– Ну, Дрей Дреич, мы все ж какая ни есть, а пресса…
– Ах, Антон-Антон, – покачал головой Кешью, – вечно ты не понимаешь границ своей компетенции…
Укоризненно покачав головой, он направился к первому ряду и уселся там. Ну надо же, сегодня, кажется, действительно будет что-то интересное…
– Мы ведем свой репортаж из зала заседаний городской думы, – затараторила бодрой скороговоркой телебрюнетка – говорящая голова канала «Стреж-ТВ».
Пожилой красноносый оператор профессионально-небрежно контролировал камеру, флегматично глядя одним глазом в экранчик, другим – в декольте ведущей.
– Сегодня анонсировано обсуждение ряда давно ожидаемых законопроектов… – заливалась она, – на заседание приглашены глава города и наиболее уважаемые представители общественности…
Чото, ведомый эманацией нижних чакр, как-то подкатывал к этой теледиве. И даже, если не врет, успешно. Но долго не выдержал: «Мыслит пятисекундными синхронами, всегда смотрит в воображаемую камеру и даже в постели старается занять выгодный ракурс. Трахаешь, как в прямом эфире…»
Депутаты устраивались на своих местах и со скрипом натягивали на себя амплуа законодателей. Откуда они взялись – удивительная загадка. По идее, их когда-то выбирали, на каких-то выборах… Но как удалось провернуть эту процедуру, если они все на одну харю? Как избиратель вообще мог понять, за кого он голосует? Верстальщик бюллетеня мог расставлять их портреты в произвольном порядке или вставить всем один – никто бы не заметил разницы.
Каждый раз, видя их оловянные глаза и кирпичные лица, утверждаюсь в своем атеизме – Бог мог собрать в одном помещении столько мудаков только с одной целью. И если сюда до сих пор не шарахнул даже самый завалящий метеорит, то можете не рассказывать мне о божественной справедливости.
– О, и ты тут? – Славик хлопнул меня по плечу. – Пойдем, в буфете неплохой коньячок, а они еще минимум полчаса не начнут, мэр задерживается.
Я огляделся – Павлик удачно пристроился с камерой в боковом проходе и увлеченно снимал общие планы зала и герб города – пушка, река и какое-то неопознаваемое зоологическое недоразумение. С лапками. Он явно и без меня не заскучает, а если и заскучает – хрен с ним.
В буфете было умеренно людно – пиджачные спины депутатов совершали предзаседательный разминочный подход к снаряду. Видимо, коньячок и правда неплохой.
– Чем больше выпьет политолог – тем меньше выпьет депутат! – заявил Славик, вставая в короткую очередь.
– Что тут будет-то сегодня? – спросил я без особого интереса.
– А ты не в курсе? – удивился он. – Чего тогда пришел?
– Анюта попросила, – признался я. – Оператора ее выгулять. У нее теперь видеоблог, поди ж ты…
Славик огляделся и, понизив голос, сказал:
– Сейчас, отойдем за столик, я тебе расскажу.
Мы взяли по соточке коньяка и по бутерброду с красной рыбой, отчего я окончательно почувствовал себя в театре.
– Ну и какой же вопрос будут обсуждать при таком ажиотаже? – спросил я, когда мы отошли к угловому столику. Столики тут были стоячие, как на вокзале. Видимо, чтобы депутаты не задерживались надолго.
– Не поверишь, – засмеялся Славик, – основной вопрос философии!
– «Где взять денег»? У всех знакомых философов основным был он.
– Нет, – Славик от души веселился, подтверждая мою догадку, что это не первый его визит в буфет сегодня, – вопрос первичности материи и сознания!
– Тогда ты прав. Не поверю. Материя для них – это то, из чего шьют штаны, а сознание – то, что можно потерять после удара по голове. Они не могут сравнивать столь разные категории.
– Их непонимание не меняет философской сути проблемы, – заметил Славик, – хотя ты прав – для них этот вопрос все-таки о деньгах. Но для них любой вопрос – о деньгах.
– Можно как-то поконкретнее, коньячных дел философ? – взмолился я. – А то я как будто пришел в оперу, а либретто не дали. То есть мало того, что орут громко, так еще и непонятно ни хрена…
Славик, хихикая, блестя глазами и поминутно порываясь к стойке за добавкой, объяснил мне, что в городе, по его выражению, назрел «буржуазный переворот». Ему, как политологу, это необычайно любопытно. Оказывается, я совершенно не представлял себе, как функционируют власть и бизнес в сложившихся обстоятельствах. Возможно, потому, что в медийно-информационной повестке городские власти твердо придерживались политики «позитивного игнорирования». Каждый горожанин знал, что, если выехать из города, например, на юг, то через какой-то час въедешь в него обратно с севера – и, разумеется, наоборот. Но максимум, что он мог услышать в речи мэра, так это: «временные сложности с логистикой». Удивительно, но это работало.
– Люди – существа стайные, – вещал Славик, – они склонны ориентироваться на поведение окружающих, а не на собственные наблюдения. Знаменитый эксперимент Аша [50] показывает, что семьдесят пять процентов согласится даже с заведомо абсурдным мнением, если его публично поддерживает большинство окружающих. Поэтому, если вокруг транслируется поведение «все нормально», то очевидная ненормальность легко игнорируется.
