Ким Ильчхуль, 1958, с. 46, рис. 7]. Прорисовка В.И. Агафонова.
По мнению ученого школы Сирхак Ли Ика (1682–1764), в Корее в XVII–XVIII вв. главными были четыре праздника: Новый год (Соль), Хансик, Тано и Чхусок [Хван Чхольсан, 1962, с. 67]. В начале XIX в. «тремя великими праздниками» в Корее считались: Новый год, Тано и Чхусок [Сесипхунсок, 1982, с. 199]. Однако наряду с самыми важными празднествами широко бытовали и другие. В конце XIX — начале XX в. при описании календарных обычаев и обрядов стало традиционным выделять Новый год, а также обычаи, обряды и праздники весеннего, летнего, осеннего и зимнего времени года. Этот принцип систематизации сохраняется и в наши дни [Чосон минсокхак, 1980, с. 85–89; Сесипхунсок, 1982, с. 2–285; Чосон-ый минсок, 1985, с. 216–231].
Времена года и сезоны[2]
Согласно письменным источникам, уже на рубеже нашей эры жители Корейского полуострова выделяли четыре времени года: весну, лето, осень, зиму. Эта традиция укрепилась в последующую эпоху. Так, из сообщений китайской летописи «Бэйши» следует, что в государстве Пэкче год делился на четыре времени года, причем в среднюю луну, или в средний из каждых трех месяцев того или иного сезона, устраивались жертвоприношения: «Государь в четыре средние луны приносит жертвы Небу и Духам пяти Ди» (Пять ди: пять древних китайских правителей или пять владык стран света. — Примеч. Н.Я. Бичурина) [Бичурин, 1950, т. 2, с. 64]. М.И. Никитиной высказывалось предположение, что в древности в Силла делили год на два времени — на весну и осень [Никитина, 1982, с. 58].
Однако несомненно, что в период Трех государств и в период Корё понятие о четырех временах года было господствующим. Об этом, в частности, свидетельствуют записи в «Самгук саги». Ритм календарных праздников корейцев, как и других народов, был теснейшим образом связан с ритмом трудовой деятельности. Имеется в виду ритм в широком значении термина, включающем соотношение сезонных работ земледельцев, режим дня, согласованность отдельных этапов трудового процесса. Устойчивый трудовой ритм был закреплен длительной традицией корейского крестьянина, находил идеологическое оправдание в народном мировоззрении, контролировался семьей, общиной. Оптимальный для определенных природно-хозяйственных, социальных, историко-культурных и этнических условий трудовой ритм в сочетании с детальным эмпирическим коллективным знанием природно-хозяйственных условий, особенностей того или иного региона давал возможность даже с примитивными орудиями труда достигать необходимых производственных результатов (см. подробнее о корейском календаре [Джарылгасинова, 1979, с. 17–25; Ионова, 1982, с. 13–30; Сесипхунсок, 1982, с. 91–93, 670–671; Календарные обычаи, 1985, с. 81–85]).
Истоки народного сельскохозяйственного календаря корейцев уходят в глубокую древность. Изучение богатейшей неолитической культуры на территории Корейского полуострова (по мнению ученых КНДР, датируемой V–III тысячелетиями до н. э.) свидетельствует о том, что уже в неолите древнекорейские племена занимались земледелием. По-видимому, уже в тот период существовали порайонные различия. Очевидно, самыми древними сельскохозяйственными культурами были просо, ячмень, пшеница, бобовые культуры. Культура суходольного, а затем поливного риса получила распространение в позднем неолите и в период бронзы.
Хозяйственная деятельность древних насельников Корейского полуострова, и, прежде всего, занятие земледелием, определила необходимость наблюдений за небесными светилами, за переменами в природе, связанными с различными временами года.
В корейской мифологии создателем «первого» календаря провозглашается Небесный правитель Хванун, отец «основателя» Древнего Чосона Тангунвангома. В «Самгук юса» о Хвануне записано, что ему подчинялись Божество ветра, Повелитель дождей, Повелитель туч, что он определял рост злаков, судьбы людей, болезни и наказания, добро и зло. Наконец, «от него зависели все 360 дел людей. В этом мире он ведал всеми превращениями» [Самгук юса, 1960, с. 57; Джарылгасинова, 1972, с. 102]. Согласно мифологической хронологии, деяния Хвануна относятся к III тысячелетию до н. э.
Древнекорейские эпиграфические памятники, а также сообщения китайских династийных хроник и средневековых корейских летописей свидетельствуют о том, что к первым векам нашей эры необходимые для сельскохозяйственной деятельности наблюдения за небесными светилами имели у древних корейцев давние, многовековые традиции. Так, в «Самгук саги» — в «Летописях Силла» — солнечные затмения начинают упоминаться со времени правления полулегендарного Хёккосе-косогана (57 г. до н. э. — 3 г. н. э.); первое упоминание датируется 54 г. до н. э. [Самгук саги, 1958, т. 1, с. 2]. В «Летописях Пэкче» первое сообщение о солнечном затмении датируется 6-м годом правления Основателя — Онджо-вана (18 г. до н. э. — 27 г. н. э.), т. е. 13-м годом до н. э. [Самгук саги, 1958, т. 1, с. 560]. В «Летописях Когурё» солнечные затмения фиксируются со времени правления Тхэджована (53-145); первое упоминание относится к 114 г. [Самгук саги, 1958, т. 1, с. 387]. Причем сведения о солнечных затмениях, содержащиеся в «Летописях Когурё», подтверждаются аналогичными записями в китайской династийной хронике «Хоуханьшу» (раздел «Записи о пяти стихиях природы») [Чон Чин Сок, Чон Сон Чхоль, Ким Чхан Вон, 1966, с. 26].
