В истории человечества феномену праздника принадлежит особая роль. Не случайно М.М. Бахтин утверждал, что «празднество (всякое) — это важная первичная форма человеческой культуры» [Бахтин, 1965, с. 11]. Б.А. Рыбаков видит истоки основных календарных праздников в эпохе мезолита и неолита [Рыбаков, 1981]. Анализ протоиндийских текстов, относящихся к культуре Хараппы и Мохенджде-Даро (2300–1770 гг. до н. э.), позволил Н.В. Гурову вычленить специальный знак (шестилучевой знак в кругу), который, очевидно, обозначал «колесо», «колесницу», «праздник солнцестояния», «солнечный праздник», «праздничный мир», выражая тем самым идею движения солнца, времени, древнейшего календарного праздника. Другая черта древнего празднества — его общественный, социальный характер — выражена, например, в терминах славянских народов, обозначавших — праздники или лежавших в основе названий праздников. Это понятия: «толпа», «толпище»; «стадо»; «собор»; «соборище», «собрание», «сбор»; «сходбище»; «событка» («собутка», «соботка», «субботка»); «куп», «вкупе», «купно» («купала») [Рыбаков, 1981, с. 284].
Попытки определить феномен праздника, понять его роль в обществе предпринимались уже в античную эпоху (Геродот, Платон, Аристотель). Он является предметом исследования ученых в новое и новейшее время. В наши дни к изучению теории праздников, в том числе и календарных, обращаются этнографы, социологи, философы, историки, фольклористы, литературоведы многих стран.
Необходимо особо отметить социальную многофункциональность праздника вообще и календарного в частности. Среди его основных функций — торжественное обновление жизни; коммуникативная и регулятивная роль; компенсаторская, эмоционально-психологическая, идеологическая и нравственно-воспитательная функции. Как самоценное явление культуры, он имеет свои признаки, к числу которых исследователи относят «праздничное время», «праздничное настроение», «праздничное общение», «праздничное реально-идеальное или условное поведение», «праздничную ситуацию», «праздничную свободу» и т. д. [Арнольдов, 1985, с. 16].
При характеристике народных календарных праздников обращает на себя внимание их неразрывность с ритмом природы, человеческой деятельностью, биоритмами отдельной личности. Связанные с временами года, сезонами, трудовой жизнью общества, календарные праздники как бы являются «прерывами» в бесконечном течении времени. Каждый из них становится символом новой жизни, ее обновления, временем, в котором соединяются прошлое, настоящее и «идеальное» будущее.
Не претендуя на всестороннее раскрытие понятий «календарный праздник», «календарные праздники годового цикла», надо отметить, что эти термины, прежде всего, обозначают действа, проводимые в установленные традицией дни (или более значительные отрезки времени). Это даты, связанные как со сменой времен года, так и с важнейшими рубежами в хозяйственной и трудовой деятельности людей (земледельца, скотовода, рыболова). Эта «двуединая» связь [Серов, 1983, с. 43] отражалась как в самом празднике, так и в календарных обрядах, игравших важную роль в его структуре, непременными составляющими которой уже на ранних этапах развития календарного праздника становятся также развлечения, игры, народные зрелища, утверждение опыта и знаний об окружающем мире.
Основные даты народного праздничного годового цикла с давних времен, с эпохи зарождения государственности, сосуществовали и сопрягались с официальными. Несмотря на противостояние народного и государственного календарей, влияние последнего вряд ли можно отрицать. Более того, нередко бывало так, что из праздников народного календаря дольше сохранялись (хотя и в трансформированном виде) те, которые в определенные периоды истории объявлялись государственными.
Большое влияние на народные праздники годового цикла оказывает религия. Это имеет особое значение для народов Передней Азии, где зародились две мировые религии — христианство и ислам (а также многие другие национальные религии). Примечательно, что и официальные и религиозные праздники в основных своих датах оказывались «сопряженными» с древнейшим исконно народным календарем, они как бы произрастали из него. Поэтому при описании отдельных календарных обычаев и обрядов, праздничных циклов года авторы стараются обращать пристальное внимание на основные трудовые процессы, лежавшие в основе тех или иных обычаев и обрядов, а также на особенности климатических условий, в которых конкретно проводятся те или иные праздники.
