— Давайте рисовать, кто кем хочет стать, когда вырастет! — предложил Антон, вдохновлённо.
— Я актрисой! — немедленно выпалила Лариса и с грацией взмахнула рукой, будто выступала на сцене.
— А я… не знаю, — Валя пожала плечами. — Наверно, учителем.
— А ты, Антошка? — спросила Лариса, вдруг посмотрев на него пристально. — Тоже хочешь кем-то стать?
Он на секунду замер. Ответ всплыл сам собой, почти без обдумывания:
— Я хочу стать человеком, который умеет менять мир. Пусть даже понемногу.
Девчата переглянулись и как по команде фыркнули разумеется не поняв смысла его слов. Антон рассмеялся вместе с ними и добавил:
— На самом деле хочу стать водителем, как мой папа и дедушка.
Лариса закатила глаза, но Валя кивнула, будто поняла его.
Застолье затянулось допоздна. Антон раза три бегал в туалет каждый раз с интересом рассматривая пёструю компанию гостей за столом. В один из таких походов он случайно поймал один момент, один из гостей пришёл с фотоаппаратом “Зенит” и как раз расчехлил его и окликнул отца какой держа между пальцев сигарету о чём-то говорил и когда его окликнули обернулся и его сфотографировали. Антон хорошо помнил этот снимок в фотоальбоме, удивлённое лицо отца за праздничным столом, на фоне знаменитой картины обнажённой девушки на куске чёрного холста . Следующим кадром сфотографировали и его, мама очень просила, сказала что хочет иметь фотографию сына. Он про себя тихо прифигел, выходит всё случается именно тогда, когда должно случиться. Даже такая мелочь, как фото.
Когда все гости наконец разошлись и он лёг спать, уже сквозь дрёму услышал, как на балкон зашла мама, присела на край кровати и погладила его по голове.
— Антон, — шепнула мама. — Ты спишь?
— Нет, — откликнулся он.
— Ты сегодня был молодец, — сказала она. — С девочками хорошо ладил. Я заметила.
Он промолчал. Он чувствовал, что этот разговор важен, что он не просто дежурное замечание.
— Знаешь, — продолжила мама, — мне всегда казалось, что ты какой-то… не такой, как другие. Задумчивый. Как будто всё время что-то ищешь.
— А ты? — неожиданно спросил он. — Ты чего искала, когда была маленькой?
Мама удивлённо подняла брови. Потом пожала плечами:
— Хотела быть библиотекарем. Сидеть среди книг, читать, мечтать. Но жизнь… ну, сама знаешь, как бывает.
Она погладила его по голове.
— Спи, — сказала мягко.
Когда она вышла, Антон долго лежал, глядя в потолок. Мечты. Тепло маминой руки на лбу. Свет фонаря за окном. Всё смешалось в тихий, щемящий коктейль воспоминаний и надежды.
На следующий день небо было затянуто серыми тучами, и дождь моросил почти незаметно, оставляя на асфальте тусклые разводы. Осень постепенно вступала в свои права — не яркая, а приглушённая, задумчивая. Именно такая, как настроение у Антона.
В голове крутились слова мамы. “Хотела быть библиотекарем… мечтать…”
Антон смотрел в окно на медленно качающиеся мокрые ветви берёзы и думал о том, как много у взрослых похороненных мечт. Не громких, как уличные лозунги, а тихих, почти шёпотом произнесённых в детстве.
А ведь он тоже когда-то сдался. В будущем. Просто позволил себе плыть по течению — с работой, которая не радует, отношениями, в которых давно угасло тепло.
А теперь, получив этот странный, почти мистический шанс, он вдруг начал ощущать: изменить всё — не значит сломать и построить заново. Иногда изменить — это просто увидеть иначе. Принять. Или простить.
После школы он снова заглянул в туалет — не по нужде, а по привычке. Открыл Тетрадь Перемен и дописал ещё одну строчку:
10. Не менять всё. Найти, что стоит сохранить.
Он смотрел на эти слова долго. Дольше, чем на все предыдущие. И впервые почувствовал: не он один здесь что-то решает. Есть у времени своя плоть. Своя логика.
Вечером, перебирая старые фотоальбомы, он наткнулся на снимок, который видел в живую совсем недавно — отец с сигаретой, врасплох пойманный взгляд, картина на заднем плане. Щелчок памяти — точный, кристальный.
Он провёл пальцем по чёрно-белому изображению и вдруг заметил — впервые — как молоды здесь все. Улыбки не затёрты временем. И даже мама на фото смеётся, а не вздыхает устало, как в его взрослой памяти.
Всё казалось одновременно простым и непостижимым.
Он пролистал дальше. Вот он сам, восьмилетний, в свитере с оленем, перед новогодней ёлкой. И внезапно — неуловимая дрожь внутри. Что-то в этом фото было не так.
Нет, он помнил этот день. Но помнил его иначе.
На снимке была старая мягкая игрушка — медвежонок с порванным ухом, которого он точно потерял раньше. А на полу валялась книжка, которую, как ему казалось, он прочитал только в шестом классе.
Он резко закрыл альбом.
Память… она меняется, как мутная вода в реке.
Что-то он сам уже начал переписывать — даже не заметив. Или это воспоминания сами начали его переписывать?
В тот вечер, лёжа в своей лоджии, под скрип пружин и отдалённое урчание проезжающих машин за окном, Антон подумал:
"Возможно, я не смогу всё исправить. Но, может, смогу прожить это время по-другому. Лучше. Честнее. Теплее."
