тток». В провинции Кенги и к югу от нее внутрь «вкусного тток», который по форме напоминал колобок, вкладывали плоды жужуба или каштана. Существовал обычай, согласно которому каждый должен был съесть столько колобков, сколько ему лет [Ким Ильчхуль, 1958 (III), с. 30]. В некоторых районах это угощение называлось сонъпхён (сосновые колобки). Интересен способ приготовления сонъпхён: на рисовую муку лили кипяток, затем из образовавшейся массы делали маленькие колобки, внутрь которых иногда клали сою, бобы, финики, каштаны, бобовую или кунжутную пудру. Затем колобки парили вместе с сосновыми иглами. Спустя некоторое время их вынимали, промывали чистой водой, смазывали кунжутным маслом и медом и подавали к столу [Ha Tae Hung, 1972, с. 23; Чосон ымсик, 1985, с. 141]. Примечательно, что компоненты этого угощения — рис, иглы сосны, бобы, каштан, жужуб, кунжут — считаются в Корее (да и у всех земледельческих народов Восточной Азии) символами долголетия, здоровья, процветания. Приготовление и поедание особой пищи в 1-й день 2-й луны, несомненно, было связано с магическими действами, которые должны были способствовать богатому урожаю. А сложившаяся в XVIII–XIX вв. традиция готовить сонъпхён и угощать им сельскохозяйственных работников также должна была «прибавить» им сил и «способствовать» их хорошей работе.
В провинции Южная Чолла бытовала традиция в 1-й день 2-го месяца устраивать так называемые круговые церемонии, во время которых все соседи (или все односельчане) по очереди собирали всеобщее застолье [Korea, 1974, с. 246].
Моления об урожае в начале 2-й луны на о-ве Чечжудо (вплоть до конца XIX в.) сопровождались театрализованными представлениями. Для них делали большой макет быка, на который надевали ярмо. «Быка» под музыку «вели» в начале церемониального шествия (ср. шествия с «весенним быком» у китайцев во время новогодних праздников). Человек, шедший за изображением быка, имитировал движения пахаря. В процессии участвовало несколько ряженых; так, один был в маске птицы, а другой изображал охотника. Во время шествия из рядов выходил «охотник» и делал вид, что стреляет из лука в птицу (имитация обряда отгона птиц от посевов). Три участника шествия разыгрывали сцену ссоры в доме: двое мужчин, одетых по этому случаю в женские платья, изображали драку между соперничающими женами, которых, в конце концов, усмирял их муж. В каждом доме участников театрализованного представления обязательно угощали [Ионова, 1970, с. 159].
Маски коровы и быка для представления танцев в масках [Ким Ильчхуль, 1958, с. 254, рис. 26]. Прорисовка В.И. Агафонова.
Повсеместно 1-й день 2-й луны был посвящен тщательной уборке жилищ. Затем на длинных бумажных свитках иероглифами писали заклинания, призванные изгнать из дома всех насекомых-вредителей: «Волосатые гусеницы, уходите скорее прочь, уходите прочь за тысячу ли от дома!» Свитки вывешивали на столбах дома. С этой же целью на его крыше (или просто во дворе) устанавливали ветки сосны [Korea, 1974, с. 246].
Среди обычаев и обрядов 1-го дня 2-й луны важное место занимали моления о здоровье членов семьи. Так, в деревнях некоторых районов провинций Северная и Южная Кёнсан домочадцы, встав рано утром, накрывали на кухне (или во дворе) стол со специально приготовленной едой (обязательно включавшей рис). Здесь же совершались моления Небу о даровании всем здоровья. Лист белой бумаги разрезали на столько кусков, сколько было членов семьи, на каждом маленьком листке писали дату рождения того или иного домочадца и после молитв эти листочки поочередно сжигали (своеобразная форма жертвоприношении). Наблюдая за пламенем горящих листков пытались предугадать судьбу: чем оно было выше, тем более счастливым представлялось будущее [Ha Tae Hung, 1972, с. 24].
В прибрежных районах провинций Неверная и Южная Кёнсан крестьяне оставляли большие букеты из ветвей и листьев бамбука (иногда использовались деревца бамбука) и украшали их разноцветными тканями и цветной бумагой. Букеты ставились в сосуды, сделанные из высушенной тыквы горлянки. Букеты помещали и около алтаря. После завершения жертвоприношений и молений Небу перед алтарем их сохраняли до 20-го дня 2-го месяца. При этом для букетов каждый день брали новые сосуды, в которые ранним утром наливали свежей воды из колодца.
Необходимо особо отметить важную роль в обрядах 2-го дня 2-го месяца таких компонентов, как сосна и бамбук — символы долголетия (бамбук, как и сосна, является также символом пожелания мужского потомства).
В прибрежных селениях в 1-й день 2-го месяца крестьяне и рыбаки совершали специальные жертвоприношения и устраивали моления Богине ветра (Ёнъдунъ). С незапамятных времен жители этих районов полагали, что Богиня ветра (тайфуна, шторма) — пожилая женщина, бабушка [Korea, 4. с. 246]. Считалось, что она спускается на Землю с Неба в 1-й день 2-й луны, а возвращается на Небо в 20-й день. В путешествии на Землю ее сопровождала дочь или невестка. Когда Богиня ветра приходила с дочерью — все было спокойно, но, когда ее сопровождала невестка, Богиня гневалась и приносила с собой штормовые ветра и тайфуны, которые уничтожали посевы на полях, разбивали лодки и корабли [Ha Tae Hung, 1972, с. 24–25].
