о или высекания искры кремнем. Вера в особую действенную силу огня, добытого таким примитивным способом, издавна была распространена и у других народов. В данном случае христианская церковь приложила к этому свою руку, освятив его. От нового «чистого» огня зажигали большую свечу, а в некоторых местах факелы, их разносили по домам, чтобы возобновить огонь очагов. Остатки факелов прятали в амбары или выносили на поля. Иногда на таком костре, зажженном от этого огня, сжигали соломенную куклу — Иуду, заменившего прежнее зимнее чучело. Ночью в Муртале и Лавантале (Штирия) на высоких холмах разводили костры, ждали восхода солнца, веря, что увидят утром, как солнце делает три прыжка.{557}
Особое значение в обычаях, приуроченных к пасхе, придавалось обрядовой пище. Рано утром шли в церковь святить яйца, мясо, масло, сыр, обрядовый хлеб, положенный в специальную корзину. В старину, по-видимому, стремились святить как можно больше разной еды, так как верили, что это будет способствовать ее изобилию. В Тироле вместе с этим святили в церкви и живого ягненка, мясо которого съедали также на пасху. В горных районах священник сам обходил дома, освящая все домашние запасы мяса.
Хлеб выпекали из пшеничной и сеяной ржаной муки в форме круглых караваев, кренделей, рогаликов, круглых лепешек с различными украшениями. Распространены и печенья в виде фигурок петуха, ягненка (дарят мальчикам), курицы (дарят девочкам), а в городах — в виде зайцев. После возвращения из церкви вход в дом кропили святой водой или окуривали дымом. По традиции праздничный стол, как на рождество и на масленицу, должен был изобиловать едой. Каждый получал долю от всех освященных блюд; хлеб, как и мясо, раньше не резали, а ломали или рвали на куски. По обычаю освященная еда должна была быть вся съедена. Крошки со стола бросали воде, огню и ветру, скорлупу от яиц давали скоту и курам, а кости от мяса относили на поля или в лес для лисиц, «чтоб не таскали кур».
Среди обрядовых блюд обязательно присутствовало свиное мясо — солонина или ветчина. В некоторых районах ночью зажигали костры, жарили на них мясо и разрывали его руками на части. Сам характер пищи, связанной со скотоводством, — творог, сыр, мясо, как и приуроченные к этому времени обычаи «будить траву» (корм для скота), скачки на лошадях, возможно, представляли собой следы какого-то древнего скотоводческого праздника, слившегося с пасхой.
Особую роль играли яйца. По-видимому, это было связано с дохристианским значением яйца как символа жизни, а также с доступностью его весной как кушанья. Крашение яиц в страстную пятницу было делом всей семьи; их приготавливали целые горы. Окрашивали преимущественно в красный цвет, иногда в другие цвета или же покрывали яйца узорами. Крашеные яйца преподносили в качестве подарков во время утренних приветствий, дарили родственникам и знакомым; девушки вручали их парням в знак особой склонности. В воскресенье, понедельник и вторник устраивали игры с яйцами, во время которых их множество били; раньше эти игры составляли любимые развлечения молодежи, в последнее время — детей. Маленькие дети искали в траве яйца, якобы снесенные пасхальным зайцем. Возможно, что роль зайца в пасхальных обычаях объяснялась его плодовитостью и была связана также с магией плодородия.{558}
Крашеные яйца на пасху (Тироль)
1 апреля в Австрии, как и в других странах Европы, считалось днем веселых шуток и обманов. Происхождение этого обычая до сих пор неясно. В народе этот день слыл несчастливым, поэтому в деревнях в прошлом 1 апреля не работали, не начинали новых дел, не выпускали скот из стойл; человеку, родившемуся 1 апреля, будто бы не везло в жизни.{559}
В апреле выгоняли скот из стойл, это соединяли с днем св. Георга, приуроченным в одних районах к 23, а в других — к 24 апреля. У австрийцев широко распространено представление о Георге, как о покровителе скота, особенно лошадей. В Нижн. Австрии впервые в этот день выгоняли скот на поля, в Каринтии и в Верхн. Австрии благословляли скот, устраивали скачки лошадей. В многочисленных местах паломничеств верующие приносили железные вотивы — фигурки скота, подковы, коровьи рога — свидетельства о прежних жертвоприношениях. Как и в другие весенние праздники, в день Георга ходили с колокольчиками «будить траву», причем закрывали лица масками или чернили их сажей. «Куда вступят „георги“ (ряженые), там вырастет хорошая трава и будет урожай хлеба», — говорили в Тироле.{560}
В Каринтии в прошлом была распространена игра в «зеленого Георга». Ряженый в зеленой одежде ходил по домам. По преданиям, он беден, не имел ни рубахи, ни штанов, наружность его некрасива: нос крючком, а ноги — грабли. Игра заключалась в охоте за ним и кончалась его смертью и похоронами. По мнению исследователя Каринтии Г. Грабера, игра представляет умерщвление зимнего демона, однако по ее характеру, названию и цвету одежды «зеленый Георг» может быть и одним из образов аграрной обрядности.
