хамсин, длившемуся 50 дней до Невруза. Этот сезон для крестьянина был не так страшен, холода и страдания уменьшались, появлялись первые признаки весеннего обновления природы. Праздник Сайа чаще всего приходился именно на этот переходный период (конец января — начало февраля).
Примечательно, что у кочевых туркмен Восточной Анатолии праздник Сайа относился не к зимним, а к весенним праздникам. Через сто дней после случки баранов, в начале или середине февраля, пастухи рядились в шкуры животных и ходили по домам, распевая песни, связанные с праздником Сайа, и получали подарки от владельцев стад [Çay, 1988, с. 56].
В.А. Гордлевский также упоминал обходы парней (сайа гезмек) в связи с празднованием встречи весны. Он обращал внимание на два момента. Во-первых, обходам сопутствовал мотив свадьбы, свадебного обряда, когда кто-то из участников обряда, переодевался в женское платье и изображал невесту (сайаджы гелини). Второй важный момент — противоборство сайаджы. Между парнями часто происходила борьба, перерастающая порою в драки. «Случалось даже, — писал В.А. Гордлевский, — что в азарте противники убивали друг друга. В связи с этим он упоминает о местечке Галлиополи (совр. Гелиболу) в Западной Анатолии, которое носило название „кладбище обхожих“ (сайаджы мезерлыгы)» [Гордлевский, 1968 (I), с. 81, 82].
В обрядности праздника Сайа мотив празднования «середины зимы» в наиболее чистом виде выражен в области не связанных со скотоводством. Например, в области Кайсери (Центральная Анатолия), где основным занятием крестьян было виноградарство, праздник Сайа отмечался в течение трех дней (начиная с 22 января), как определенная веха, знаменующая середину зимы. Крестьяне говорили, что к этой дате остается половина зимы и половина запасов продуктов [Türker, 1943, с. 14].
Таким образом праздник Сайа во многом носит синкретический характер. В нем сплелись элементы, связанные со скотоводческой традицией освящения плода скота, и элементы, имеющие отношение к обычаю отмечать середину зимы, как надежду на скорое уменьшение холодов. По-видимому, когда-то им соответствовали два различных праздника, которые из-за близкого соседства слились в один. Подтверждением этому может служить то обстоятельство, что до последнего времени в некоторых областях Турции в случае если случка баранов происходила раньше обычного и праздника Сайа не приходился на середину зимы, то эти праздники — Сайа, как пастушеский праздник, и Праздник середины зимы (кыш ярысы) — были разделены во времени [Boratav, 1973, с. 261].
Упоминания о празднике Сайа содержатся в источниках, относящихся к XVI в. В персидско-турецком словаре, составленном в XVI в. Нигматуллой из Софии, сказано, что «вечер Сайа отмечается в день, когда неверные опускают крест в воду; это время самых суровых холодов» [см.: Tarama sörlügü, 1971, с. 3348]. В другом персидско-турецком словаре того же времени праздник Сайа определяется как время самых длинных ночей (шебийелда) [там же].
В упомянутых словарях проводится аналогия между турецким праздником Сайа и иранским праздником Седе (Саде). Такую трактовку праздника можно встретить и в работах современных турецких исследователей. Так, Н. Боратав придерживается мнения о заимствовании тюркскими племенами, еще до их прихода в Малую Азию, иранского праздника (как Праздника середины зимы) и преобразовании персидского названия «саде» в «сайа». Известно, что персидский праздник Саде, восходящий к доисламским традициям, проводился так же, ка и праздник Сайа, в середине зимы, на 10-й день месяца бахмана (31 января по григорианскому календарю), и знаменовал собой начало ослабления холодов. К тому же другое значение слова «саде» — «сто». Казалось бы вывод о заимствовании огузо-туркменскими племенами этого иранского праздника напрашивается сам собой. Однако, при более детальном анализе оказывается, что обрядовая сторона этих праздников в значительной степени отличается друг от друга. Если в Иране праздник Саде прежде всего был связан с обожествлением огня, то в обрядности турецкого праздника Сайа этот мотив совершенно отсутствует. Кроме того, некоторые элементы говорят в пользу того, что первоначально это был пастушеский праздник, отмечавший определенный этап в выращивании скота, и лишь впоследствии, уже на малоазийской почве обогатился другими, не связанными со скотоводством мотивами. Об этом, в частности, свидетельствует празднование Сайа у кочевых туркмен, которые являются «в основной массе потомками тех огузо-туркменских племен, которые пришли Малую Азию во время сельджукского завоевания» [Еремеев, 1963, с. 174]. У них праздник Сайа приходится на 100-й день после случки баранов, т. е. на начало или середину февраля. В день праздника пастухи наряжаются в шкуры животных и ходят по домам, распевая песни, связанные с Сайа, за что получают подарки от владельцев стад [Çay, 1988, с. 56].
