Хотя взгляд Кляйна было в самом деле нелегко выдержать, доктор, конечно, шутил: он поддерживал железную дисциплину более традиционными методами.
К концу первой недели я заметил, что негры в лагере принадлежат к нескольким разным фенотипам. Среди них были пигмеи – низкие, почти карлики, чьи тела местами были покрыты черными кучерявыми волосами; были, напротив, стройные и гибкие, как девушка, сидевшая в первый вечер у ног Кляйна. Особое место занимали крупные могучие мужчины, которым, как я догадался, была отведена роль охранников. Несколько из них почти всегда следовали за Кляйном в отдалении, готовые вмешаться по первому слову хозяина. Насколько я мог судить, жили они в Лаборатории.
Надо сказать, я ни разу не видел в лагере детей, хотя, как я знал, туземки обычно приносят большое потомство. Возможно, думал я, дети просто прячутся.
Так оно и было: на исходе второй недели я заметил, что чьи-то блестящие глаза внимательно следят за мной из кустарника, обозначающего границы небольшой лужайки перед моим домом. Раззадоренный, я решил выманить ребенка из засады.
Мне не удалось придумать приманки лучше куклы. Я срезал несколько гибких ветвей кустарника и сплел из них туловище с торчащими во все стороны руками и ногами. Затем из пустой тыквы приделал голову – так что оставалось только одеть мою игрушку.
Я попросил служанку, приносившую еду, добыть мне кусок материи, но женщина, похоже, не понимала по-английски, поэтому мне пришлось попросить у доктора. На его вопрос я ответил, что задумал одну смешную штуку и обязательно расскажу, если у меня получится. Кляйн что-то крикнул на немецком в темноту, и через несколько минут негритянка принесла кусок ткани, почти такой же, что был обмотан вокруг ее бедер. Девушка протянула мне узелок, и ее обнаженные груди оказались совсем рядом с моим лицом. Я почувствовал пряный, звериный запах черной женщины и, к своему стыду, испытал сильное возбуждение.
Кукла была готова на следующий день, и я положил ее в центр поляны, так, чтобы ребенок, подглядывающий из кустов, не мог добраться до нее, не покинув своего убежища. Сам я спрятался в дом и через щель в ставнях стал наблюдать.
Хитрость моя увенчалась успехом: через пять минут от кустов отделилась черная тень, и девчушка лет пяти в несколько прыжков достигла приманки. Кукла, впрочем, была привязана к перилам крыльца длинной и прочной веревкой, поэтому маленькая негритянка никак не могла утащить ее с собой. Поколебавшись мгновение, она нагнулась и, словно какой-то диковинный зверек, стала острыми зубками грызть веревку.
Вдруг тень легла на поляну. Девочка замерла, в испуге подняв голову, – и тут же, бросив куклу, метнулась назад к кустам.
Я распахнул ставни и на краю лужайки увидел доктора Кляйна. Обернувшись, он что-то крикнул по-немецки, показав туда, где скрылась беглянка. Тут же двое охранников бросились к кустам и выволокли визжащую девочку.
– Доктор Кляйн, – крикнул я, – прикажите им отпустить ее. Она не делала ничего плохого, я только хотел с ней поиграть!
Кляйн, казалось, не слышал меня. Он подошел к девочке и, нагнувшись, внимательно на нее посмотрел. Потом раскрыл ей рот пальцами, ощупал плечи, живот и половые органы. Довольно кивнув, он что-то приказал охранникам. Один из них перекинул девочку через плечо и понес к Лаборатории.
Все это время девчушка визжала не переставая – и, надо сказать, ее крики до сих пор стоят у меня в ушах.
– Доктор, – спросил я, – зачем вам понадобилась эта девочка?
– Я еще не решил, – ответил Кляйн, – у меня есть несколько идей. В любом случае, это прекрасный экземпляр, грех было бы его упустить.
– Вы же не хотите сказать… – начал я.
– Ради Бога, Уиллард, кончайте ваше нытье, – перебил меня Кляйн. – Если бы это был котенок или морская свинка, которую забрали для экспериментов, вы бы тоже так переживали?
– Но это же не морская свинка! – в отчаянии крикнул я.
– Конечно, нет, – согласился Кляйн. – Это детеныш примата, что-то вроде маленькой мартышки. Еще Альфред Уоллес, человек, едва ли не опередивший Дарвина, говорил, что естественный отбор мог снабдить дикаря мозгом, лишь немного превосходящим мозг обезьяны. Так что смотрите на вашу подружку как на обезьянку.
Не успел я возразить, как на сцене появилось новое действующее лицо: молодая негритянка, одетая в яркие тряпки, бросилась на Кляйна, крича что-то на непонятном языке. Перед лицом этой разъяренной фурии доктор сохранял поразительное хладнокровие. Не прошло, впрочем, и полминуты, как один из охранников набросился на нее и повалил. Кляйн отдал короткое приказание, и несчастную увели.
– Это, наверное, мать девочки, – растерянно сказал я.
– У примитивных народов, – ответил Кляйн, – не может быть материнского чувства в том смысле, который мы вкладываем в это слово, точно так же, как у них не может быть семьи или супружеской любви. Они живут в свальном грехе, все самки стада, как и дети, принадлежат главному самцу. Впрочем, это хорошо, что она подвернулась нам под руку, – давненько здесь не было представлений.
