пейгамбер чичеги), щавель — кузу кулагы (т. е. «ухо ягненка»), траву невруз и др. Основные блюда приготавливали из пшеницы, риса, кунжутного масла и других продуктов растительного происхождения, что подчеркивало земледельческий характер праздника. Совместная трапеза, несомненно, имела ритуально-магический смысл и служила своеобразным заклинанием будущего урожая. Считалось, что чем обильнее будет на столе пища, и большее ее съедят, тем счастливее будет предстоящий год, а счастье в представлении турок ассоциировалось с богатым урожаем. Эти два понятия в турецком языке обозначаются одним словом — берекет.
Мангал для приготовления риса к праздничному столу [Celal, 1946, с. 151]. Прорисовка Г.В. Вороновой.
С Неврузом были связаны разнообразные предметы, по которым старались предугадать погоду, будущий урожай, свою личную судьбу. Целый комплекс примет был связан с аистом, который в представлении турок предвещает благополучие. Обычно в середине марта аисты возвращались из теплых краев и устраивали свои гнезда, как правило, вблизи жилья человека. Во время Невруза крестьяне ходили смотреть, что аист принес в клюве: если колос — то год должен быть урожайным, если же кусок красной материи — то это предвещало неспокойный год. Если кому-то приходилось увидеть летящего аиста, это указывало на то, что ему суждено оказаться на чужбине, и наоборот, кто заметил, что аист спускается на землю, тому не нужно будет расставаться с родиной [Гордлевский, 1968 (III), с. 85].
Вера в магию первого дня, определявшую судьбу на весь последующий период, проявлялась не только в представлениях о характере праздничной еды и разнообразных приметах, но и в особой сакральной значимости, которую приобретали поступки и слова людей в этот день.
Совершенно иной смысл приобретало празднование Невруза в тех районах, где преобладал скотоводческий уклад хозяйства. Для скотоводов март — это, прежде всего, период приплода овец, народное название этого месяца — дёльдёкюмю («время приплода»), или кузу айы («месяц ягненка»). Во многих областях рождение ягнят сопровождалось определенными обрядами. Так, владельцы стад, в которых начался окот овец, должны были щедро одарить чабана и устроить ему угощение. Блюда, преподносившиеся чабану, назывались дёльджек (букв. «плодовитый») [Boratav, 1973, с. 263]. В том случае, если окот овец приходился на середину марта, то Невруз приобретал черты скотоводческого праздника. Для юрюков-суннитов Западного Тавра (Южная Анатолия) Невруз был именно таким праздником. С раннего утра жители деревень заполняли дороги, ведущие на яйла, где их поджидали семьи, откочевавшие туда вместе со стадами. Пришедшие из деревень оповещали о своем приходе стрельбой из ружей. Они приветствовали глав откочевавших семей словами: «Пусть Невруз будет счастливым, а приплод овец большим!» Гостей угощали молоком и любимым напитком пастухов — айраном. В этот день владельцы стад совершали жертвоприношение ягнят (курбан), мясо которых затем варили и устраивали общее угощение. На праздничном столе преобладали мясные и молочные продукты. Угощение и здесь имело магический смысл. Обилие и характер еды должны были, по мнению участников трапезы, повлиять на благополучие скотоводов в предстоящем году. Праздник сопровождался музыкой, песнями, играми, весельем [Çay, 1988, с. 121–122].
После Невруза наступает важный этап в хозяйственной деятельности турецких крестьян. В тех областях Анатолии, где, в силу природных условий, распространены зимние культуры, начинается предварительная вспашка полей (ахыр актармасы), которые остаются под паром до октября; в зоне господства яровых культур наступает время сева.
Большое значение крестьяне придавали выбору дня для посева. Обычно сигналом для его начала служил прилет журавлей или аистов, но каждая семья выбирала свой день недели, с ее точки зрения — наиболее благоприятный для начала такого рода дел. Как озимые, так и яровые посевы сопровождались сходными обычаями и обрядами, призванными обеспечить обильный урожай.
Накануне сева из каждого мешка, где хранилось зерно, брали горсть семян, затем делали так называемое чифтлине («спаривание»), т. е. разделяли зерна по парам; если их оказывалось четное количество, то зерно из мешка использовали для посевов, если же в горсти было нечетное количество, то такой мешок не трогали. Считалось, что только «пара» обеспечивает плодородие и богатство [Boratav, 1973, с. 111].
Часть семян яровых посевов проращивали дома в сосуде с водой, веря, что таким образом можно повлиять на погоду и избежать засухи. С этой же целью в первый день сева незаметно брызгали водой на сошник плуга [Turan, 1970, с. 5599].
Обычно к севу приступали после полуденного намаза, предварительно совершив ритуальное омовение. Разбрасывая зерна, приговаривали: «Пусть доля хлеба будет уготована и для волков, и для птиц, и для родных, и для друзей». Большое внимание уделялось тому, как именно совершалось разбрасывание зерна, при этом следили за соответствием движений рук и ног. Нарушение ритма могло по мнению крестьян, отрицательно сказаться на урожае.