Как неоднократно отмечали исследователи, традиционные календарные праздники играют огромную этноконсолидирующую, этносохранительную роль в жизни народов. Благодаря своему оптимистическому началу они помогают выстоять этносу в целом и его отдельным представителям в тяжелые времена, даже в экстремальных условиях [Жигульский, 1985, с. 166–171; Хан, 1993, с. 20–21; Джарылгасинова, 1977, с. 245, 253–255]. Известный польский социолог и культуролог, исследователь праздников К. Жигульский писал, что в экстремальных условиях в празднике видят форму защиты этнических ценностей. Он выполняет интеграционную роль, подтверждает единство и сплоченность семьи, группы родственников, народа в целом. При этом возрастает и футурологическая значимость праздника — как периода, обещающего лучшее будущее, подтверждающего, что тяжелая ситуация будет преодолена и восстановится нормальный ритм жизни [Жигульский, 1985, с. 171]. Пронзительный по своей трагичности материал содержится в мемуарах Н.Г. Гаген-Торн, где она рассказывает, как женщины разных национальностей и вероисповеданий отмечали тайком в лагерях свои религиозные праздники [Гаген-Торн, 1994, с. 247–248]. Здесь, наверное, необходимо вспомнить, что в дневниковых записях Н.И. Вавилова, которые он вел в период научной работы в Афганистане в 1924 г., есть заметка, что даже в самых трудных условиях его интерес к «полю» и к «зерну» открывал ему сердца простых людей [Вавилов, Букинич, 1929, с. 124–125]. А ведь это понятия одного таксономического уровня; «поле», «труд», «календарный обряд», «праздник», и они неотрывны от понятий «жизнь», «человеческий род», «человек».
Как и в предшествующих книгах, в данной монографии, посвященной календарным обычаям и обрядам, праздникам годового цикла народов Передней Азии (персов, курдов, турок, арабов, евреев), в отдельных главах представлены традиционные категории времени, показана специфика календарей изучаемых народов и их взаимосвязь с григорианским летосчислением.
Система календарей народов Передней Азии отличается большим разнообразием и сложностью. К древнейшему лунному календарю восходит арабский мусульманский календарь лунной хиджры, связанный с переселением (хиджра) Пророка Мухаммада из Мекки в Медину в 622 г. В тот год 1-й день 1-го лунного месяца — мухаррам (араб.) — мохаррам (перс.) пришелся на (15) 16 июля 622 г. Календарь лунной хиджры широко используется и в настоящее время в мусульманских странах. Поскольку лунный календарь отстает от солнечного, месяцы, а, следовательно, и мусульманские праздники передвигаются и «возвращаются» к исходному положению через 30 лет [Цыбульский, 1964, с. 11–13]. Данное обстоятельство затрудняет изложение системы праздников в году. Вот почему авторами избран при описании праздников годового цикла мусульманских народов в известной мере условный год, когда 1-й день 1-го месяца лунной хиджры — месяца мухаррам (мохаррам) приходится на середину июля по григорианскому летосчислению.
В Иране используются три календаря: иранский солнечной хиджры, иранский лунной хиджры и григорианский (1936 г.) [Цыбульский, 1964, с. 146, 151].
В Турции существует несколько календарей: арабский лунной хиджры, солнечной хиджры, солнечный турецкий календарь «Руми» (с 1840 г.) и григорианский (1925 г.) [Цыбульский, 1964, с. 124–128].
В Израиле применяется григорианский и лунно-солнечный иудейский календари, в которых счет годов ведется по солнцу, а месяцев — по луне. Лунно-солнечный иудейский календарь в IV в. до н. э. пришел на смену древнееврейскому лунному [Цыбульский, 1964, с. 115].
Как и в ранее опубликованных монографиях серии, повествующих о календарных обычаях и обрядах, праздниках годового цикла народов Восточной Азии — китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев [Календарные обычаи, 1985; Календарные обычаи, 1989], а также народов Юго-Восточной Азии — вьетов, лао, кхмеров, тай, бирманцев, малайцев, яванцев, балийцев, тагалов [Календарные обычаи, 1993], при изложении материала нами используется метод, который мы условно определили как последовательно-непрерывный, как метод непрерывного движения. При этом мы рассматриваем календарные обычаи и обряды, сменяющие друг друга на протяжении года праздники как единую ткань, как единый узор, затейливый орнамент, в котором один рисунок дополняет другой. Действительно, в реальной жизни люди исполняют различные календарные обычаи и обряды, отмечают разные по своему происхождению праздники, следуя череде текущих дней. А сами праздники соседствуют друг с другом (хотя порой их истоки, генезис так далеки друг от друга!), перемежаются, взаимовлияют и взаимопроникают.
Древние аграрные или скотоводческие культы соседствуют с христианскими или мусульманскими праздниками. Сельские торжества сменяются храмовыми, а те в свой срок государственными. И все это в течение одного большого цикла, называемого «год». Вот почему мы отказались от рассмотрения отдельно праздников — древних аграрных, или скотоводческих, или религиозных — мусульманских, христианских, иудейских и других. Ибо подобный раздельный метод изучения не дает, как нам кажется, полной картины жизни. Вот почему мы условно обозначили свой метод и как метод непрерывного потока, ибо он вызывает ассоциацию с непрерывностью времени и жизни, труда и праздника, макрокосмоса и микрокосмоса. Этот метод отражает диалектическое единство линейного и циклического времени, непрерывности и прерыва (кульминационного момента, кульминационной точки), движения Космоса, Жизни и Судьбы, человечества и человека. И все эти высокие философские категории неотрывны от календарно-праздничной культуры народов мира.