микоси различных форм, а также исполнение танцев лебедей перед началом процессии.
На осенний сезон падает и один из самых популярных буддийских праздников японцев — Бон. Иногда его называют О-бон, добавляя вежливый префикс о. Бон — от Урабон-э, как называли праздник в старину. Японское слово урабон — видоизмененное от санскритского улламбана, что означало обряд поклонения душам предков; первоначально он касался только близких родственников, а затем и всех умерших. В Индии существовало поверье, что если усердно возносить молитвы душам усопших, поклоняться им, умиротворять их, то они не придут из мира мертвых за живыми. Этот обряд совершался обычно летом, так как именно в это жаркое время года возникали эпидемии и соответственно была высока смертность.
В Индии зародилась интересная легенда о происхождении данного обряда. Одному человеку захотелось узнать, как живет его мать в стране мертвых, и ему явилось видение в образе матери, страдающей от голода в загробном мире. Он приготовил для нее огромную чашу еды, но, как только мать приближалась к ней, чаша наполнялась огнем, и мать ничего не могла из нее взять. Преданный сын обратился за помощью к буддийскому священнику, который объяснил, что мать наказана за грехи, совершенные ею в земной жизни, и спасти ее может только милосердие Будды. Сын пригласил буддийских священников и в 15-й день 7-го месяца по лунному календарю отслужил богатую заупокойную службу, чем спас мать. Отсюда якобы и пошла традиция в этот день возносить молитвы душам умерших [Хигути Киёюки, 1978, с. 107–108].
В Японию буддизм проник в VI в. Первое упоминание об обряде относится к 606 г. Официально же считается, что обряд появился в 3-й год правления императрицы-регентши Саймё (в 657 г.). Ежегодным придворным праздником Бон стал с 15-го года эпохи Тэмпё, т. е. с 733 г. Но постепенно, по мере распространения буддизма среди японцев, он перестал быть лишь праздником аристократов, а стал популярен и среди других слоев населения [Нихон фудзоку, 1979, с. 48].
Еще до прихода буддизма в Японии существовал обычай молиться о душах предков круглый год. Это было связано с тем, что души умерших становились богами — ками, а богам поклонялись весь год. Исстари существовал ритуал — молитва на могильных курганах, а позже на этих курганах стали возводить синтоистские храмы и кумирни. Например, в окрестностях Киото, на месте трех могильных курганов на горе Инари, был воздвигнут храм Инари-дзиндзя, в котором молились Богу риса. Со временем поминальные службы стали проводиться и в других храмах.
С почитанием душ ушедших в Японии было связано много праздников и обрядов. Это и Новый год, и Хиган, весенний и осенний. Кроме того, считали, что в дни, когда лето сменялось осенью, обращение с молитвой к душам умерших защищало уже созревающий урожай от различных стихийных бедствий.
Со временем этот древний осенний праздник почитания душ предков оброс богатой буддийской обрядностью.
Японская обрядность праздника Бон связана с тем, что японцы в старину имели как бы два места посмертного упокоения — «телесное» и «духовное», хотя в прямом смысле слова так называемой телесной могилы в далеком прошлом даже могло и не быть. Существовал обычай уносить умерших в горы и далеко в долины и там оставлять их. Это были «горные могилы», или «могилы брошенных» (яма-хака, или сутэхака; яма — «гора», хака — «могила», сутэ — «бросать»). Эти места назывались «долины ада», даже если они были и не в долинах, а в горах. Например, одна такая долина находилась к востоку от Нары, в Киото — на юг от храма Киёмидзу и называлась Торибэно, а в горном районе Сага, в окрестностях Киото, такое же место было известно под названием Адасино [Хигути Киёюки, 1978, с. 110].
Кодекс «Тайхорё» еще в начале VII в. упорядочил обряд захоронений. Согласно кодексу, все население было разделено на категории и лишь лица определенного ранга имели право иметь могилу, как таковую; трупы простых людей бросали в горах. Кладбища для высокопоставленных лиц были на территории буддийских храмов, где ставились также каменные фонари. Это было связано и с тем, что в 40-х — начале 60-х годов VII в. специальными указами запрещалось сооружение курганов и вводилось новое буддийское правило погребения — трупосожжение [Иофан, 1974, с. 95]. До этого в течение ряда веков знатных людей хоронили под огромными курганами.
Что касается так называемых духовных могил (орогами-хака, от орогаму — «молиться»), то они вначале представляли собой либо столб из цельного дерева, либо каменный фонарь, которые ставили во дворе каждого дома. Постепенно духовные могилы со двора перекочевали внутрь дома в виде поминальных табличек (ихай), которые по форме напоминали надмогильную стелу. Эти таблички считались священной реликвией, поэтому во время пожара или других стихийных бедствий, когда люди спешно покидали жилища, они брали с собой ихай: было бы ужасно, если бы сгорело то «обиталище» духа умершего, куда он «нисходит», чтобы получить знаки внимания от близких.
Поскольку дух умершего первоначально считался обитающим в горной долине, где находились и останки его тела, то в праздник Бон сначала шли молиться в горы, чтобы пригласить к себе души умерших. В горах, около могил сутэхака, зажигали курительные палочки, а огонь от них приносили домой и им у входа зажигали так называемый факел встречи душ предков. Факел представлял собой фитилек из кусочка льняной ткани. Считалось, что вместе с огнем в дом входили души ушедших. Слово «огонь» звучит как часть слова «душа» (хи — «огонь», тамасихи — «душа»).
