Над Кавказом ласточка летит,
А в ауле девушка живёт.
На свиданье к ней джигит спешит,
Поцелуй его горячий ждёт…
– Нет! – нервно взвизгнул Эфраим. – Это сегодня звучит совсем не так! Зачем ты меня обижаешь перед общественностью?! Поэта каждый может обидеть, а вот… понять…
– Что ты, дорогой, никто не хотел тебя обидеть! Мы же не налоговая инспекция! Прочти сам своё стихотворение, мы послушаем.
Эфраим снова воздел руку и, откашлявшись, прочитал:
Над Синаем ласточка летит,
В Тель-Авиве девушка живёт.
К ней кибуцник молодой спешит,
И его там угощенье ждёт…
Новую версию любимого народом стихотворения члены литературной студии приняли с большим восторгом. Да и Яшке она понравилась своей лаконичностью куда больше, нежели патриотическая поэма Эльдара Эльдарова. А больше всего ему понравилась строка про угощение.
– Как мнение нашего дорогого гостя? – льстиво обратился к нему Авраам. – Правда, замечательные стихи?.. Тихо, гость будет говорить!
– Ну, что я скажу? – Яшка, естественно, ничего не собирался говорить о промахах стихотворения, а то ещё лишат угощения, на которое он всё чаще поглядывал краем глаза. – Мне понравился в стихах… э-э… израильский колорит. В каждой строке так и чувствуется аромат кибуца. И вообще…
– Вам в самом деле понравилось? Слово мужчины? – не отставал от него Авраам. – А мерзавец Вонтюковский – кстати, вы с ним ещё не знакомы? – говорит, что у нас тут сборище графоманов!
– Он договорится! – подал голос мрачный Эльдар Эльдаров, понявший, что сегодня пальма первенства ускользнула от него к конкуренту Эфраиму.
– Друзья, хватит! – сразу нашёлся дипломатичный Авраам. – Закончим литературные обсуждения. В честь нашего гостя мы решили организовать скромное угощенье. Попрошу всех помочь накрыть стол… Где там женщины?
– Вот это другое дело! – обрадовался Яшка. – С Вонтюковским я, честное слово, не знаком. А после встречи с вами и знакомиться не собираюсь…
8. Старый добрый парабеллум
Каждый уважающий себя мужчина обязан хотя бы раз в жизни подержать в руках оружие. Помимо первичных половых признаков, демонстрировать которые в приличном обществе всё ещё не принято (или уже принято?), оружие в ваших руках достаточно ощутимый довесок к вожделенной брутальности, этому всё менее и менее востребованному реликту в век тотальной эмансипации и стирания граней между полами.
Своё первое личное оружие Яшка получил, когда устроился работать в серьёзную охранную фирму. Поначалу он относился к оружию с недоверием. Он помнил давние студенческие годы, когда на армейских сборах ему выдавали тяжёлый и неудобный автомат Калашникова со спиленным бойком и пустым рожком. Но это всё равно считалось боевым оружием, к которому следовало относиться с соответствующим пиететом, что немало веселило смешливых однокурсников.
Конечно же, Яшке доводилось стрелять и из настоящего боевого автомата. Но об этом остались только нехорошие воспоминания. Каждый автоматный выстрел больно отдавал в плечо, а пистолет Макарова и вовсе не слушался его. Хоть Яшке и удавалось наводить мушку на мишень, прыгающий в руках пистолет редко попадал в неё, чаще мазал. Не лучше результат был и из автомата. И это лишний раз как бы доказывало его мужскую несостоятельность. Правда, у некоторых его сокурсников были результаты и того хуже, но это служило слабым утешением.
После ульпана и компьютерных курсов Яшка во многие места рассылал свои биографии, ходил по конторам трудоустройства, но никакой, даже самой завалящей работы по новой специальности для него не находилось. Где-то не принимали из-за плохого знания иврита, где-то из-за того, что он «русский», но чаще вообще никаких причин не объясняли. Не подходишь – и весь разговор. Ни один работодатель не обращал внимание на то, что за его плечами местные компьютерные курсы и привозное высшее образование.
Наконец кто-то из друзей посоветовал закончить с бесполезным бегом по кругу и обратиться в охранную фирму, где местной публики почти не было. Какой абориген согласится работать по многу часов в сутки за минимальную зарплату, без всяких условий, да ещё на палящем солнце и на воротах в учебные заведения, где детишки – сами знаете! – оторви да брось. Ни вздремнуть тебе в рабочее время, ни газету почитать, лениво попивая кофе, только сиди да жди каких-нибудь пакостей то со стороны малолетних разбойников, то со стороны всевозможных контролёров. А ведь первые только и ждут, чтобы устроить охраннику какую-нибудь каверзу. Для них это развлечение, спорт, но упаси бог в ответ тронуть кого-то пальцем – наручники и полицейская каталажка тебе обеспечены. Плюс ярлык детского насильника на всю оставшуюся жизнь. Вторые же, естественно, проверяют тебя не с целью навредить или испортить репутацию. Их задача – держать тебя в тонусе, чтобы нюх не терял и бдел согласно букве закона. Правда, как истолкует закон очередной проверяющий, одному ему известно. Главное, быть начеку и не прокалываться. А уж прокололся – могут иногда просто выгнать с работы, а иногда и волчий билет выпишут да дело заведут в полиции, то есть даже в подобную охранную фирму потом устроиться не сможешь. Опять же пятно на всю оставшуюся жизнь. Хоть и небольшое пятно, но несмываемое, и приятного в нём мало.