К тому же упомянутые ранее случаи разновременного празднования Сайа, как пастушеского праздника, и Кыш ярысы, как Праздника середины зимы, еще раз подтверждают первоначальную сущность праздника Сайа.
Остается не совсем ясной этимологии слова сайа. В.А. Гордлевский предположил, что это слово тюркского происхождения и образовано от термина сайы, что означает «подсчет чиновниками скота» [Гордлевский, 1968 (I), с. 81]. Действительно, в Турции существовал обычай дважды в год пересчитывать скот, но подсчет происходил не в праздник Сайа, а перед Коч катымы и перед Неврузом [Küçükbezirci, 1975, с. 7311–7312].
Несколько прояснить этимологию названия может обращение к бытованию этого праздника у азербайджанцев, в этногенезе которых важную роль сыграли те же огузо-туркменские племена. Ф. Кочарлинский, изучавший азербайджанские песни саячи, писал, что «закавказские татары» это слово («сая») употребляли в смысле «благо», «добро»; отсюда понятие «саячи» — «приносящий благо», «благодатный» [Кочарлинский, 1910, с. 1]. Склоняясь к персидскому происхождению термина сайа, Ф. Кочарлинский сводит его не к слову саде, а к понятию сайе, что означает «покровительство», «защита». Азербайджанские саячи ходили по домам в конце осени и зимой и воспевали достоинства домашних животных, за что получали масло, муку, сыр и т. д. Обходы саячи совершались в тех уездах, где жители занимались овцеводством.
На территории Малой Азии на обрядность пастушеского праздника оказали большое влияние рождественско-новогодние и масляничные обрядовые комплексы местного греческого населения. И это не удивительно, поскольку праздник Сайа по времени совпадал с этими греческими праздниками. Такое близкое соседство было подмечено в упоминавшемся уже персидско-турецком словаре Нигматуллы (XVI в.), в котором говорится, что праздник Сайа приходится на день, когда неверные опускают в воду крест, т. е. на Крещение. К тому же некоторая близость обнаруживалась в обрядности праздников: и здесь и там основным элементом празднования являлись хождения ряженых. В процессе культурного взаимодействия праздник Сайа приобрел новые черты, связанные с празднованием середины зимы, а его обрядность обогатилась традиционными сюжетами театрализованных действий местного греческого населения (имитация брака, идея умирания и воскрешения, космического противоборства зимы и весны, инсценируемая в виде состязаний между участниками представления) [Календарные обычаи, 1973, с. 325–327; Календарные обычаи, 1977, с. 322–326]. Иногда степень влияния ощущалась настолько сильно (как, например, в области Кайсери), что праздник Сайа рассматривался как один из греческих праздников (рум байрамы) [Türker, 1943, с. 14].
Сезон хамсин (араб. «пятьдесят») продолжался с конца января — начала февраля до Невруза. Во время этого последнего зимнего периода крестьяне совершали ряд ритуальных действий и обрядов, которыми отмечали начало весеннего пробуждения природы. Эти обряды одновременно должны были способствовать постепенному переходу к весне, подготавливали победу живительных сил природы, которая отмечалась в Невруз и Хыдреллез.
Согласно народным верованиям, перешедшим от арабов, первый поворот от суровой зимы к весне происходит сначала в воздухе (20 февраля), через неделю в воде (27 февраля) и затем на суше (8 марта). Эти этапы потепления носили арабское название джемре.
В Восточной Анатолии первое потепление 20 февраля отмечалось проведением различных церемоний. В области Карс в этот день праздновались «проводы» наиболее тяжелого времени зимы (чиле чыкырма). Основным элементом этого празднества являлись коллективные гадания. Юноши и девушки, вступившие в брачный возраст, собирались в одном доме и гадали о замужестве или женитьбе. В ведро с водой опускали иголки с цветными нитками. Ведро раскачивали и смотрели, какие иголки соединяются. Если иголка девушки соединилась с иголкой юноши, им предрекали свадьбу в будущем году. Затем девушки устраивали гадания, подобные тем, которые совершались на Хыдреллез [Kaya, 1970, с. 5672].
В области Ван (Восточная Анатолия) этот день знаменовал также началом окота овец. Здесь устраивались обход домов ряжеными под названием кёси, напоминавшие обходы праздника Сайа. В представлении участвовало четверо парней. Один из них наряжался в звериную шкуру, на голову надевал войлочный колпак, подвязывал бороду из белой шерсти, сзади прикреплял лисий хвост. С колокольчиками в руках он и другой парень, одетый в женское платье, обходили дома деревни. Их сопровождало еще два участника представления, одетые животными (волком, лисой или шакалом). Они били в барабаны и разыгрывали сценки.
В Центральной Анатолии в это время праздновали цветение безвременника (чигдем). Этот цветок, начинающий распускаться вместе с таянием снегов, символизировал приход весны, оживление и обновление природы, оповещал земледельцев о наступлении весенних работ. Появление первых цветков безвременника отмечали дети обрядом