Последнее слово он выделил голосом, будто заключил в кавычки.
Что доктор Кляйн называл «представлением», мне было суждено узнать тем же вечером.
Все обитатели лагеря собрались на большой поляне у Лаборатории. Похоже, охранники насильно согнали сюда всех: большую часть толпы составляли жители деревни, но можно было заметить пигмеев и нескольких высоких и гибких девушек, разместившихся у самого крыльца.
Охранники выволокли женщину из клетки. Она была полностью обнажена, даже без набедренной повязки. Она что-то лепетала на своем языке, но ее быстро повалили и привязали к четырем заранее вбитым колышкам, растянув наподобие звезды или, если угодно, распятия.
Доктор Кляйн поднялся из кресла, туземцы упали на землю, подобно правоверным мусульманам на молитве.
Кляйн заговорил, и в его устах слова незнакомого мне языка звучали устрашающе, подобно грому. Он говорил недолго, и когда речь закончилась, двое негров притащили из Лаборатории большой кувшин, вроде тех, в которых негры держат пальмовое вино. Перевернув вверх дном, кувшин установили на живот распятой женщины, после чего закрепили, крест-накрест пропустив сквозь ручки две длинные палки, концы которых вогнали в землю.
Где-то забили барабаны. Единый крик вырвался из сотни глоток. Негры-охранники начали колотить палками по дну кувшина. Привязанная женщина истошно закричала. С ужасом я догадался, что происходит: это была старинная китайская пытка, о которой мне рассказывали когда-то.
Не знаю, сколько длилась казнь, – я хотел уйти, но не смог. Я знал, что эта женщина гибнет по моей вине, – и оставался до тех пор, пока она не дернулась последний раз, пока не метнулась в кусты перемазанная в крови крупная древесная крыса, пока не смолкли барабаны. Лишь тогда я смог оторвать глаза от «представления».
Доктора Кляйна уже не было на веранде, не было и его наложниц. Подавленный, я вернулся к себе.
Между тем в комнате меня ожидало еще одно…
(Текст не дописан, дальше следует отдельно вложенный листок, почерк не похож на тот, которым написана большая часть документов)
гибкая как кошка ласковая нежная обнимает охватывает будто сама тьма прижимает к своему сердцу упругие груди шелковые бедра одуряющий запах дикого зверя ее когти царапают оставляют борозды на моей коже лоно сочится влагой заглатывает мой пенис принимает поглощает сжимает втягивает проникаю в нее пронзаю насквозь погружаюсь в самые глубины до самого сердца тьмы впиваюсь зубами в черную плоть прорываюсь словно крыса в открытую рану под барабанный ритм крови в моих висках до самого последнего содрогания да да дааааа
(Два листа из блокнота Джозефа Уилларда)
…никаких сомнений: доктор Кляйн безумен.
Этой ночью я рискнул подобраться к клеткам, примыкавшим к Лаборатории. Мои худшие подозрения подтвердились: странные существа, сидевшие в них, не были ни людьми, ни животными. Цирковые уродцы, которых мы с Люси видели в «Дримленде», показались бы рядом с этими чудищами прекрасными, как римские статуи.
Отталкивающие, пугающие гибриды. Свиные уши на человечьей голове. Леопардовые пятна, оспинами покрывающие спину. Клыки хищных зверей, торчащие из-за полных негроидных губ. Мне даже показалось, что в одной из клеток я увидел пигмея, скрещенного с крысой, – то самое существо, размером с крупную кошку, которое прикончило бедную женщину.
Теперь все встало на свои места: разговоры про эксперименты на людях, презрение к гуманности, таинственная любовь к уединению. Даже то, что директор компании назвал Курта Кляйна «доктором Моро», было неслучайным.
По доброй воле я оказался пленником опасного безумца, человеконенавистника, вивисектора, маньяка. Спасения нет: ужас, который доктор Кляйн вселял в туземцев, охватил и меня. Как и они, я обречен оставаться здесь, пока не понадоблюсь ему для каких-то новых чудовищных экспериментов.
Мысль о том, что я больше не увижу Люси, сводит меня с ума. Возможно, побег? Но куда бежать? И как смогу я обмануть проницательность доктора Кляйна?
Теперь, когда тайна его раскрыта, доктор больше не таится. Сегодня он разрешил мне вместе с ним подняться в Лабораторию. Нет сил описать, что я увидел! При одном воспоминании меня охватывают тошнота и отвращение.
Теперь я стараюсь поменьше выходить из дома. Слава Богу, у меня есть запасы кифа, дающие мне пусть краткое, но забвение.
Господи, смилуйся надо мной!
(Расшифровка продолжения стенограммы)
…внезапно. Я проснулся от грохота и воя, спросонья мне показалось, что я снова на «Нелли» в ночь роковой бури.
Кто-то колотил в мою дверь. Я отодвинул засов: какое-то существо, отпихнув меня, ринулось в комнату и рухнуло у моей кровати. Я схватился за нож, с которым не расставался последние дни, – я решил, что меня атакует один из монстров доктора Кляйна.
– Уиллард, – услышал я слабый незнакомый голос. – Уиллард!