Самым важным событием в период «старых летних ночей» был выгон скота. Как и у всех народов, у финнов вокруг этого события сложилось множество традиций и примет.
Естественно, что на севере страны возможность выпаса появлялась много позже и в разных местностях утвердились различные дни первого выгона. В одних местностях это был день св. Георгия, в других — вальпургиев день (1 мая), в третьих — день обретения креста (3 мая). Можно говорить, что день св. Георгия более характерен для востока, тогда как для Саво и Хямэ — день обретения креста. На севере выгоняли скот гораздо позже. Но и на юге капризная весенняя погода не всегда позволяла выгнать скот в традиционный день. В таких случаях выгон обозначался символически: коров выпускали на некоторое время во двор, затем возвращали в хлев еще на две недели. Последующий выгон производился в тот же день недели, на который приходился традиционный день. С развитием товарного молочного хозяйства, увеличением запасов кормов и улучшением условий стойлового содержания скота выгон в стадо стал производиться вообще позже, иногда даже на св. Густава (Кустаа) — 6 июня.
Летом у крестьян отпадала забота о каждодневном корме для скота, но возникала новая — о сохранности стада, в первую очередь о том, как уберечь его от медведей и волков. В связи с этим совершались различные магические действия.
В юго-западной Финляндии, в Варсинайс-Суоми и Сатакунта, уже в день св. Тибурция пастухи ранним утром шли на вершины окрестных холмов и возвышенностей и там играли на берестяных трубах и рогах, обращаясь во все стороны света. Это называлось «заигрывать пасть волку». В Саво такой обряд совершался дважды — на Тибурция и в день св. Георгия. В некоторых местностях «заигрывали пасть волка» на вальпургиев день или на пасху — соответственно дню выгона стада.
С просьбой уберечь скотину, удержать волков обращались к св. Георгию (Yrjo, Jurki) или к лешему. Традиционной формулой было: «Георгий, привяжи твоих собак»; «Георгий, Георгий, посади их на цепь!»; в Карьяла кричали: «Георгий, кормилец, привяжи твоих собак». Св. Георгий считался патроном волков, которых называли его собаками.
В прошлом выгон стада обставлялся разнообразными церемониями. Есть сведения о том, что во дворе ставились предназначенные для этого обряда тарелки с жертвенной пищей — хлебом, маслом, пивом. Прогон для скота освещался факелами. В Карьяла зафиксированы различные песни-заклятия при выгоне скота. В этот день готовили праздничную пищу: съедали «скотный пирог» (karjakakko) — ритуальный хлеб, который выпекался из первого зерна или в числе рождественских хлебов. И в том, и в другом случае он лежал на рождественском столе, но его не ели, а убирали в закрома. При выгоне скота его делили между всеми обитателями двора и кусочки давали скоту. Пастухов и подпасков обливали водой, брызгали водой и друг на друга — это должно было способствовать хорошим удоям.
Время «летних ночей» было и началом земледельческих работ. В южной Финляндии, в основном земледельческом районе страны, существовала поговорка: «Георгий выносит плуг на поле». На деревянных календарях знак плуга изображался на дне св. Марка (25 апреля). В день Георгия должны были появиться ростки озимых, тогда новый хлеб созревал ко дню Якова, что считалось нормальным сроком. В целом земледельческие работы приходились уже на май.
Май (toukukuu) буквально значит «месяц посевов». В некоторых местностях Финляндии на первый день мая приходился выгон скота, в этом случае проводились и связанные с этим обряды. Считалось, что теплая погода в этот день предвещала хорошие удои. В южной Финляндии к 1 мая полагалось закончить посев бобовых. На 1 мая приходится по церковному календарю св. Вальпургия (Vappu), но эта святая популярности в Финляндии не имела, и имя ее в народе почти неизвестно, исключая южную Финляндию, где ее часто упоминают в различных поговорках и приметах.{421}
В прошлом в мае начинался сбор съедобных трав (борщевик, крапива), березового сока и яиц диких птиц (в первую очередь водоплавающих — гоголя, нырка). До введения ограничительных сроков охоты в это время били перелетных птиц, в первую очередь рано возвращающихся лебедей. 3 мая был день обретения креста (ristin päivä — день креста). По традиции охотники должны были в этот день выйти в лес, даже если погода не благоприятствовала промыслу, чтобы не «потерять удачу». Отправлялись и рыбаки к полыньям, также боясь утратить свое рыбацкое счастье.