Поскольку 2-й месяц в сельскохозяйственном календаре корейских крестьян был временем подготовки к посевным работам, ряд обрядов был связан с гаданием о будущем урожае, о предстоящей погоде. Так, вечером 6-го дня все наблюдали за звездным небом, за появлением одной из ярких звезд около луны. Считали, что положение этой звезды относительно луны могло предсказать изобилие или голод в наступившем году. Если звезда сияла рядом с луной — ждали средний урожай, если звезда как бы отставала от луны — хороший урожай, если как бы опережала луну — надо было ждать голода [Ha Tae Hung, 1972, с. 25].
В гаданиях об урожае большое значение придавалось погоде в 20-й день: если в этот день шел дождь, то появлялась надежда на богатый урожай, если день был облачным — ждали средний урожай, солнечный день предвещал голод. В середине месяца крестьяне пытались предугадать урожай и свою судьбу, рассматривая молодую почку ячменя [Ha Tae Hung, 1972, с. 26].
В XIX в. по всей стране отмечались 9-й и 10-й дни 2-го лунного месяца. 9-й день считался Днем высадки деревьев. В народе верили, что дерево, посаженное в этот день, хорошо приживается, и поэтому повсеместно шла посадка саженцев. Молодые девушки и дети сажали цветы, фруктовые деревья. Говорили, что если даже старое, засохшее дерево пересадить в 9-й день, то оно пустит корни и оживет.
В XVIII в., согласно записям Отано Кигоро, в Сеуле в 10-й день обычно из каждого дома выбрасывали уголь — в знак того, что стало тепло и больше не надо топить печей [Дмитревский, 1884, с. 67]. В XIX в. по всей стране этот день, как и 1-й день, стремились посвятить уборке жилищ: обновлялись циновки, чистилась утварь, во многих семьях шили новые одежды [Описание Кореи, 1900, ч. 1, с. 407]. Особенно тщательно ремонтировались и штукатурились глинобитные стены домов и глиняные заборы, окружавшие усадьбы; комнаты и полы оклеивали новой бумагой. Считали, что штукатурка должна предохранить жилище от насекомых, число которых особенно увеличивалось весной.
Середина 2-го лунного месяца с периода раннего средневековья отмечалась в Корее как Праздник фонарей (Ёндынъхве, Ёндынъджоль). Согласно письменным источникам, Праздник фонарей существовал уже в эпоху Силла. Можно предположить, что обряд зажигания фонарей в 15-й день 2-й луны, в пору подготовки к сельскохозяйственным работам, имел в древности для земледельца магическое значение: огонь на земле должен был продуцировать, усиливать солнечную активность, столь необходимую будущему урожаю, наконец, и само пламя было символом жизни. Позднее, с проникновением буддизма, этот древний обряд вошел в состав и его церемоний.
При утверждении династии Корё (X–XIV вв.) ее основатель Ван Гон установил Праздник фонарей в качестве государственного, включил его в число «трех великих» торжеств всей страны. Праздник широко отмечался не только в столице, во дворце, но и по всей Корее. Повсюду зажигались светильники. Все население, начиная с вана и знатных чиновников и кончая простым народом, «в течение всей ночи пировало, веселилось, танцевало, повсюду звучала музыка» [История Кореи, 1960, с. 174, 175].
В столице государства — Кэсоне — устраивались самые красочные торжества. На открытом воздухе строились специальные сценические подмостки, богато украшенные разноцветными фонарями. Когда зажигали все фонари, сцена напоминала сверкающую вершину, и ее называли Гора фонарей (Тынъсан). Это впечатление усиливалось благодаря тому, что подходы к сцене также освещались фонарями: кроме того, вокруг помоста устанавливались большие подсвечники с горящими свечами. О размерах подсвечников и свечей свидетельствует сообщение о том, что на одном из самых больших, сделанном в форме фигурки фантастического льва (саджа), закрепляли свечу размером с дерево (объемом более чем в один обхват). Когда зажигались все свечи, становилось светло как днем. Затем, когда сгорали огромные свечи и дым от них окутывал все вокруг, устанавливались длинные шесты, к которым крепилось несколько канатов с висящими на них горящими фонарями; от каждого столба канаты шли во все четыре стороны. На сцене и около помоста всю ночь продолжались песни и танцы.
В период Корё Праздник фонарей отмечали в каждом доме: почти у всех ворот стояли длинные шесты с фонарями; горящие фонари развешивались во дворах и около жилых построек. Народные гулянья в Праздник фонарей назывались тогда «игры с фонарями» (тынънори) или «гулянья и игры с фонарями» (тынъпульнори).
Упоминание о Празднике фонарей отмечавшемся в полнолуние 2-го месяца, сохранилось в известной песне «Тондон» (XII в.). В третьей строфе рассказывается о том, как в ночь полнолуния 2-го месяца повсюду «сверкают фонарики», при свете которых гуляют праздничные толпы. Вот как выглядит эта строфа в переводе Анны Ахматовой: