Как уже отмечалось, характерной особенностью весенних обрядов было собирание свежераспустившихся цветов и молодых побегов, символизировавших обновление жизни. Исключительное значение в дни весеннего праздника по всему Китаю приписывалось иве, которая в народном быту выступала символом связи живущих с предками. В день поминовения усопших молодыми побегами ивы украшали семейные могилы. Их также вешали под крышей дома и на ворота. В средневековом Китае существовал обычай в середине 1-го месяца прикреплять к воротам дома ветви ивы и совершать поклонения предкам в том направлении, куда ветви указывали [Groot de, 1886, с. 254]. Таким образом, народные верования китайцев тоже несут в себе отголоски широко распространенного в древности мотива связи душ умерших и ивы, сохранившегося, в частности, и в русском фольклоре. Вместе с тем, как отметил еще Й.Й. де Гроот, ива, будучи растением долголетним, чрезвычайно жизнестойким и распускающимся вместе с первыми весенними лучами солнца, слыла в Китае символом бессмертия и жизненной силы [Groot de, 1886, с. 253]. Жители Восточного Китая, в особенности женщины и дети, вплетали в волосы веточки ивы, ибо, согласно древнему народному поверью, тот, кто сделает это, «будет румян лицом и не состарится» [Гу Лу, 1973, с. 3817]. В провинции Хунань бытовала поговорка: «Кто не носит иву в Цинмин, тот после смерти превратится в теленка» [Хунань, 1985, с. 182]. В Пекине волосы или одежду украшали веточкой ивы для того, чтобы после смерти не переродиться в «желтого пса» [Ли Цзяжуй, 1936, с. 49].
Примечателен древний обычай, доживший кое-где в деревнях до XX в., в день Цинмин добывать новый огонь посредством трения ивовых палочек, а затем варить на нем рис. В районе Сучжоу в прошлом веке этот новый огонь называли «диким» [Гу Лу, 1973, с. 3819].
В день весеннего праздника двери домов могли украшать ветвями и других деревьев, символизировавших долгую жизнь, например, сосны, а в Южном Китае — фигового дерева. Так, фуцзяньцы приносили с семейного кладбища веточку сосны и вешали ее на дверях дома [Hodous, 1915, с. 60]. Вывешенные в доме или вплетенные в волосы в праздник Цинмин веточки ивы по всему Китаю считались оберегом от ядовитых насекомых.
Со временем архаический смысл обычая в день весеннего праздника прикреплять к воротам ветви ивы был забыт, и этой традиции было дано псевдоисторическое объяснение. С эпохи позднего средневековья происхождение его стали связывать с именем Хуан Чао, грозного предводителя народного восстания против танской династии в IX в. Согласно одной версии легенды, Хуан Чао поднял восстание в день Цинмин, приказав своим сторонникам нацепить на себя в качестве отличительного знака веточки ивы [Brendon, Mitrophanow, 1927, с. 229]. Согласно версии, бытовавшей в провинции Фуцзянь, Хуан Чао однажды пощадил некую женщину, повелев ей вывесить побеги ивы на воротах ее дома, а солдатам — не врываться в дома, украшенные ивой. Местные жители последовали примеру этой женщины и тем спасли свою жизнь. В дальнейшем хакка принесли новый обычай в Гуандун [Groot de, 1886, с. 247].
К циклу весенних обрядов примыкал Праздник Омовения Будды, отмечавшийся в 8-й день 4-го месяца (в некоторых районах, в частности в Юго-Западном Китае, в 8-й день 2-го месяца). В этот день, почитавшийся китайскими буддистами как день рождения Будды, монахи в буддийских монастырях и набожные буддисты у себя в доме омывали статуи будд подслащенной водой и осыпали их цветами. Благочестивые люди покупали разных водяных тварей и выпускали их в воду, совершая угодный Будде обряд «освобождения живности». В Южном Китае некоторые семьи отмечали этот буддийский праздник приготовлением постной каши из риса, смешанного с кунжутным семенем, различными видами сушеных фруктов и орехами — миндалем, арахисом и пр. Такую кашицу в народе называли «рисом Будды Амитофо» [Doolittle, 1867, с. 54; Гуандун, 1972, с. 172].
В Центральном и Восточном Китае к дню рождения Будды рис варили в отваре из листьев черного дерева, которому приписывали магические свойства. Такой рис, приобретавший темный оттенок, монахи высылали в дар своим прихожанам [Гу Лу, 1973, с. 3824]. В уезде Дункоу (провинция Хунань) этот «черный рис» до сего времени едят все люди по фамилии Ян. Местная легенда называет виновником возникновения этого обычая полководца сунской эпохи Ян Вэньгуана (XII в.). Однажды, говорится в ней, Ян Вэньгуана бросили в тюрьму и не давали ему есть, но сестра полководца сумела обмануть бдительность тюремщиков, послав брату корзинку с «черным рисом», на дне которой был спрятан меч. Ян Вэньгуан вырвался из тюрьмы в 8-й день 4-го месяца. В память об этом событии потомки Ян Вэньгуана к годовщине его освобождения варят рис в отваре из листьев черного дерева [У Цзинцзян, Сяо Юйцюнь, 1983, с. 48]. В провинции Чжэцзян была распространена легенда о том, что некий любящий сын накормил «черным рисом» свою мать, превратившуюся после смерти в голодного духа [Чжэцзян, 1986, с. 391].
