– Да так, в кафе зашел…
Я оглянулся – на меня смотрели пыльные окна квартиры на первом этаже. Занавески были неподвижны, движения за ними не было.
– Что там Анюта? Она в порядке?
– Как тебе сказать… Наверное, да. В каком-то очень странном, но порядке.
– Ну и хорошо. Ладно, пока, – а то у меня тут полный абзац. На серверах послетала синхронизация, все экраны в ошибках, операционки с ума сходят… Никак не могу понять, в чем дело!
– Ты в окно давно смотрел?
– В какое окно? Откуда окно в серверной?
– А ты выйди на улицу, оглядись. Я серьезно.
– Ну ладно… – с сомнением ответил Павлик и отключился.
Странно, что связь еще работает. Хотя, что это я – ведь все уверены, что она работает. И что ей остается? На моих глазах какой-то мужик, нимало не сомневаясь, направился к забору, отделяющему парк от улицы, и, не замедлив шага, прошел его насквозь. Наверное, он забыл, что забор есть. Или просто сильно задумался.
«Когда полетят розовые слоны, – подумал я, – мне потребуется большой крепкий зонтик».
«Поручик» оставался последним островком стабильности в городе. Окон тут не было, часов, разумеется, тоже. Клиенту не надо напоминать, как долго он сидит! День, вечер, ночь – какая разница, пока есть виски, рулетка и стриптиз?
За стойкой устало протирал стаканы Адам, он кивнул мне и налил, не спрашивая. За столиком уверенно надирался Славик. Он отсюда вообще уходит когда-нибудь?
– Ну что, какова официальная позиция администрации по поводу текущей обстановки? – спросил я, присев за его столик.
– Без комментариев! – сурово ответил пресс-секретарь. – Оставьте вашу визитку, мы вышлем пресс-релиз.
– Молодец, – восхитился я, – здорово освоился.
– Мой девиз: «В один вентилятор говно два раза не попадает»! – сказал он гордо. – Нет, ну серьезно – кому интересна эта «позиция администрации»? Мы все тут в одной позиции…
– Ты сам себе противоречишь.
– Гегель справедливо утверждал, что непротиворечивое высказывание не может быть истинным!
– То есть это небо Апокалипсиса тебя вообще не волнует?
– Антоха! – весело воскликнул пьяный Славик. – Забей! Накати, расслабься. А если сюда прискачет всадник Апокалипсиса, Адам нальет ему вискаря. Адам, нальешь всаднику?
– Я даже его коню налью, друг Славик, – флегматично ответил негр.
– В общем, не стоит нервничать о том, чего мы не можем изменить, – резюмировал философ, – пей, слушай музыку, а потом схвати за жопу какую-нибудь стриптизершу. У них знаешь какие жопы ухватистые!
– Не, мне нельзя за жопу, – пожаловался я, – у меня несчастная любовь.
– Любовь – исторически контингентный акт высшей индивидуации посредством установления отношения благоволительной исключительности к объекту, принимающий его в бытийной полноте и соединенный с представлением о единстве жизни! Следовательно, любовь не может быть несчастной – это во-первых, – и протекает безотносительно к хватанию за жопы – это во-вторых.
– Мощно! – согласился я. – Сам придумал?
– Не, подрезал у кого-то, – признался Славик, – ну, кроме жоп. Жопы – мой собственный логический вывод, полностью соответствующий критериям силлогистики Аристотеля. Советую к нему прислушаться.
– Извини, Слав, но я лучше музыку послушаю.
На сцене начинал свою программу дуэт Менделевых. Мартын и Марта начали со свингового кавера на «Мамбо Италиано» – Мартын впервые на моей памяти просто играл ритм, отдав соло Марте. Она виртуозно выводила свою партию на кларнете и, тоже впервые, – завязала волосы широкой лентой, открыв лицо. Сестра Мартына оказалась красавицей яркого семитского типажа – тонкий нос с горбинкой, чувственные припухлые губы, темные миндалевидные глаза. Они играли, полностью поглощенные собой и музыкой, и это было прекрасно.
…Hey chadrool, you don’t-a have to go to the school
Just make it with a big bambino
Я вышел из «Поручика» в продолжающийся ночедень куда более спокойным и куда более пьяным, чем туда зашел. Поскольку понятие «время суток» утратило смысл, я не мог понять, куда мне идти, – то ли на работу, то ли спать. На работу было лень, спать почему-то не хотелось, и я пошел гулять по городу. Жизнь вокруг продолжалась, люди куда-то шли по своим делам, на небо никто не смотрел. Часы на здании городского телеграфа беспорядочно мигали оранжевыми цифрами, но это никого не смущало. Идущая навстречу женщина громко разговаривала вслух, укоризненно выговаривая кому-то за нетрезвое состояние и ненадлежащий внешний вид. Я сначала подумал, что у нее беспроводная гарнитура, но нет, в ушах не было ничего, кроме безвкусных аляповатых серег, а обращалась она, очевидно, к пустому месту рядом.