Пистолет, который Яшка получил в охранной фирме, носил звучное название «парабеллум». Название почти легендарное, совсем как в старом американском вестерне или фильме про кровавую итальянскую мафию. От названия веяло историей и диким американским Западом, и хоть порой возникало желание прищуриться, как старина Клинт Иствуд во время перестрелки в ковбойском салуне, покрутить пистолет на указательном пальце перед тем, как сунуть в кобуру, и подуть в дымящийся после выстрела ствол, тем не менее парабеллум оказался вполне современным оружием. Правда, не новым, но и не таким допотопным, как у отчаянного Клинта.
На первых же учебных стрельбах он удобно лёг в ладонь, почти не прыгал и не давал такой сильной отдачи при выстреле незабываемого пистолета Макарова. Пули, выпущенные из него, аккуратно ложились в круги мишени, всё больше приближаясь к заветной десятке. Это было для Яшки удивительно и неожиданно. Выходило, что он способен не только носить оружие, как бутафорию, но и стрелять из него. Значит, он по-прежнему мужчина, который в состоянии защитить не только себя, но и при необходимости кого-то другого. Совсем немного, оказывается, нужно, чтобы чувствовать себя на этом свете поуверенней, если уж в каких-то других вещах не сильно везёт или тебя принимают совсем не за того, кто ты есть на самом деле.
Работать охранником Яшке на первых порах даже понравилось. Правда, стоять у ворот школы на солнцепёке и зорко следить – нет, не за появлением гипотетических террористов, – а за проверяющими, занятие не ахти какое интересное. Тем не менее ему украдкой удавалось почитать книгу, а чаще он строчил свои мысли в блокноте, раздумывал о жизни или слушал в наушниках любимых «Битлс».
Потом работа поблизости от дома закончилась, и его стали возить в поселения, далеко за черту города, где тоже были школы, иешивы и детские сады. Работать в поселениях оказалось легче, потому что народ там был более спокойный и дисциплинированный, чем в городе, да и проверяющие совсем другие – меньше обращали внимание на внешнюю атрибутику, а больше следили за качеством охраны. Оно и понятно: поселения находятся среди враждебных арабских деревень, и опасность проникновения террористов здесь достаточно высока. Тут уже не до показухи и внешнего вида охранника, было бы всё спокойно.
С первых минут Яшка стал с интересом наблюдать за местной публикой. Поселенцы – люди совсем не такие, как в городе. Поначалу ему казалось, что религиозные люди изначально замкнуты, неохотно идут на контакт со светскими, такими, как, например, он. А выходило наоборот. Недоверчивость и подозрительность к городским жителям здесь отсутствовали напрочь. Если уж ты появился в поселении и появился не просто так, а охранять детей в садике или школе, значит, ты не чужой. Было удивительно, что здесь никто не отворачивался при встрече и не проходил мимо, а обязательно останавливался, здоровался, перебрасывался парой-другой фраз, пускай ничего не значащих, но всё же… Это было так не похоже на город, где и знакомые-то тебя не всегда замечали. А иногда не хотели замечать…
И хоть в поселениях русскоязычной публики почти не было, Яшка не чувствовал себя чужим. Его убогий иврит местные жители воспринимали терпеливо, при случае помогали со сложной фразой и за спиной не крутили пальцем у виска, мол, ущербный ты человек, если так и не научился складно излагать свои мысли на языке предков.
И ещё, они безраздельно доверяли ему. Особенно в таких вещах, на которые при другом раскладе ни за что не отважились бы. Поселенцы, в большинстве своём носившие оружие, спокойно давали посмотреть свои тяжёлые «галили» и М-16, лёгкие, почти игрушечные, автоматы «узи», армейские пистолеты «иерихо» и браунинги. Яшка тоже показывал свой стёртый почти до блеска воронёный парабеллум в потрескавшейся старой кобуре. Многие посмеивались над его допотопным оружием, но великодушно махали руками, мол, дай-то бог, чтобы стрелять из него не пришлось, а уж если придётся, то пули в нём такие же круглые, как и в других пистолетах. Главное, не оружие, а то, в чьих оно руках…
В последнее время Яшка работал в одном из поселений на границе с большим арабским городом Хевроном, находившемся в окружении доброго десятка недобрых арабских деревень, из которых, по словам поселенцев, не раз выходили на своё чёрное дело террористы-смертники. Эти безумцы зловонной чёрной жижей расползались по израильским городам и поселениям, чтобы убивать невинных людей, а один из них несколько лет назад даже проник в столовую большой армейской иешивы в поселении, где сейчас работал Яшка, и взорвал себя в гуще солдат. Фотографии погибших до сих пор висели на стене столовой, и около них всегда горели поминальные свечи…