В День холодной пищи корейцы приготовляли вино, фрукты, куксу, овощи и другие разнообразные блюда, а затем отправлялись на могилы своих предков. Каждый год, когда наступал этот день, кладбище наполнялось людьми, пропалывавшими сорные травы, прибиравшими и подновлявшими могилы, сажавшими вокруг них деревья. С торжественными церемониями возлагали на могилы угощения. Плакальщики перед могилами исполняли грустную песню:
Вот настал второй месяц — холодную пищу я ем.
Высоко в горах распустились весенние почки.
Сохнущее дерево ожило и расцвело.
Йа, память о нем в моем сердце всегда.
Но ушедший человек уже не возвратится,
Мои горючие слезы падают в холодную пищу·
Эту пищу холодную я принес на могилу
Для твоей голодной души.
Бабочки кружатся — крылья их тяжелы.
С тяжелой душой омывают я в ледяной воде
И, сидя у реки, пою о тебе.
Горы вновь порозовели, азалии смеются,
Зеленые гибкие ветви колышутся под легким ветром,
Словно волосы девушки в ее счастливые шестнадцать.
Крестьяне с плугами идут на поля,
Пастухи оседлали своих любимых коней,
Поднимите золотые хлысты, чтобы
Поймать весну.
Жертвоприношения предкам — кормление покойников — совершались для того, чтобы задобрить, оказать внимание бывшим членам семьи, получить от них помощь, а в период, когда крестьяне шли с плугами на поля, наиболее желаемой помощью было, конечно, получение хорошего урожая.
Праздник Хансик упоминается и описывается во многих произведениях корейского фольклора и литературы. Так, в «Повести о Хынбу» (XVIII–XIX вв.) приводится фрагмент народной песни жанра тхарён, в котором говорится:
Печален и уныл конец зимы.
Но в Дни холодной пищи, в феврале,
Когда мы душу Цзе Цзытуя чтим,
Сойдет на горы дальние весна
И оживет сожженная трава.
Упоминание в песне и о Цзе Цзытуе, и о сожженной траве, как нам представляется, имеет двоякий смысл. С одной стороны, это намек на причину гибели Цзе Цзытуя в лесном пожаре. С другой — это вполне реальная картина роста и цветения молодой зелени, пробивающейся сквозь прошлогодние, засохшие травы на лугах в горах, описание тех крестьянских полей, на которых в дни новогодних праздников молодежь сжигала прошлогоднюю траву и сорняки.
В провинции Южная Хамгён, особенно в уездах Синчхон и Пукчхон, с давних времен среди женщин бытовал обычай отмечать День сбора дикого лука (Толлидэ). Дата этого праздника была переменной, так же, как и дата Праздника холодной пищи. Толлидэ праздновали на второй день праздника Хансик. В этот день девушки и женщины уходили в горы собирать дикий лук и лекарственные растения; радуясь своей маленькой свободе, они отмечали этот праздник песнями и плясками [Сон Чанук, 1956, с. 45].
Поскольку в День холодной пищи по традиции не разрешалось зажигать огонь, один из первых дней после его наступления был в прошлом посвящен Дню нового огня. В период средневековья в этот день ван раздавал чиновникам только что срезанные ветки ивы или вяза (так как они хорошо горят) для разведения нового огня. Чиновники на местах должны были раздавать такие ветки народу. В некоторых районах страны День нового огня считался днем начала пахотных работ.
Одним из самых красивых праздников весенней поры считался праздник 3-го дня 3-го месяца (Самджиль). В «Описании Кореи» мы читаем: «3-е число 3-го месяца, совпадающее с началом весны, корейцы празднуют очень весело, устраивая гулянья с угощениями и проч.» [Описание Кореи, 1900, ч. 1, с. 407].
Согласно «Самгук саги», 3-й день 3-го месяца широко отмечался уже в государстве Когурё [Чосон-ый минсок, 1986, с. 222–223].
Третий месяц в Корее — разгар весны, бурный расцвет природы. Цветут фруктовые деревья — персики, абрикосы; горы покрываются пестрым ковром цветущих трав и кустарников. Начало 3-го месяца считалось Праздником цветов. В это время в прошлом повсеместно взрослые и дети старались совершить прогулку в горы, чтобы полюбоваться цветами и прекрасными горными пейзажами. В специально выбранный день устраивали совместные трапезы на природе, и в веселье проводили целый день. Юноши срезали молодые побеги ивы, делали из них дудочки, играли на них, а другие распевали песни, прославляя весну:
Весна красна, весна полна веселых звуков.
Срезайте ветки, делайте дудочки!
Играй, играй, моя дуда!
Ла-ре, ла-ре, лала-ре!