– Говорила мне мама… – произнесла она с чувством, проходя мимо. Окатив меня холодным оценивающим взглядом, добавила: – Куда пялишься, когда я с тобой говорю? Собутыльник, что ли, твой? Такой же алкаш… А ну, домой пошли, я уж тебе…
Посочувствовав ее воображаемому мужу, я отправился дальше, и вскоре ноги сами принесли меня на угол, где, как выразился бы профессор, «имеет тенденцию быть наблюдаемым» кафе «Палиндром». В данный момент тенденция была ложной – кафе не наблюдалось, а из-за отодвинутой занавески предательски торчали белобрысые хвостики кого-то ростом чуть выше подоконника. Я помахал рукой, занавеска задернулась.
Длинные гудки шли долго, но все же трубку она взяла.
– Привет, помнишь меня?
– Вы Антон, – сказал детский голос, – это вы за окном?
– Да, это я. Как у тебя дела, о девочка, которую нельзя спрашивать, как ее зовут?
Голос в трубке захихикал.
– Подходи к окну, поболтаем.
– Не могу, у телефона провод короткий.
– Ну ладно. Чем занимаешься? Приходил к тебе кто-нибудь?
– Нет, ко мне никогда никто не приходит.
– А почему?
– Не знаю. Почему-то.
– Придумала новые палиндромы?
– Да, несколько.
– А как тебе такие: «Коту тащат уток» или «На вид енот – это не диван»? – припомнил я прочитанные на экране у Анюты.
– Вы подсматривали, да? – возмутилась девочка. – Вы подсматривали! Как не стыдно! Вы, наверное, плохой человек, маньяк! Не звоните мне больше!
Короткие гудки. Вот и поговорили.
Забавненько…
Глава 21Палиндром Морзе
– Эй, дядька, дядька! – окликнул меня гаврошистый пацан, оборванный и босой.
На вид ему было лет десять, и он отвлек меня от созерцания двух молодых, весьма куртуазного вида дам, которые, возбужденно щебеча, пристально рассматривали что-то очень волнующее на абсолютно пустой кирпичной стене ничем не примечательного дома. Я от нечего делать пытался угадать, что именно они там видят, но расслышал только незнакомые названия брендов на ломаном французском.
– Эй, дядька, ты Антон с радио?
– Возможно, – ответил я, – а что?
– Дядька, ты какой-то мутный дядька! – сообщил мне сей отрок. – Я тебя спрашиваю – ты он или не он?
– Я – он, – не стал отрицать я.
– Меня волхв послал!
– Так иди, раз послал!
– Так я и пришел! Он меня к тебе послал!
– Тьфу ты… Дуремар, что ли?
– Волхв Беримир! – укоризненно поправил меня мальчик. – Велел сказать, что ждет тебя в Обители Рода. И что это важно.
– Важно? У Дуремара? Да ладно тебе, пацан…
– На нас напали! – прошипел мальчик свистящим шепотом, делая страшные глаза.
«Обителью Рода» Дуремар со товарищи называли длинный глинобитно-соломенный сарай, где они жили «традиционным славянским бытом в условиях чистой, не испорченной цивилизацией экологии». То есть в грязи и говне. Я однажды побывал внутри, и повторно посещать помещение, где на щедро посыпанном соломой земляном полу справляют нужду попеременно дети и котики, мне не хотелось.
– Проходи в Обитель, выпей узвару! – щедро предложил волхв.
– Спасибо за предложение, – вежливо отказался я, – но у меня кончился противоблошиный шампунь. Как-нибудь в другой раз.
– На нас совершено жестокое, вероломное нападение!
– Ты так говоришь, как будто вы, глядь, как минимум – княжество Монако.
– Рыбаки! Они на нас напали!
– Но вы, ведомые духом истинного славянства, оказали им достойное сопротивление? – спросил я, пытаясь найти на физиономии волхва следы боевых действий.
– Послушай, – обиделся Дуремар, – мы мирные люди, дети цветов…
– Дети цветов – это овощи. Давай по существу.
Со слов волхва выходило, что братцы-рыбатцы ворвались в их хлев, бесстрашно попирая сапогами антисанитарное благолепие традиционного уклада, и надавали его носителям обидных подзатыльников и подсрачников.
– А потом пришел он! – сказал Дуремар побледнев.
– Кто «он»-то?
– Карлик этот жуткий!
«Учитель искусства реальности», маг и провидец Аполлион Адимус вел себя непринужденно, «Братством Рыбака» командовал, как сержант срочниками, противно хохоча, хватал за всякие места женщин, отпускал унизительные шуточки, но нужен ему был Малдер. «Рыбаки» непринужденно вламывались во все помещения, срывая грязные занавески, которые заменяли неприхотливым роднолюбам двери, вытряхивали из сундуков тряпье, вываливали на пол имущество, топчась сапогами по фенечкам и керамике.
– А вы что делали в это время, воины Перуна? – поинтересовался я.
– А что мы могли сделать? – заныл волхв. – Их вон сколько было, и все здоровые такие…
– И вы отдали ему Малдера?
– Мы бы отдали… Но он пропал куда-то. А они, пока все не разгромили, не успокоились…
Карлик покинул этот оплот антисанитарии ни с чем, но, куда и как свалил тарелочник, осталось загадкой. Со слов роднолюбов, от наркоты он оклемался, но умнее не стал. Так и рвался на поиски приключений.
– А вдруг они вернутся, что нам делать?