А может, в этом и есть настоящая перемена.
Он медленно закрыл глаза, и в последний момент увидел: на краешке его Тетради Перемен, едва заметно, отразился свет уличного фонаря — как маленький огонёк надежды.
Ночь казалась непривычно тихой. За стенкой больше не слышалось скрипа дивана, телевизор давно замолк, и только редкие машины за окном продолжали тихо шуршать шинами по мокрому асфальту.
Антон лежал, не шевелясь, прислушиваясь к этой тишине, в которой почему-то становилось особенно ясно: всё, что было, и всё, что будет — уже неразрывно связано.
Он открыл глаза и снова посмотрел на батарею, за которой спрятана его Тетрадь. Мысль, тёплая и немного горькая, всплыла будто сама собой:
“Иногда, чтобы изменить свою жизнь, достаточно не забыть, кто ты есть,
потому что может быть, не всегда нужно мчаться куда-то, спасать, исправлять, бороться. Иногда важно просто остаться. Остаться рядом. Остановиться. Услышать, как тик-так — бьётся время.
И в этом тиканье найти не только следы прошлого —
но и тропинку в будущее.
Снаружи прошёл сильный порыв ветра — и ветки за окном скребанули по стеклу нижних этажей как рука времени, проверяющая: всё ли на месте. Всё ли идёт как надо.
— Я слышу тебя, — прошептал Антон, глядя в темноту. — И я больше не бегу.
Глава 11
Глава 11
Шаг через время
Он проснулся от странного ощущения, что что-то снова изменилось. Обстановка вокруг вроде была та же, но что-то было не так. Он встал с кровати, прошёл к зеркалу в туалете и с удивлением увидел в отражение лицо уже повзрослевшего мальчика лет 10-11.
“Это невероятно!”— Подумал он. “Я за одну ночь вырос получается? Интересно какой сейчас год тогда? И почему его не разбудили в школу?”—Мимо туалета прошла мама в накрученных на голове бигудях. Он вышел на кухню и спросил её сонным голосом:
— Ма, а чего меня в школу никто не будит?
— Какая школа, сынок? Ты ж на каникулах, лето на дворе.— Произнесла мама накрашивая тушью ресницы.
“Каникулы? Лето?— Этого не может быть!”— Подумал он и выглянул через окно кухни на улицу. Действительно стояла солнечная погода и зелёные ветки деревьев явно не были похожи на осенние.
— Антон, я на работу. Потом заеду к деду Григорию, проведаю его в больнице. Папа сегодня допоздна работает.— Сказала она пряча косметику в стол.
— А он что в больнице?
— Ну да, ты что забыл? У него инфаркт был. Кстати, сходи к бабушке она сама там, побудь у неё пока, может поможешь чем-то.
— Мам, в какой сейчас год?
Она удивлённо взглянула на него?
— 1984 а что?
— 1984? Как это возможно?— Пробормотал он. Я за ночь перенёсся на 3 года вперёд?
— Антон, у тебя всё хорошо?
— Да мама.
— Хорошо, пей чай, я тебе оставлю 20 копеек на мороженое. По пути к бабушке купишь себе, если захочешь. И не забудь квартиру закрыть на ключ.
—Да, хорошо мама…— Ответил Антон рассеянно думая о чём-то своём.
Итак, лето 1984 года… Что произошло значимого в этот период? Мама сказала, что дед попал в больницу с инфарктом, да так и было. Оттуда он уже не выйдет, сердце откажет. Ему не будет даже 70, когда умрёт. Деда он любил…даже наверное больше чем бабушку. С ним всегда было интересно. Игрались, дурачились, он рассказывал сочинённые на ходу сказки на ночь, баловал Антона по поводу и без— словом не чаял души во внуке. Единственный минус был, довольно часто любил выпить, особенно вечером за ужином мог сам оприходовать бутылку портвейна или водки, пряча её за кухонным столом, чтобы баба не увидела. Потом по ситуации уже, мог просто тихо уйти спать в другую комнату, а мог начать выяснять отношения с бабушкой пьяным, заплетающимся языком что-то пытаясь выяснять у неё. Обычно Антон мало понимал, что он там говорит ей, но скорее всего вспоминал какие-то прошлые обиды, после нескольких окриков Антона идти спать, тот чаще всего подчинялся и ворча, что-то себе под нос уходил. Тем не менее он всегда гордился им. Он прошёл ВОВ, был водителем “полуторки”, возил боеприпасы и запчасти для техники. Имел медаль “За оборону Киева”, медаль “Ветеран труда”, одну планку и медаль “За отвагу”. По рассказам отца, дед был среди тех кто возил продукты зимой через Ладожское озеро осаждённым жителям Ленинграда, по так называемой “дороге жизни”, однажды попал в плен, был в концлагере, их освободили американцы, после освобождения многих заключённых по приказу Сталина отправляли в сибирские лагеря, согласно его директиве: “У нас нет пленных, у нас есть изменники Родины”. Он чудом сумел избежать этого, через кого-то сделал себе новые липовые документы и практически до начала 70-х боялся пользоваться ветеранскими льготами, считая, что его могут обвинить в измене родине. Но всё обошлось, он прожил достойную жизнь, вырастил двух сыновей и достойно встретил старость. Если б не пристрастие к выпивке, может прожил больше.