Во многих районах Китая крестьяне по-своему отмечали 8-й день 4-го месяца. В деревнях Фуцзяни он считался днем рождения буйволов [Минси, 1975, с. 456]. Хунаньские крестьяне отпускали пахотных буйволов свободно пастись накануне сева, как бы устраивая для них праздник перед началом страды, а в первый день сева они всей деревней выходили в поля, и старейший пахарь под грохот гонгов и хлопушек высаживал первый росток риса [Хунань, 1985, с. 183]. Жители той же Хунани в Праздник Омовения Будды вывешивали заклинание против насекомых: к дверям дома приклеивали крест-накрест полоски желтой бумаги с надписью: «В праздник 8-го дня 4-й луны Дунбинь (имеется в виду легендарный даосский маг Люй Дунбинь. — Авт.) зайдет отдохнуть. Святой небожитель дунет раз, и все насекомые разлетятся» [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 6, с. 29]. Сычуаньцы вывешивали красную бумагу с надписью: «Выдаем замуж волосатых насекомых» [Цюй, 1976, с. 532]. В Юньнани, для того чтобы избавиться от насекомых, сыпали золу в углы комнат [Цзиндун, 1968, с. 193]. В деревнях уезда Юндин (Фуцзянь) Праздник Омовения Будды отмечался общинными жертвоприношениями богам, которые сопровождались плясками нарядно одетых девушек и юношей [Лу Гуаньси, 1929, с. 15–16].
Летние обычаи и обряды
Характер летних обрядов у китайцев определен тем, что лето знаменует середину годового цикла. Лето, как и Новый год, — это переходная пора года, момент неустойчивого равновесия сил жизни и смерти. Поэтому обряды летнего сезона проникнуты стремлением сдержать натиск мертвящих поветрий второй половины года и поддержать жизненные силы природы, стремлением, за которым без труда угадывается забота о вызревающем на полях урожае.
Дата начала лета по циклу 24 сезонов года, приходившаяся обычно на первые числа 4-го месяца, занимала видное место в народном календаре китайцев. Так, жители района нижнего течения Янцзы отмечали его поклонением богам и предкам у семейного алтаря, украшенного ветвями «счастливых деревьев» — персика и сливы [Гу Лу, 1973, с. 3823]. В провинции Чжэцзян день прихода лета отмечали разнообразными пиршествами. Так, в Ханчжоу по этому случаю полагалось есть «три горячих угощения» (жареные рисовые лепешки, жареную курятину и подогретое вино), «пять закусок» и «девять новинок сезона» — главным образом свежую рыбу, яйца и овощи [Чжэцзян, 1986, с. 58]. В области Хучжоу дети собирали по деревне рис, яйца, овощи и пр. и сами готовили «еду из дикого котла», угощая ею и взрослых. А в окрестностях г. Тайчжоу ели рисовые пирожки с мясом и запивали их вином, что называлось «напоить допьяна лето» [Чжэцзян, 1986, с. 388, 530].
В Центральном Китае приход лета возвещал о наступлении летнего зноя, делавшего людей сонливыми и малоподвижными. Поэтому местные жители отмечали его обрядами, которые должны были уберечь их от дремоты в летнюю пору. В г. Сучжоу с этой целью ели соевые бобы и пили чай с кусочками древесного угля, который еще с Нового года висел в качестве оберега на дверях дома. Такой чай называли «чаем седьмой семьи». Тогда же чайные листья с крошками древесного угля было принято дарить соседям. Даже если выдавалась ненастная погода, полагалось одеваться легко и провести некоторое время на свежем воздухе [Гу Лу, 1973, с. 3824]. Жители провинции Цзянси в день прихода лета пили вино и ели вареные яйца, которые также давали есть собакам в качестве подношения «предку собак», что, возможно, являлось пережитком распространенного среди древних народов Южного Китая культа собаки [Шанъю, 1975, с. 146]. Наконец, крестьяне многих районов Центрального и Южного Китая гадали о будущем урожае по погоде, выдавшейся в первый день астрономического лета: дождь в этот день предвещал хороший урожай, ясная погода — засуху [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 8, с. 17; Синьхуа, 1975, с. 805].
Собственно летний праздник проходил в 5-м месяце традиционного лунного календаря, причем относившиеся к нему обряды еще и на рубеже нынешнего столетия, особенно в сельской местности, совершались в течение значительного промежутка времени. Поэтому летний праздник в народе чаще всего называли просто праздником 5-го месяца (у юэ цзе). Праздничный период начинался с наступлением месяца и длился около двух недель или даже более. Тем не менее, кульминация празднества обычно приходилась на 5-й день месяца, отчего в просторечии его нередко именовали праздником 5-го дня (у жи цзе).
Атмосфера праздника 5-го месяца, который имел очень древние корни, существенно отличалась от настроения, пронизывавшего весенние обряды, включая Новый год. Она складывалась под воздействием весьма разнородных, но в значительной степени параллельных друг другу и дополнявших друг друга факторов. С астрономической точки зрения праздник 5-го месяца соответствовал дате летнего солнцестояния и был неразрывно связан с представлениями о середине годового пути солнца, о границе между первой и второй половинами года. Иными словами, он знаменовал собой своеобразный экватор растительного цикла, переход от весеннего цветения к осеннему увяданию.