Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 3, с. 108].
В Гуанчжоу главным угощением на лень зимнего солнцестояния была рыба, фаршированная мясом крабов и креветок, редькой и другими овощами. Гуанчжоусцы называли ее «рыбной живностью», и местная поговорка гласила: «В летний солнцеворот едят собачье мясо, в зимний солнцеворот едят рыбную живность» [Гуандун, 1972, с. 10].
Однако важнейшей обрядовой едой в день зимнего солнцестояния были особые рисовые клецки. На Севере их называли хуньдунь, как именовали в Китае состояние первозданного хаоса, на Юге — просто «шариками» (туаньцзы, туаньюаньцзы). Подобно красным бобам, рисовому печенью, пельменям и другим кушаньям, которые ели как в день зимнего солнцестояния, так и на Новый год, рисовые клецки готовили к самому короткому дню года даже в Пекине и прочих местностях, где не было принято приносить родственникам и друзьям поздравления по образцу новогодних. Жители Пекина говорили: «В зимний солнцеворот едят хуньдунь, в летний солнцеворот едят лапшу» [Ли Цзяжуй, 1936, с. 105]. Эти клецки шарообразной формы вылепливали из сладкого теста, замешенного на отборной рисовой муке, и оставляли у очага, дожидаясь, пока они затвердеют. Жители Тайваня изготавливали несколько особенно крупных, размером с куриное яйцо, клецок, называя их «шариками-матерями». Из того же сладкого теста они делали фигурки свиней, уток, собак, зайцев, рыбок и прочих существ [У Интао, 1980, с. 31]. В Фуцзяни на жертвенный столик ставили блюдо с 12 клецками, символизировавшими 12 месяцев года. Эти клецки воспринимались также как символы серебряных слитков, употреблявшихся в качестве денег. В день зимнего солнцестояния их дважды — утром и после полудня — приносили в жертву предкам и богам, а также приклеивали к дверям и окнам домов, семейному ложу, колодцу, курятнику, свинарнику и другим хозяйственным постройкам, выражая благодарность духам-покровителям дома и хозяйства за благополучие семьи в истекшем году и моля о ее процветании на будущее.
Клецки из сладкого теста, как явствует из их наименования на Севере, выступали в качестве символа первозданного хаоса хуньдунь, считавшегося в китайской традиции прообразом полноты бытия. Символом той же всеобъемлющей полноты и завершенности являлась их шарообразная форма, которую на Юго-Востоке называли «небесной округлостью». Идея совершенной полноты в народном сознании была неотделима от представления о единстве всех членов рода, живых и мертвых. Изготавливать шарики хуньдунь и есть их полагалось сообща всем членам семьи. Обычай требовал присутствия жены главы семейства, в противном случае ее роду, согласно распространенному поверью, суждено было захиреть [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 3, с. 75]. Согласно распространенному на Севере поверью, их ели также для того, чтобы «не отморозить уши» [Цзежи байкэ, 1986, с. 171]. Если в доме за прошедший год появилась молодая жена, именно ей следовало, надев красную кофточку, замесить тесто для клецок, что считалось добрым предзнаменованием для нее. Бездетные женщины нередко откладывали себе несколько клецок в надежде обзавестись потомством. На Тайване многие женщины, поджаривая клецки на огне, гадали о том, кто родится у них — сын или дочь — в зависимости от того, разбухнут или, наоборот, сморщатся эти клецки [Doolittle, 1867, с. 74; У Интао, 1980, с. 31].
Любопытная легенда о происхождении обычая есть рисовые клецки в день зимнего солнцестояния бытовала в провинции Фуцзянь. В ней рассказывается о некоем дровосеке, который, блуждая по горам, провалился в глубокую пропасть (т. е. попал на тот свет), где он питался волшебными плодами. Через некоторое время его тело затвердело, на нем появилась шерсть, и оно обрело способность летать (т. е. дровосек стал душой умершего). Тогда дровосек взлетел ввысь и возвратился домой, но не узнал своих домашних. Те угостили его сладкими клецками из рисовой муки. Приняв эти клецки за волшебные плоды, дровосек съел их, и к нему вернулась его «первоначальная природа». С тех пор, гласит легенда, у людей появился обычай всей семьей есть клецки из сладкого теста [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 5, с. 61].
Легенда о дровосеке из Фуцзяни указывает на значение клецок из рисовой муки как символа жизненной силы и средства воссоединения живых и мертвых. Отметим еще один обычай, существовавший в провинции Фуцзянь: если в течение года умер кто-либо из старших членов семьи, его потомки не имели права сами готовить тесто для клецок и должны были получить его в подарок от родственников [Doolittle, 1867, с. 75].
В жертву предкам в день зимнего солнцестояния приносили также рисовые пирожные, красные бобы, вино и обязательно свинину, которая, как верили на Юго-Востоке, в эту пору дарила силу и здоровье [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 4, с. 16]. Во многих местностях Южного Китая, в частности в Цзянси, Чжэцзяне, Гуандуне, на зимний солнцеворот было принято посещать предков и убирать их могилы. Жители провинции Шэньси сжигали в дар предкам кусок бумаги, свернутой наподобие отреза шелка. Это называлось «отправить штуку шелка» [Гуцзинь, 1934, кн. 22, с. 60а]. После жертвоприношений предкам члены семьи в полном составе приступали к праздничному пиршеству, стараясь наесться до отвала. Жители Ханчжоу клали голову и хвост рыбы с праздничного стола в посудину с рисом, что символизировало достаток в доме [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 4, с. 15]. Наконец, в день зимнего солнцестояния полагалось ремонтировать очаг и поклониться Богу очага.