В З-й день 3-го месяца мужчины пожилого и среднего возраста, собравшись группами, уходили на два-три дня в горы любоваться весенними пейзажами, собирать цветы и лечебные травы; особенно любили в это время собирать цветы чиндаллэ (рододендрон, тип багульника). Когда они возвращались в деревню, односельчане выходили их встречать с музыкой, угощали их куксу и сури [Ким Ильчхуль, 1958 (III), с. 35].
Народный музыкальный инструмент — ручной барабанчик (КНДР, 1971) [Личная коллекция Р.Ш. Джарылгасиновой]. Рисунок В.И. Агафонова.
Особенно радостно и весело отмечала этот праздник молодежь. Юноши и девушки уходили в горы, где собирали цветы азалии и в песнях прославляли ее красоту. Юноши из цветков и веток азалии делали подобие молота, который называли «цветочным молотом» [Korea, 1974, с. 246]. Девушки из зеленой травы мастерили куколок, изображавших невест. На куколок надевали красные юбочки (красная юбка — непременная деталь традиционного костюма невесты). Картину весенних развлечений молодежи прекрасно воссоздал поэт Хо Соккюн (XVIII — начало XIX в.):
Там, где расцвели уже цветы,
Юноши и девушки собрались.
Вешний ветер будит чувства в них,
Внемлют они чистым звукам песни.
И, наверно, будут развлекаться
До поры, пока взойдет луна!
Важно отметить, что в праздничных развлечениях 3-го дня 3-й луны принимали участие все поколения (дети, молодежь, старшие), чем утверждалась непрерывность жизни. Во многих местах в ходе общих праздничных гуляний молодежь совершала церемонии благодарения старших.
К этому празднику готовили и специальные угощения: в рисовые хлебы запекали цветок чиндаллэ; обязательными были блюда из молодой полыни (ссук), одуванчика (санпха) и дикого лука. Траву обдавали горячей водой и заправляли соевым соусом. В южных районах страны готовили напиток из сока лакового дерева, который, как полагали, способствовал укреплению здоровья, излечивая желудочные и кожные заболевания. Этот сок и в наши дни изготовляют в буддийских храмах Ёнджуса и Хваомса [Ha Tae Hung, 1972, с. 31]. В хлебы и лапшу добавляли цветы азалии и готовили «пирожное из азалий», а также «цветочную лапшу».
3-й день широко отмечали и как День возвращения с юга ласточек. Примечательно, что именно в 3-й день 3-го месяца начинаются чудесные превращения в судьбе младшего, доброго брата Хынбу («Повесть о Хынбу»), в свое время спасшего от гибели маленькую ласточку [Роза и Алый Лотос, 1974, с. 95–196].
В этот день девушки и молодые женщины сажали семена тыквы и по числу ростков гадали, сколько у них будет детей [Rockhill, 1891 (II), с. 186, 185].
В древности это был также День омовения, совершавшегося для того, чтобы смыть предстоящие беды. Среди женщин существовало суеверие: если в этот день вымыть волосы «чистой водой», то они будут длинными и волнистыми.
Существовал обычай предугадывать судьбу по цвету увиденной бабочки: белая бабочка в этот день предвещала несчастье, а желтая или оранжевая — счастье на весь год тому человеку, который ее увидит.
Этот день считался также Днем детей, или Днем мальчиков. Женщины в праздничных нарядах отправлялись к знаменитым горам и здесь, у священных деревьев и каменных куч, возносили молитвы Небу в честь рождения ребенка (как правило, сына). В провинции Северная Чхунчхон между 3-м числом 3-го месяца и 8-м чистом 4-го месяца бездетные женщины в сопровождении шаманки муданъ отправлялись к месту, прозванному Вудан (Коровья лужа), и возносили молитву Трем духам (Самсин) и драконам Востока и Запада. Считали, что Самсин — дух природы, покровительствующий детям. Этот сложный образ позднее стал восприниматься как воплощение трех мифических предков корейского народа: Хванина — деда, Хвануна — отца и Тангуна — «основателя». В прошлом студенты конфуцианских школ в этот день совершали экскурсии в горы [Korea, 1974, с. 246].
В 15-й день 3-го месяца устраивали традиционные соревнования по стрельбе из лука, в прошлом имевшие магическое значение: удачная охота как бы способствовала богатому урожаю и благополучию. Такие соревнования были известны в Корее с давних времен. В период позднего средневековья особенно многочисленными и торжественными они были в Сеуле. Там ежегодно устраивались большие состязания. Участники состязаний, вооруженные луком и стрелами, собирались в летнем павильоне, расположенном в живописном месте в горах, и разделялись на две партии. Выстроившись в ряд и натянув тетиву, по очереди пускали стрелы с железным наконечником в мишень, которая находилась далеко в долине. Мишень изготовлялась из дерева, окрашивалась в белый цвет, а в середине рисовался черный бычий глаз. Для таких состязаний изготовлялись луки длиной около трех футов с двойным изгибом.