Наблюдения за небесными светилами у древнекорейских народов были связаны с земледелием. Так, о народе когурё в «Саньгочжи» (III в. н. э.) записано: «Поклоняются также звездам (Линсин)» [Пак, 1961, с. 119]. Н.Я. Бичурин приводит аналогичное сообщение из комментария к «Ханьшу»: «Левый угол созвездия Лин-син, называемый Тъхянь-пъхянь (здесь и далее курсив Н.Я. Бичурина. — Авт.), есть благополучное предзнаменование для землепашества. Приношение быка в дань Чень называется Лин-син» [Бичурин, 1950, т. 2, с. 25]. О народе е Чэнь Шоу в III в. н. э. сообщал, что они по виду и положению небесных светил умели «предсказать, какой будет год — обильный или скудный» [Пак, 1961, с. 126].
Систематизация астрономических знаний в Корее в период Трех государств (57 г. до н. э. — 668 г. н. э.) была связана, прежде всего, с развитием земледелия, с попытками оказать воздействие на сельскохозяйственное производство. Широкое распространение имели концепции древнекитайской астрологии о том, что небесные явления оказывают непосредственное влияние на ход событий на Земле. Отрасль знаний, связанная с астрономическими наблюдениями, получила в древней Корее название чонмун (небесная грамота). В государствах Когурё, Пэкче и Силла существовали учреждения, в ведении которых было наблюдение за небесными светилами и составление календарей. Однако в источниках сохранились их наименования только для Когурё и Пэкче: в Когурё такое учреждение называлось Ильча, в Пэкче — Илькванбу. Ученые-астрономы чхонмун пакса (досл. профессора небесной грамоты) вели большую работу по составлению календарей и астрономических карт, которые являлись символами королевской власти, прерогативой правителей.
Первые астрономические карты появились в Когурё. Одна из них была вырезана на каменной плите. Как считают ученые КНДР, с этой каменной плиты еще в период Когурё были сняты карты-эстампы; сама стела со звездной картой была утрачена во время войн в VII в., а эстамп с нее был найден лишь в конце XIV в., в первые годы правления династии Ли. В 1395 г. с него была снята копия, в которую были внесены некоторые поправки. Эта астрономическая карта известна под названием «Чхонсан-рёль чхабунячжидо». На ней показана небесная сфера с Северным полюсом в центре, точно отмечены 282 созвездия с 1467 звездами. На карте показаны точки весеннего и осеннего равноденствия, выделены 24 сезона [Астрономическая карта, 1977, с. 25].
Изображения небесных светил, которым придавалось магическое значение, широко представлены в фресках гробниц эпохи государства Когурё, датируемых III–VII вв. Солнце, луна и созвездия, например, созвездие Чхильсон («Семь звезд»; в русской науке — Большая Медведица), помещались древними художниками на потолочных сводах гробниц, символизировавших небесную сферу. Созвездие Чхильсон служило важным ориентиром для определения времени года. Как известно, в Северном полушарии в зимний период «ручка ковша» Большой Медведицы повернута вниз, а в летний — вверх. Так, на одной из фресок, украшавших гробницы Когурё, и датируемой III–IV вв., изображена сцена охоты, а созвездие Большой Медведицы, украшающей небосвод, на данной фреске изображено в таком положении, когда ручка повернута направо. Следовательно, можно предположить, что художник изобразил весеннюю охоту, которой приписывалось магическое значение — способствовать богатому урожаю.
В государстве Силла в VII в. была сооружена обсерватория — Башня для наблюдения за звездами (Чхомсондэ), до наших дней сохранившаяся в г. Кейджу. Эта башня напоминает сужающийся кверху огромный сосуд, высотой 9 м. На вершине башни установлена квадратная плита. В такой необычной форме была выражена древняя идея, согласно которой Небо круглое, а Земля квадратная.
О назначении обсерватории ученые высказывают разные мнения. Одни полагают, что на ее вершине устанавливались инструменты для наблюдения за луной и звездами; другие считают, что это своеобразная обсерватория без купола; третьи же утверждают, что по положению и длине солнечной тени, отбрасываемой башней, определяли начало времен года и, возможно, начало каждого из 24 сельскохозяйственных сезонов. На южной стороне башни имеется окошко, которое расположено таким образом, что в дни весеннего и осеннего равноденствия солнечный свет в полдень полностью освещает весь пол внутри здания. А в дни зимнего и летнего солнцестояния солнечные лучи совсем не попадают в башню. По мнению ученых, обсерватория Чхомсондэ была центром астрономической деятельности в государстве Силла, отправным меридианом, точкой отсчета при определении направлений и сторон света. Установленная на вершине башни квадратная каменная плита указывала четыре стороны света; ее диагональные проекции углов давали четыре дополнительные точки отсчета. Территория, примыкающая к обсерватории, была вымощена каменным