Важное место в обрядности, связанной с посевами, занимало яйцо как символ плодородия. В Восточной Анатолии в первый день вспашки полей яйцо разбивали о голову быка, стоящего первым в упряжке, а во время сева старались больше употреблять в пищу яиц [Karataş, 1968, с. 5011]. По сообщению Х. Кошая, после окончания сева крестьяне зарывали со всех четырех сторон поля тухлые яйца и ветки дикой маслины (Koşay, 1951, с. 11).
Климатические условия основных зерновых регионов Турции характеризуются острым недостатком влаги: дожди в большинстве областей Центральной и Восточной Анатолии выпадают только весной. Поэтому в условиях слаборазвитого искусственного орошения судьба посевов еще в середине XX в. во многом зависела от достаточного количества весенних осадков. Турецкие крестьяне говорили, что каждая капля апрельского дождя оборачивается зерном пшеницы.
Дожди, выпадавшие в апреле, назывались «благодатными дождями» (берекетли йагмурлар), приносящими урожай и в то же время здоровье и счастье. Девочки подставляли под дождь головы, считая, что от апрельской воды волосы будут расти лучше и пышнее. В.А. Гордлевский отмечал, что в текке Джеляледдина Руми в Конье с монгольского времени (т. е. с XIII в. — А.Т.) сохранился большой котел — «апрельская чаша» (нисан тасы), куда собирали третий апрельский дождь. Эту воду жители разбирали и пили во время рамазана, веря в ее целебную силу [Гордлевский, 1962 (IV), с. 60]. В гористых местностях в окрестностях Харпура (Восточная Анатолия) жители собирали апрельскую воду из горных впадин, в которых она отстаивалась. Они полагали, что по своим качествам эта вода не уступает воде из священного источника Земзем около Каабы, в Мекке. Эту воду пили все члены семьи. Часть ее сохранялась как средство, которое давали больным, ее же употребляли во время вечерних трапез в месяце рамазан (Sunguroğlu, 1970, с. 5647). Веря в чудодейственную силу дождевой воды, жители старого Стамбула поэтически называли ее «эликсиром жизни» (абыхайат) и каждый день в течение первой недели апреля, после совершения ритуального омовения выпивали по кофейной чашечке этой воды [Alp, 1974, с. 7011].
Апрельские дожди продолжались около 40 дней, иногда они начинались в марте, шли весь апрель, не прекращаясь до начала мая. Они воспринимались турецкими крестьянами как некая божественная милость и благословение. Среди многочисленных эпитетов, которые давались этим дождям, встречается определение их как рахмети инайет, т. е. «божья милость». Поэтому, если дожди шли положенные сроки, царила всеобщая радость. Все благодарили Аллаха за милость, устраивали торжество, приносили в жертву баранов и раздавали милостыню бедным [Гордлевский, 1968 (II), с. 90].
В тех случаях, когда дожди задерживались и посевам грозила засуха, земледельцы совершали обряды вызывания дождя, которые в некоторых особенно засушливых областях являлись ежегодными весенними обрядами.
Наиболее распространенный обряд вызывания дождя — коллективное моление о дожде (йагмур дуасы). В этой церемонии участвовало практически все население деревни, возглавляемое имамами и ходжами. В различных районах имелись некоторые ограничения на участие в обряде йагмур дуасы. Так, в некоторых деревнях Южной Анатолии не допускались новобрачные, в других районах немусульмане сталкивались с тем же ограничением [Başgöz, 1967, с. 304].
Наиболее авторитетные люди селения заблаговременно выбирали день совершения моления, о чем имам торжественно объявлял всем жителям деревни после пятничного намаза в мечети. Принять участие в молении приглашали и жителей соседних селений.
Подготовка к церемонии занимала от нескольких дней до недели. Несколько человек ходили из дома в дом и собирали скот, кур, масло, булгур, соль и другие продукты. В деревне Делидже-Хаджыобасы (Центральная Анатолия) резали и выбрасывали все тыквы, оставшиеся от прошлого сезона, так как верили, что, если сохранится хоть одна прошлогодняя тыква, так не будет дождя даже при молении [Aydinoğlu, 1970, с. 5685]. За три дня до моления объявляется пост, запрещалось играть в карты, нарды, домино, трик-трак.
Турецкие землевладельцы рассматривали засуху как наказание за коллективный грех [Hotam, 1972, с. 145], поэтому в день совершения церемонии все собирались в мечети, каялись в грехах, имамы произносили проповеди, в которых разъяснялась необходимость жить в мире и согласии, ибо держать зло друг против друга — большой грех. Враждующие должны были помириться. После этого под предводительством имама или ходжи люди отправлялись к святым местам — к мазарам святых, на вершины холмов, к источникам, где, повернувшись лицом в сторону Мекки, читали молитву, содержащую просьбу о дожде.