Я и сам обращал внимание, насколько обыденно и спокойно идет жизнь в городе. Большинство людей всегда живет изо дня в день, не особенно замечая разницу между ними. Некоторая навязчивая определенность будущего, имеющая место в нашей ситуации, их даже успокаивает. Люди любят рутину и стремятся к ней, всячески избегая изменений. Но Славик раскрыл мне глаза на некоторые практические детали.
Оказывается, складские запасы магазинов каждое утро становятся ровно такими же, какими были на ту первую полночь, между двенадцатым и тринадцатым числом, сколько бы товаров ни было продано за день. Но на деньги это правило почему-то не распространяется. Деньги вообще мистическая субстанция, живущая по своим законам. Торговцы радостно богатели бы на нулевых затратах, если б не Губернатор, который ввел принудительное регулирование, изымая все, кроме торговой наценки, в городской бюджет.
– Это позволило не обрушить экономику города, избежать сверхконцентрации денег, оставить рынок фермерам, поддержать тех, кто лишился источников дохода, – объяснял Славик. – Вот, например, градообразующее предприятие ЗШШиКК – Завод шагающего шасси имени Карло Коллоди. Он не может отправить свои ходули заказчикам и рассчитаться с рабочими. Тысячи фактических безработных. Но на эти деньги город занимает завод какой-то производственной синекурой вроде лавочек и урн, и тот выплачивает зарплаты. Это только один пример, а их множество… У Губернатора довольно разумные методы регулирования, но это планово-распределительная экономика.
– Не все этим довольны? – сообразил я.
– Именно! – Славик ловко допил мой коньяк, но я не стал возмущаться, мне было интересно.
Оказалось, что в верхушке городских капиталистов вызрела антигубернаторская фронда. Сегодня она готова выступить открыто, требуя изменить городское устройство в свою пользу. Они считали, что Губернатор покушается на их святое право собственности и возможность неограниченно зарабатывать.
– Слушай, – удивился я, – зачем им еще деньги в нашей ситуации? Ну сколько вообще можно потратить за один день?
– А за одну жизнь? – засмеялся моей наивности Славик. – Самые богатые люди мира имеют капитал, который нельзя потратить в принципе. На свете нет такого количества товаров и услуг. Но ведь это не мешает им посвятить жизнь его увеличению? Этак ты договоришься до полной крамолы – зачем, мол, вообще капитализм, если человек не может спать более чем на одной кровати, ездить более чем на одной машине и сожрать больше, чем влезет в пузо? Да вы, батенька, утопический коммунист! Сен-Симон Фурьевич Руссо! – Славик погрозил мне пальцем и устремился к буфету, а я задумчиво побрел обратно в зал.
Судя по нарастающему шуму, там уже начиналось шоу.
На трибуну поднялся прибывший наконец мэр. Вид у него был еще более встрепанный и помятый, чем обычно. (Глава города славился тем, что даже самые дорогие костюмы смотрелись на нем так, как будто он надел их задом наперед.) Небольшого роста, лысоватый, пузатенький, брылястый, с глазками блудливыми и бегающими, мэр был мне несимпатичен. Говорят, это взаимно. Впрочем, лично мы не общались, так что и черт с ним.
– Здравствуйте, господа депутаты! – сказал он. – Я рад приветствовать законодательную ветвь городской власти и надеюсь, что она нам сегодня по-настоящему законодаст!
В зале вежливо похихикали начальственной шуточке, мэр раскланялся, покинул трибуну и уселся в президиуме. Но скромно, с краешку. Как бы подчеркивая, что он, власть исполнительная, – тут гость. Рядом с ним оказался давешний лидер православных коммунистов Порфирий Дидлов, и они, два лысых пузатых коротышки в плохо сидящих костюмах, выглядели разлученными в детстве уродливыми близнецами. Следующим скромно сидел управляющий городского банка Самуэль Беритман, имеющий внешность, соответствующую национальности. Он старательно делал вид, что его тут нет. Следующий стул занимал субъект с квадратной головой и узкими плечами, отличающийся сломанным носом и неприятным видом. Он периодически пронзал меня лютым ненавидящим взглядом, хотя я видел его первый раз в жизни – впрочем, как и остальных членов президиума. Не могу похвастаться включенностью в местный политический бомонд.
– Внимание, господа депутаты! – на трибуну вышел спикер думы господин Базин. Не знаю, как его по имени, потому что в местной прессе его только так и именуют – «господином». – Я предлагаю начать это заседание с принятия законопроекта о… – Он заглянул в бумажку и прочел с видимым затруднением: – Об утверждении права изначальной собственности на предметы материального респавна…
В зале воцарилась задумчивая тишина. Похоже, не я один не понял, о чем идет речь.
– Я попрошу прояснить этот вопрос нашего научного консультанта. Профессор, прошу!
На трибуну неохотно поднялся Сергей Давидович. Вид у него был усталый и потерянный.