В немецкоязычных частях Фрибура и Валлиса эту роль исполнял «отец Фуэттар» (Pere-Fouettard) — образ, вероятно, заимствованный от соседнего франко-швейцарского населения. В небольшой области Кандерталц и Зимменталц вместо них появился «меховой» персонаж (Pelzer) в меховой одежде из овечьей шкуры, с кнутом и цепями в руках, явно напоминающий австрийских перхт.
Из зооморфных образов наиболее часты маски осла и лошади. Персонажи позднего происхождения: «слуга» (Diеner), «ангел» (Engel, Angette), «рождественское дитя» (Weihnachtskind) — играют небольшую роль.
Исследование образа святого Николая и его праздника вызвало различные суждения в этнографической литературе. Немецкий этнограф Мейзен считал, что этот праздник имеет христианское происхождение. Сам святой в этом шествии выступает как победитель темных и злых сил, а побежденные сопровождают его в качестве свиты. Однако это мнение вряд ли убедительно. О позднем включении образа святого в эти шествия говорят шумные процессии клаузов, в которых Николай играл второстепенную роль или отсутствовал совсем. Клаузы (по-видимому, имя святого перенесено на них случайно) появлялись в различные дни зимы, а не только 6.XII. Один из составителей этнографического атласа Швейцарии Гейгер, детально исследовавший обычаи этого дня, указал на слияние здесь различных праздников и фигур. По его мнению, святой впитал в себя различные образы, в том числе германского бога Вотана, а также являлся персонификацией зимы.[516]
Период с 25.XII по 6.I, как время зимнего солнцестояния, занимал особое место в народном календаре Швейцарии, независимо от национальных и религиозных различий населения. Швейцарские этнографы П. Гейгер и К. Мейли предполагали, что в основе зимней обрядности лежит магия плодородия и культ предков. Ряд обычаев сохраняет следы почитания огня, как света, возможно ассоциированного с солнцем.
Начиная с сочельника или за два-три дня до рождества и до 6.I наступало кульминационное время появления масок. Ряженые ходили по улицам, мазали сажей лица женщин, ударяли встречных ветками, заходя во дворы, хлестали скот и плодовые деревья. Считалось, что эти действия приносят здоровье и способствуют плодородию. Значение этих шествий могло быть различным — предполагается, что они олицетворяли умерших или представляли какие-то мифологические фигуры. Возможно, что маскирование и шествие было также охранительным, защитным актом.[517] Эти обычаи часто носят ограничительный областной характер, типичный для Швейцарии. Происхождение их различно.
Клаузы с ослом
Так, в кантоне Цюрих и в соседних районах последний день учения превратился в школьный праздник — «Школьный Сильвестр». Рано утром проходят группы детей, они шумят, щелкают трещотками, бьют в сковороды и кричат: «Сильвестр, встань!» Пришедшего последним в школу — «Сильвестра» возят по улицам в повозке, украшенной бумажными цветами. Этот обычай, название которого перенесено с последнего дня старого года, имеет недавнее происхождение, и в ряде случаев он был введен местными учителями.
Подобный обычай возить куклу или ряженого с маской козы или осла («Роsterli») был известен в Люцерне. Смысл этих обычаев неясен — некоторые исследователи видят в этом проводы старого года, по предположениям других, это видоизмененные похороны духа растительности.
Процессии масок были приурочены также к 23 декабря, известному в народе как «ночь Хрунгели» (Chrungelinacht). Сам образ Хрунгели (Chrungeli, Chlungeri, Chlunge) представлен в легендах как злое существо, часто с чертами птицы — клювом и когтями. Как полагают, этот женский демонический образ был связан с женскими домашними работами, прежде всего прядением, и позднее превратился в пугало, вызывающее страх детей.
Маски ходили с шумом, чтобы изгнать злых духов (Strätele), которые, как верили в народе, могли вредить урожаю фруктов.[518]
В кантоне Базель холостая молодежь, главным образом деревенские парни, позднее — дети, устраивали шествия (Nünichlingere). Одежда их из овечьих шкур и маски часто напоминали австрийских перхт. Распространены также переодевания в сильно поношенные женские платья. Среди ряженых появлялись и зооморфные маски — с головой осла или лошади (Rossgrind, Schnappesel), реже быка (Grungel) или птицы, а также с фантастическими чертами (Gurri, Schnabelgurri).
Шумные шествия, устрашающие маски вызывали осуждение со стороны духовенства и местных властей. Более позднего происхождения было участие в них детей, членов ферейнов. Вечером в сочельник или утром в первый день рождества ходили по дворам, пели специальные рождественские песни ноэли (Noel — в Западной Швейцарии) или читали стихи с поздравлениями (Восточная Швейцария). По старым традициям участникам давали сласти, колбасы, другую еду и деньги. Эти хождения принимали иногда характер попрошайничества и запрещались как нищенство.[519]
Стремление узнать будущее — гадания, приметы о погоде, урожае, личном счастье распространены у всех народов Швейцарии.