Еще одним популярным обрядом в зимний период было приготовление «каши Восьмерки месяца ла» (лабачжоу) к 8-му дню 12-го месяца. Готовили эту кашу из разнообразных постных продуктов: круп (но не муки), различных злаков, миндаля, редьки, фасоли, бобов, орехов, гороха, каштанов, арбузных семечек и пр. Кашу раскладывали в чашки, покрывали сахарной пудрой и корицей и нередко украшали миниатюрной фигуркой льва. Часть каши дарили родственникам и друзьям.
В позднейшем китайском фольклоре обряд приготовления каши лабачжоу оказался связанным с морализаторскими мотивами буддизма и конфуцианства: по преданию, всемилостивая богиня Гуаньинь преподнесла ее своему отцу, прежде чем постричься в монахини [Brendon, Mitrophanow, 1927, с. 71]. В действительности история обрядов, относящихся к 8-му дню 12-го месяца, намного древнее истории буддизма или даже конфуцианства в Китае. Она восходит к архаическим новогодним празднествам ла, о которых напоминает и само название последнего месяца в народном лунном календаре китайцев — месяц ла. В старину празднества ла, вдохновлявшиеся магией плодородия, символизировали очищение от поветрий старого года и рождение новой жизни. Пережитки этих празднеств различимы в некоторых народных обычаях и поверьях, связанных с 8-м днем последнего месяца. Об их оргиастическом характере напоминает существовавший в провинции Шэньси обычай в этот день раздавать еду нищим, об их магии плодородия — бытовавшее на Севере поверье с том, что лабачжоу надо есть целый день, дабы урожай был обильным [Ху Пуань, 1923, ч. 1, цз. 7, с. 35; цз. 1, с. 10]. Жители г. Шоучунь (провинция Аньхой) еще и в прошлом столетии ставили чашки с кашей лабачжоу на семейный алтарь и молили о богатом урожае в будущем году.
Там же сохранялся древний обычай устраивать в 8-й день 12-го месяца экзорсистские процессии [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 5, с. 33]. Жители уезда Тэнъюэ (провинция Юаньнань) в 8-й день 12-го месяца брали воду из расположенного в окрестностях города Драконьего пруда, ибо, согласно местному поверью, овощи, засоленные на взятой в этот день воде, никогда не прокиснут [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 8, с. 24].
Отметим, что не все в Китае ели кашу лабачжоу в 8-й день последнего месяца года. В некоторых местностях Чжэцзяна это делали на 8-й день 10-го месяца, в уезде Цюй (провинция Сычуань) — на 8-й день 11-го месяца [Ху Пуань, 1923, ч. 2, цз. 4, с. 24; Цюй, 1976, с. 516].
Новый год и его место в годовом цикле
Остается упомянуть о новогодних празднествах, возвещавших в Китае наступление не только нового года, но и очередной весны. Новый год занимал совершенно особенное место в цикле календарных обрядов китайцев: это был подлинно универсальный праздник, в котором отображались все важнейшие формы традиционной обрядности китайцев [Календарные обычаи, 1985, с. 11]. Празднование Нового, года в Китае включало в себя несколько этапов и растягивалось более чем на месяц. Поскольку празднества Нового года подробно описаны, как уже отмечалось выше, в специальном томе настоящего издания, мы ограничимся краткими сообщениями об основных видах новогодней обрядности, в ряде случаев иллюстрируя их новыми материалами.
Период празднования Нового года фактически начинался с середины последнего месяца, когда по всему Китаю развертывалась торговля новогодними товарами и подготовка к встрече Нового года. Недаром, например, в уезде Дунвань (провинция Гуандун) вторая половина 12-го месяца так и называлась — время «приобретения новогодних предметов» [Гуандун, 1972, с. 173]. Сычуаньцы в полдень 16-го дня 12-го месяца приносили благодарственные жертвы «предкам и Небу» и всей семьей собирались на пиршество (Цюй, 1976, с. 534). В Гуандуне, Фуцзяни, на Тайване торговцы в 16-й день последнего месяца совершали щедрые жертвоприношения местному Туди-гуну. Затем у ворот дома они преподносили в дар неупокоенным душам постную пищу, бумажную одежду и жертвенные деньги. Члены семьи участвовали в совместной трапезе, на которой главным блюдом были пирожки с овощной начинкой. С этого дня начинался период уплаты долгов, что надо было сделать до встречи Нового года [Гуандун, 1972, с. 176; У Интао, 1980, с. 32].
В Юго-Восточном Китае продолжали жить древние новогодние экзорсистские традиции. Так, в Сучжоу в прошлом веке с полнолуния до 24-го дня последнего месяца года группы мальчиков и девочек, наряженные Богом очага и его супругой, ходили по домам и просили денег. То же самое проделывали местные нищие, изображавшие заклинателя демонов Чжункуя [