В другой области Каринтии — Розентали деревенские парни ходили по домам, собирая гостинцы, один из них был обвязан жгутами соломы. Стуча в дверь домов, они говорили или пели: «Святой Георг стучится в дверь, зеленой весной он приносит здоровье. Бог да сохранит ваших коров и лошадей, ваших собак, кошек и овец». Если же хозяева были скуповаты, то грозили: «Пусть погибнет ваш скот, ваши коровы, ваши волы, ваши лошади… И пусть умрут ваши девушки, а огонь уничтожит все, что вы имеете». Вечером молодые люди зажигали костры на холмах, пускали огненные диски, хлестали друг друга ветками.
Со скотоводством было связано и 27 апреля — день св. Перегринуса — покровителя скота. Раньше он считался большим праздником, сопровождался рынками, ярмарками, но в последнее время роль этого святого, как и его дня, уменьшилась, а часть обычаев перешла ка соседний день Георга.{561}
Последняя ночь апреля — Вальпургиева — вошла в народные поверья почти во всех германских странах как праздник ведьм и всякой нечисти. В Австрии известны также многочисленные легенды о «дикой охоте духов». В прежнее время крестьяне старательно запирали двери и окна домов, хлева, убирали вещи со двора, а грабли, лопаты, вилы втыкали в землю острыми концами вверх. На холмах жгли вальпургиевы костры. Для деревенской молодежи, особенно парней, это было временем шумного веселья. Они хозяйничали на чужих дворах, раскидывали мусор, развешивали на деревья, заборы все, что им попадалось под руки, — старую обувь, корыта, колеса и т. д. Особенно доставалось девушкам, которые почему-либо заслужили их гнев: под их окна ставили сухие деревья, трепаные соломенные чучела, сыпали опилки. В Вальпургиеву ночь, как в ночь, полную волшебства, собирали травы, умывались росой: считалось, что трава и роса в эту ночь приобретали особую силу, могли исцелять болезни, придавать красоту и т. д.
В ночь под 1 мая устанавливали майское дерево (Maibaum), которое старались незаметно выкрасть из леса, принадлежащего соседней деревне. В его украшении участвовала вся молодежь. Как и у других обрядовых деревьев, его ствол очищали от коры и веток, а небольшую верхушку украшали искусственными цветами, яблоками, сладостями, на самом верху укрепляли венок и бутылку вина для победителей в состязаниях. Майское дерево представляло гордость всей деревни, ночью около него ставили стражу, чтобы его не украли соседи. Нередко хозяева и похитители вступали в драку. Похищенное дерево старались поскорее вернуть, так как его потеря была не только позором, но и воспринималась как несчастливое предзнаменование.
Около майского дерева на площади молодежь танцевала, веселилась, устраивала различные игры. Из числа девушек и парней выбирали майских «жениха» и «невесту» или «короля» и «королеву», их украшали цветами, свежей зеленью, сажали на почетные места.{562}
В конце XIX в. 1 мая стало праздником солидарности трудящихся всех стран. В число украшений, которые носят демонстранты, иногда входит и майское дерево.
Всю первую половину мая в большинстве областей Австрии еще опасались заморозков. Поэтому некоторые католические святые — Бонифациус, Панкрациус, Сервациус, чьи дни приходились (по церковному календарю) на это время (12, 13 и 14 мая), вошли в народный календарь как «ледяные святые». «Кто стрижет овцу до Сервациуса, тому шерсть дороже, чем овца» («Wer sein Schaf schert vor Servaz, dem ist die Wolle lieber als das Schaf»), — говорит народная пословица. В эти дни в виноградарских районах выставляли на ночь стражу, которая в случае похолодания стрельбой и колокольным звоном созывала народ, чтобы «жечь дымные костры». «Бонифациус, Панкрациус и Сервациус — три настоящих похитителя вина», — считают виноградари. Холода заканчивались 15 мая — днем «холодной» или «мокрой» Софии.{563}
Ко всем знаменательным дням мая были также приурочены обряды против засухи, града, несвоевременных дождей. Но особенно часто они соединялись с большим религиозным праздником — вознесением. В этот день, как и в предшествующую ему неделю, идут и едут на лошадях религиозные процессии на поля, чтобы, как верят, таким образом обезопасить посевы, — действия, заменившие, по-видимому, ранние магические шествия. Позднее среди горожан они превратились в загородные прогулки и отдых. Сам день вознесения в народе часто связывали с сильными грозами (вознесение приходится на четверг, а по древнегерманским верованиям это день бога Доннера). В церквах в этот день устраивалось торжественное богослужение, во время которого поднимали к куполу изображение Христа или выдвигали его наружу через окно. По наклону статуи в народе судили о том, с какой стороны надо ждать грозы.