В середине XX в. Бон постепенно утратил свое сугубо религиозное значение и, как многие другие праздники, стал более светским. Бон отмечался в течение нескольких дней: в одних районах Японии — в середине 7-го месяца, в других — в середине 8-го месяца, что было первоначально обусловлено большей или меньшей сезонной занятостью населения.
Хотя Бон — день поминовения ушедших, отмечался он всегда весело, красочно и шумно. Согласно поверьям, в эти дни души умерших посещают свои дома и семьи во многих поколениях, как бы «воссоединяются». Считалось, что в день Бон семью посещают семь поколений предков.
С этим праздником связано много обрядов, церемоний и ритуалов. Детали его проведения разнились в зависимости от места, но общие черты были везде одинаковы.
Бон пользовался большой популярностью среди населения. В период Токугава (1603–1867) для укрепления семейных уз (иэ), основной ячейки общества, а в целом для укрепления всей его иерархии подмастерьям на фабриках, служанкам в домах и магазинах в день Урабон разрешалось, так же, как и в праздник Ябуири (единственный отпускной день для прислуги и подмастерьев, 15-й день 1-го месяца), возвращаться к родителям. Несмотря на то, что правительство Мэйдзи (1868–1911) отменило этот праздник как выходной день, он продолжал оставаться, по словам Янагида Кунио, «наиболее важным ежегодным праздником после новогодних торжеств» [Yanagida, 1957, с. 271].
Накануне Бон повсеместно устраивались специальные ярмарки — бон-ити («рынок праздника Бон») или куса-ити («травяной рынок»), где можно было купить все, что необходимо для соблюдения ритуала праздника: украшения для дома и кладбищ, специальную еду.
В первую очередь люди посещали кладбища и приводили в порядок могилы, украшая их ветками священных по синтоистской религии деревьев сакаки и коямаки (зонтичная сосна); эти деревья произрастают всюду в Японии. На могилы клали также хлебцы или лепешки из риса — моти, фрукты и курительные палочки.
Большая подготовка к празднику проводилась и в домах. Комнаты тщательно убирали. В главной комнате перед домашним буддийским алтарем (буцудан) расстилали небольшую циновку (макомо), сплетенную из сухого тростника; на нее клали поминальные таблички ихай с именами умерших. Считалось, что каждая дощечка как бы оживала со времени возвращения души. Вокруг ставили украшения; все это место огораживали миниатюрной загородочкой.
Для душ умерших ставили также специальную еду. Это было связано с легендой о верном сыне, который спас мать от голодной смерти в загробном мире. Обычно клали те кушанья, которые любили покойные. Это мог быть картофель с кунжутным семенем или моти, баклажаны, арбузы, тыква, сладости, фрукты, т. е., как говорили в старину, «100 сортов пищи и 5 сортов плодов». В последний день Бон готовили так называемые прощальные клецки — данго, которые должны были поддержать силы духов перед возвращением в загробный мир. Специальные угощения готовили для гостей и друзей. Вместе с буддизмом в Японию пришел и ряд ограничений в отношении еды. Поэтому в этот синто-буддийский праздник многие не ели мяса и рыбы и вообще старались есть мало.
Интересное описание празднования Бон в конце XIX в. оставил немецкий писатель Э. Гессе-Вартег. Он был, в частности, свидетелем обряда посещения семейных могил. Эти могилы занимали довольно большую территорию, так что сюда можно было прийти с друзьями. «В этой жизнерадостной толпе, — писал Гессе-Вартег, — незаметно было ни благоговения, ни страха к этому месту упокоения ближних. Смеясь и весело болтая, бродили они там, заменяя кое-где увядшие цветы свежими, привязывали пестрые фонарики к шестам или ставили масляные лампочки на надгробные плиты» [Гессе-Вартег, 1904, с. 190].
Неотъемлемой частью обрядности Бон являлось множество фонарей. Иногда Бон называли также Праздником фонарей. Последние бывали различной формы. Особенно изящны и красивы те, которые были сделаны специально для этого праздника. Но всегда эти фонари изготавливались из белой бумаги, белой же бумагой прикрывали и отверстия каменных фонарей, установленных на подступах в храмы.
В ночь с 13-го на 14-й день 7-го месяца, т. е. в ночь полнолуния, собирались все члены семьи и с зажженными фонарями, которые были призваны «осветить» душам умерших путь в дома, где они когда-то жили, шли на кладбища. Другие фонари оставляли зажженными на могилах. Они отбрасывали таинственный свет, в отблесках которого плыли облачка курений. В сельских местностях, особенно в горных районах, на кладбища шли с березовыми факелами. Фонари горели и перед входом в дома, как бы приветствуя пришедшие души. Улицы и парки больших городов украшались гирляндами разнообразных фонарей. Глава дома зажигал огонь перед поминальными табличками и обращался к душам так, как если бы это были живые люди. Это обилие фонарей Гессе-Вартег запечатлел в следующих словах: «Как только смеркалось, все кладбища, так же, как и улицы и дома, осветились яркими, разноцветными огнями, сначала слабо, а потом сильнее и сильнее. Сотни тысяч бумажных фонарей горели вдоль домов… К этому присоединились еще фонари гуляющей по улицам публики и те, которые были прикреплены по обеим сторонам бесшумно двигающихся ручных тележек» [