Хигути Киёюки, 1978, с. 140].
Наибольшее значение праздник имел для девочек семи лет, так как в этот день им впервые надевали жесткий оби (пояс от кимоно), завязанный шнурами. Обряд назывался «перемена пояса» (обитоки). Это был символ повзросления, поскольку в первый раз в жизни девочка одевалась, как взрослая женщина. Яркие, красочные кимоно, туго охваченные оби, делали девочек похожими на парящих в воздухе бабочек. Иногда этим маленьким женщинам даже подкрашивали губы и румянили щеки. Весело звучали колокольчики их парадных гэта.
Испокон веку родители заботились с том, чтобы сделать праздник запоминающимся в жизни ребенка. Дома для детей и их друзей устраивались веселые вечера, с песнями, танцами, угощениями. Виновника торжества одаривали подарками — чаще всего недорогими, но памятными вещичками. Повсюду на улицах, особенно на территории храмов, царило праздничное настроение. Специально для детей продавали мелкие игрушки, воздушные шары, различные сувениры, но самое главное, конечно, амэ. Дети очень любили это лакомство, упакованное в длинные, белые, красиво разукрашенные коробки или пакеты. И родителя и дети угощали им всех близких, так как считалось, что такое угощение в день праздника принесет ребенку счастье. Продавались также сладкие палочки в белую полоску, их можно было легко разломить на части и угостить друг друга.
У японцев, как и у других народов Восточной Азии, новогодние празднества занимали важнейшее место среди календарных обычаев и обрядов.
С ними самым тесным образом было связано и много других праздников начала года как истока нового жизненного и трудового цикла. Ведь Новый год — начало года, и с первых его дней надо было создать фундамент будущего благополучия.
Вот почему большинство обрядов и обычаев было связано с надеждами людей обеспечить себе благополучный, счастливый, удачный год.
В новогодние празднества входили сельскохозяйственная обрядность, праздники, связанные с отражением культа природы: любование первым цветком в году — сливой, разнообразные снежные праздники. И заканчивался этот комплекс, как и весь зимний сезон, Праздником пробуждения природы (Сэцубун), означавшим конец зимы и приход весны.
По-японски Новый год называется Сёгацу. В буквальном переводе это означает «истинный месяц», а по смыслу — «первый месяц», начало года. Это понятие китаизированное и подчеркивает, что все начинается с первого месяца. Японцы воспринимали Сёгацу неоднозначно. Когда вся жизнь была связана с земледельческим трудом, словом «Сёгацу» обозначалось начало нового сельскохозяйственного цикла для каждой данной культуры.
Понятие сёгацу распространялось не только на календарные даты, но и на начало какого-нибудь дела. При этом подразумевалось, что предыдущий деловой цикл окончился успешно и был отмечен соответствующим торжеством, отсюда, видимо, и родилась японская оговорка «сёгацу и мацури вместе пришли».
В разделе о календаре было уже упомянуто несколько названий для первого месяца нового года — муцуки, сингёку-но тоси, сорёгацу. Но кроме них имелось еще много различных названий. В большинство из них входило слово «весна», так как именно весна, пробуждение природы и представляли собой начало нового года. Это были, например, такие названия: риссюн — «начало весны», сингацу — «новый месяц», мосюн — «первый весенний месяц», сёхару гацу — «месяц начала весны», синсюн — «новая весна». Обычай называть новый год синсюн сохранился и по сей день.
Все же остальные названия остались в прошлом.
Имелось у японцев и специальное название для 1-го дня Нового года — гандзицу («день начала»). Это тоже китаизированное понятие, означавшее «возрождение» или «отправление в новый путь», его можно было еще перевести и «если сбился с дороги, то лучше начать сначала» [Хигути Киёюки, 1978, с. 25].
Здесь, возможно, заложен такой смысл: «если прошлый год был не очень удачным, то надо все начать сначала в наступающем году».
Китайский лунный календарь принес еще одно понятие для обозначения Нового года и соответственно 1-го дня Нового года — Большой Новый год (О-сёгацу). По времени он совпадал с появлением новой луны в 1-м месяце нового года и имел отношение к древним японским сёгацу. Более того, по старому календарю японцев, 1-м днем 1-го месяца считался не день новой луны, а день полнолуния. Как полагает Хага Хидэо, древние японцы предпочитали проводить свои праздники в ясные лунные ночи, а не в темноте, когда на небе лишь нарождалась узкая полоска серпа луны [Хага Хидэо, 1965, с. 127–128]. После появления О-сёгацу день полнолуния получил название Косёгацу, или Малый Новый год.
Утро 1-го дня Нового года тоже имело свое собственное название — гантан, или гантё (ган — «начало», «исток», тан, или тё, — «утро»).
Кроме Большого и Малого в Японии существовали и другие «Новые года». Например, был так называемый Новый год 7-го дня (Нанока сёгацу). Согласно древним китайским верованиям, каждому дню недели соответствовало какое-либо живое существо. Первому дню недели — курица, второму — собака, третьему — кабан, четвертому — овца, пятому — корова, шестому — лошадь, а человеку достался седьмой день. Этот день назывался День человека (Дзиндзицу) (кстати сказать, в старину это был один из наиболее популярных традиционных праздников, а в период позднего феодализма даже был нерабочим днем).