Так, выставляли на улицу на ночь снопы различных злаков, в зависимости от инея на них судили о будущем урожае, или по погоде 12 дней святок угадывали погоду 12 месяцев следующего года.[520] Вера в таинственные силы, которые могли в это переходное время повлиять на людей, отразилась в многочисленных предосторожностях, особой значимости, придаваемой каждому действию в эти дни.
Все домашние работы должны быть закончены за несколько дней до рождества, запоздавших ожидали различные несчастья. Верили, что все случившееся в это время могло распространиться на весь год — так, никто не должен был лежать больным. Чтобы обезопасить себя от злых сил, хозяин дома кропил все строения святой водой и окуривал дымом от жженой хвои. В итальянской Швейцарии мальчики продавали ветки можжевельника, так как по поверьям его дым предохранял от болезней.[521]
Самый большой зимний праздник — рождество. Семейный характер его отражается в обычаях этого дня и его кануна. Все члены семьи стремились быть в это время дома, даже отходники из Валлиса и Тичино возвращались к рождеству домой. В этот день не приглашали посторонних. В немецкой Швейцарии считали, что приход гостя в сочельник и даже на первый день рождества приносил несчастье.
Празднование начиналось с обрядовой трапезы, устраиваемой после возвращения из церкви. Вечером все члены семьи обязательно собирались за общим столом. Еда должна была быть обильной и разнообразной, так как это могло оказать магическое влияние на благополучие в будущем году. В селах на стол ставили все, что производило хозяйство. Особую роль отводили обрядовому хлебу, так, на столе обязателен хлеб из различных злаков и хлеб с сухими фруктами, ягодами или орехами. Обрядовому хлебу часто придавали форму заплетенной косы или кольца — характерную также для хлеба, выпекаемого в поминальные дни.
Часть еды давали скоту, а крошки бросали под корни фруктовых деревьев, желая их приобщить к общей трапезе; также верили, что пища, приготовленная в сочельник, особенно обрядовый хлеб, способствует плодородию и здоровью. Старый обычай — оставлять еду на ночь — в народе объясняли по-разному. Так, местами считали, что умершие возвращались домой, чтобы быть вместе со всей семьей в это время.
Возможно, что когда-то этот обычай имел и значение жертвы, приносимой предкам. Позднее под влиянием христианства трактовка его изменилась. Так, в Бернском Оберланде еду оставляли для ангелов или для младенца Христа.[522] В итальянской Швейцарии зажигали свечи, а еду, как считали, принесут умершие сами.
Еще недавно в романской Швейцарии вся семья проводила этот вечер около очага, на котором горело рождественское полено (фр. «Souche de Noël», «Buche de Noël», ретор. — «Cusch de Natale», ит. — «sciuk»). Его остатки хранили весь год как лечебное средство, а потом бросали на крыши домов или на поля, чтоб увеличить урожай. Об особом значении, придаваемом полену, говорят слова песни-заклинания, которую когда-то исполняли в сочельник.
Möge der Block brennen!
Möge alles Gute hier einziehen!
Mögen die Frauen Kinder haben
Und die Schäfe Lammer!
Für jedermann weisses Brot
Und die Kufe voll Wein.
Пусть горит чурбан
И все хорошее сюда приходит,
Пусть женщины имеют детей
И овцы ягнят,
У каждой семьи белый хлеб,
И сосуды, полные вина.[523]
На рождество принято дарить подарки, особенно в немецкой Швейцарии. Некоторые швейцарские этнографы — П. Гейгер, Р. Вейс — указывали на особую их значимость: подарки не были обычным обоюдным поздравлением, а дарами, приносящими благополучие. Этот обычай имеет различную давность в Швейцарии. Так, у франко-швейцарцев он представляет недавнюю традицию и, по-видимому, вытеснил более раннюю — дарить на Новый год.[524] Подарки детям приносят ряженые, или кладут их незаметно под елку, в детские башмачки и чулки, подвешенные около очага, дымохода и батарей центрального отопления. По старым представлениям, через дымоход якобы проникали духи.
С обычаем дарить на рождество связаны многочисленные персонажи. Часть их, вероятно, выступала раньше в иной роли. В Восточной и Средней Швейцарии среди швейцарских немцев наибольшее распространение получили два близких образа — «рождественское дитя» (Weihnachtskind) и «ребенок Христос» (Christkind). Первый наиболее характерен для западных районов данной области, а также кантонов Базель и Берн, тогда как в остальной части ее распространен второй. Аналогичные фигуры известны и у других народов Швейцарии. Так, в романской Швейцарии «рождественское дитя», «Иисус дитя» и т. д. — Unfant da Nadal, Petit Jesus, Enfant Jesus, Poupon Jesus, Unfant d Nadal внешне близки к ним. «Рождественский ангел» (Ange de Noël, Angette, Engel) — девочка, реже мальчик в белой одежде с веночком на голове. Все эти образы имеют недавнее происхождение и, по всей вероятности, заступили место более ранних.