо говоря, даже на глупца этот человек пока не тянет. У глупцов-то испокон веков есть стойкие и незыблемые убеждения, изменить которые никому не под силу. Дурацкие – но убеждения. А тут каждый из нас – пуст и девственно чист.
Однако проходило какое-то время, – для каждого своё, – и человек, вволю насытившись своей пустотой, неожиданно осознавал, что дальше так жить невозможно и постыдно.
И это происходило даже помимо того, хотел он этого понимания или нет. Следом срабатывал безотказный механизм: сосуд сам собой начинал наполняться. Чем? Всем подряд, что попадётся под руку, лишь бы побольше и поскорее. В детали Яшка вдаваться не стал, да это и не столь важно, ведь он знал по себе, что не только доброго и полезного, но и мусора из совершенно ненужных, а то и просто вредных и опасных вещей в каждом из нас за долгие годы скапливается предостаточно. Стандартный джентльменский набор из благоприобретённых достоинств и низкопробных пороков. Куда уж без этого комплекта!
Наконец сосуд наполнялся под завязку. Больше в нём места не оставалось. Тут бы радоваться, что ты теперь вполне состоявшийся человек со сложившимися взглядами и интересами, и больше тебе ни одной капельки новых знаний в себя не втиснуть, но… именно сейчас и происходило самое интересное и важное!
Человека неожиданно начинали одолевать сомнения: а того ли, что действительно требуется для жизни, ты, дружок, набрался? То есть всё теперь выглядело так, будто ты с голодухи наелся того, что ближе лежало, или первого, что попалось под руку, а потом вдруг выяснил, что самых вкусных яств даже ещё не попробовал! Просто не дотянулся до них, хватая всё подряд.
И сразу после этого происходил… скажем обтекаемо и без ярких физиологических картинок, выброс съеденного наружу, а за ним последующий приём действительно нужного, вкусного и полезного. Без своего содержимого сосуд существовать уже не может! Вот такие гастрономические аналогии…
И это был новый уровень постижения стоящих в основе всего добра и зла, вредного и полезного, с чётким осознанием того, что действительно тебе необходимо из попадающегося в поле зрения, а без чего можно обойтись. Человек словно ступал на лестницу, делая первые шаги на ступеньках осторожно и с опаской, но за этим пока что низовым уровнем уже открывались новые, ведущие только вверх ступеньки-уровни, и их впереди бесчисленное множество…
Что происходит дальше, Яшка пока из книги не вычитал. Да он и не стал форсировать раньше времени события. Нужно основательно переварить хотя бы прочитанное. Ведь, если говорить честно, он, следуя аналогии, пока находился в процессе первоначального поглощения вышеозначенных яств (так, вероятней всего, и было!), то есть сосуд, даже без его ведома, уже извергал из себя ранее накопленное, и неизвестно, сколько времени теперь будет заполняться новым содержимым…
Если это в действительности так, то и повода для всегдашнего уныния больше не оставалось. То, что происходило с ним, было странным и необычным, но очень нравилось. Жизнь приобретала новые яркие краски…
…В час ночи на уснувшей тёмной улице многоголосый вопль, сперва истошный и бесформенный, но постепенно выстраивающийся в хор, стройный настолько, насколько позволяло количество выпитого его участниками спиртного. Можно было даже различить мотив популярной арии Каварадосси из «Тоски» Пуччини, притом… на чистейшем итальянском языке.