Малый Новый год, в свою очередь, имел различные названия в зависимости от района страны. Например, на о-ве Кюсю он назывался Новый год моти (Моти сёгацу), в провинции Ното — Молодой Новый год (Бака сёгацу), в Хида — Второй Новый год (Ни бан сёгацу), на севере Сайтама-Цветочный Новый год (Хана сёгацу), поскольку, как уже говорилось, Новый год совпадал с началом весны, в районе Киото-Осака его называли Женский Новый год (Дзё сёгацу). Последнее название объяснялось тем, что в Новый год у женщин было много хлопот и они были не прочь его отсрочить [Нихон-но нэндзю гёдзи, 1980, с. 17].
Имелся также Новый год 20-го дня (Хацука сёгацу), который означал, что все торжества уже закончились. В районе Осака-Киото его называли Новым годом костей (Хонэ сёгацу). Дело в том, что на Новый год в этой местности в ритуальную пищу входила рыба-желтохвост. Кости от нее в 20-й день клали в барду сакэ, добавляли съедобный лопух и редьку, варили и ели. Поскольку эта рыбка по мере роста обозначается разными названиями, то она стала приметой благополучия. В префектуре Исикава 20-й день называли Нищенский Новый год (Кодзики сёгацу), в районе Киото — Толокняный Новый год (Хаттай сёгацу), в районе Тюгоку — Злаковый Новый год (Муги сёгацу) или Новый год тороро (Тороро сёгацу, тороро — подливка из тертого ямса с приправами). Все эти названия были связаны с тем, что к 20-му дню, последнему дню общения с Духом года, все деликатесы уже были съедены и оставалась только простая пища. Точно также об окончании новогодних торжеств говорили и названия Хацука сёгацу в районе Тохоку. Здесь они связывались со снятием новогодних украшений, например, данго сёгацу (т. е. речь шла о том, что данго уже пора снять и съесть) или маюдамакаки (что означало «снимать маюдама»). Данго и маюдама — съедобные новогодние украшения из риса [Нихон-но нэндзю гёдзи, 1980, с. 21].
В конце XIX — начале XX в. новогодние празднества японцев стали немыслимы без Рождества.
На исходе года все, от мала до велика, спешили, суетились, чтобы успеть сделать все необходимые приготовления к приходу Нового года. А ведь сделать надо было немало: убрать жилище, купить новую одежду и домашнюю утварь, приобрести заранее продукты для новогодних блюд, подготовить подарки для родственников, близких друзей и нужных людей, запастись украшениями для каждого дома и другими ритуальными предметами.
Предпраздничная суета начиналась с предновогодних базаров. Такие базары в прошлые века устраивались для покупки необходимых украшений, одежды и еды на праздничные дни, а также для веселого времяпрепровождения.
Предвестниками новогодних ярмарок были Базары птиц (Тори-но ити), существовавшие с середины XVIII в. Они устраивались начиная с 10-го месяца.
Среди новогодних аксессуаров на этих ярмарках наибольшей популярностью пользовались грабли (кумадэ) — амулет на счастье: подобно тому как человек загребает зерновые во время сельскохозяйственных работ граблями, так он будет в новом году; сгребать и счастье. Грабли делались из бамбука и представляли собой две палки в форме буквы Т, но еще с одной поперечной планкой меньшего размера, от которой веером расходились тонкие пластинки с загнутыми концами. Размеры кумадэ колебались от 1,5 м до 10 см. Иногда грабли были украшены очень богато. В их орнамент входили различные символы благополучия и долголетия: золотые монеты, фигурки семи богов удачи, журавлики и т. д. В зависимости от украшений цена граблей колебалась [Токё-но ити, 1982, с. 36–37; Нихон микдзоку, 1979, с. 251].
Особой популярностью в конце IX — начале XX в. пользовались такие предновогодние ярмарки, как Ярмарка года (Тоси-но ити), или, как ее еще называли, Ярмарка всякой всячины (Нания-кая ури), которая устраивалась в Токио, в районе Асакуса, около храма богини Каннон (подробно см. [Календарные обычаи, 1985, с. 140–143]). Она вела свою историю с эпохи Эдо или Токугава и проводилась в течение нескольких дней во второй половине 11-го месяца.
Широко известна была ярмарка в районе Сэтагая (Токио), которая повторялась и в 12-м месяце, она насчитывала 400-летнюю историю. Первоначально это было торговое место для двадцати деревень, расположенных на территории нынешнего района Сэтагая. Их жители продавали там ненужные им вещи, с тем чтобы на вырученные деньги закупить все необходимое для встречи Нового года, т. е. происходил своеобразный обмен. Тогда эта ярмарка называлась также Веселой благодаря царившему на ней оживлению. С конца XIX в. ярмарка несколько видоизменила свое назначение. Здесь стали продавать не столько товары для Нового года, сколько необходимые для земледелия атрибуты — саженцы, рассаду и др.; иногда эту ярмарку называли Выставка-продажа саженцев [Нихон-но нэндзю гёдзи, 1980, с. 285].