Следует заметить, что у финнов не было специальных дней начала пахоты или сева: ни постоянной, ни подвижной даты. Разумеется, день начала сева не мог быть точной датой, так как слишком зависел от погоды. Тем не менее водь, календарные праздники которой во многом близки к финским, имела специальный «посевной день» (tšülvü-päivä), который определялся каждый год соответственно погоде.{422} У финнов же с пахотой и севом были связаны только такие обряды, которые относятся к группе рабочих или трудовых магических действий и не связаны с определенными днями.{423}
Из числа подвижных праздников, отсчитываемых от пасхи, на май приходится, как правило, вознесение, границами которого служат 1 мая — 4 июня. Вознесение называлось по-фински хелаторстай (helatorstai), т. е. святой четверг, а пятидесятница — хеллунтай (helluntai), т. е. святой день. Оба названия — производные от ст. шведского — haelghi — святой. Вознесение считалось самым большим церковным праздником. В мире должна была царить тишина и покой («не растет трава на земле, лист на дереве, и не вращаются королевские мельницы»).
На значительной части юго-западной Финляндии — в Хэмэ, Сатакунта, части Варсинайс-Суоми и у финноязычного населения Уусимаа в этот день зажигались костры — «святые огни» (helavalkea). Часто они зажигались и второй раз — на пятидесятницу. В отличие от дневного времени, когда должна была царить тишина, вечером у костра пели, плясали, играли. Костер обычно раскладывался на возвышенности, и его было видно издалека. Иногда костер зажигали несколько вечеров подряд.
Интересные традиции сложились и долго сохранялись в Ритвала — одной из деревень в западной Хямэ. Начиная с вознесения и по иванов день по воскресеньям к вечеру девушки собирались в центре деревни, на перекрестке, пели песни и затем с песней расходились группами на все четыре стороны. Некоторое время девушки ходили по дорогам, возвращаясь к перекрестку, а затем все вместе шли на «Вознесенскую гору» и там, стоя кругом, допевали песни до конца. Песни исполнялись старинные, в размере «Калевалы», рефрен повторялся хором. Вступительная и заключительная песни были религиозного содержания. Остальные были старинные эпические песни. В прошлом существовало поверье, что эти шествия с песнями приносят плодородие полям. Шествия как таковые, по мнению финских исследователей, связаны с церковными традициями католической церкви, которая проводила под звон колоколов крестные ходы с иконами к полям и молебны о будущем урожае.
Костры на вознесение и шествия с песнями разновременны, таким образом, по своему происхождению. Традиция зажигания костров восходит к дохристианским обрядам и связана с культом плодородия.{424}
Пятидесятый день после пасхи в лютеранской церкви в отличие от православной не совпадал с днем троицы. Пятидесятница приходилась обычно на конец мая — начало июня, когда природа уже была в стадии расцвета. В традиционную баню накануне пятидесятницы шли уже со свежим березовым веником. Веник, которым парились, как бы приобретал связь с теплом человека, он был обычным предметом для «выяснения судьбы». Бросая его на крышу бани, загадывали: девушки — выйдут ли они в этом году замуж, старики — долго ли проживут, батраки — останутся ли в этом дворе, и т. д.
День троицы (trinitatis, фин. — kolminaissuuden sunnuntai), который согласно Арльскому собору 1260 г. приходился на следующее воскресенье после пятидесятницы, был заметным церковным праздником только в юго-западных частях страны и в Хямэ. Народных традиций, связанных с этим днем, нет.
Календарные праздники весеннего цикла, так же как и традиции других времен года, представляют собой сложное сплетение представлений и обычаев, различных по времени и происхождению. От того периода, когда крестьяне делили год лишь на две части — летнюю и зимнюю — сохранились так называемые «летний день» и «летние ночи». К тому же времени относится представление о «полюсе» или «хребте» зимы. Последнее еще раз показывает, что крестьянин в своих наблюдениях над природой был очень точен: современные многолетние метеорологические наблюдения подтверждают, что кульминационный период холодов определялся совершенно правильно для различных местностей страны. При этом (как вообще это характерно для аграрных календарей) моментам, когда происходят изменения в погоде, придавалось большее значение, чем дням солнцеворота и солнцестояния, которые, хотя и были известны, но столь большой роли в хозяйственной деятельности не играли.
Большое различие в климатических условиях разных частей страны, определявшееся протяженностью ее с севера на юг и степенью удаленности от моря, вело к значительным расхождениям в датах одних и тех же сельскохозяйственных и животноводческих праздников. Кроме того, из-за неустойчивости погоды в весенний период даты некоторых традиционных дней практически менялись соответственно погоде данного года. Так, день выгона стада, и без того различный в южных и северных частях страны, мог переноситься в случае неблагоприятной погоды на одну-три недели вперед.
Календарных праздников, связанных с пахотой и севом, у финнов вообще не сложилось. Вследствие этого на первый взгляд в весенний период в календарных обрядах животноводческие традиции преобладают над земледельческими. Но это чисто внешнее впечатление рассеивается при анализе главных весенних праздников. В сущности для правильного анализа аграрных праздников следует рассматривать таковые в течение всего годового цикла, как это убедительно показано в советской литературе.